МЫСЛИ СПИНОЗЫ

 

ГЛАВА 1

О боге

§ 1

Хотя всем людям важно знать истину, однако очень немногие пользуются этим преимуществом: одни не способны постичь ее сами, другие не хотят сделать для этого усилия. Поэтому не нужно удивляться, если мир полон пустых и смешных мнений, их распространению способствует лишь невежество; в нем — единственный источник ложных понятий о божестве, душе, духах и обо всем прочем, составляющем религию. Привычка утвердилась, люди обыкновенно довольствуются детскими предрассудками в отношении самых важных вещей, полагаясь на заинтересованных лиц, а те взяли себе за правило упорно поддерживать вошедшие в обиход взгляды и не смеют их опровергать, боясь погубить самих себя.

§ 2

Зло оказывается неизлечимым, потому что заинтересованные люди, которые ввели ложные понятия о боге, сделали все, чтобы заставить народ принять их, не позволяя, однако, ему обсуждать их; наоборот, народу внушают отвращение к философам, или истинным ученым, из боязни, что народ, уяснив истину, поймет, в каких заблуждениях он погряз. Обман настолько удался сторонникам этих нелепостей, что с ними опасно бороться. Этим обманщикам слишком важно, чтобы народ пребывал в невежестве и терпел обман. Так вот и противятся раскрытию истины из страха оказаться жертвой неистовой злобы лжеученых или людей с низменной и корыстной душой.

§ 3

Если бы народ мог понять, в какую бездну низвергает его невежество, он тотчас же сбросил бы ярмо своих недостойных вождей, ибо невозможно, чтобы пробудившийся разум не открыл истину.

Обманщики хорошо поняли это, и, для того чтобы помешать переменам к лучшему, к которым неизбежно привела бы истина, они постарались изобразить ее нам как чудовище, неспособное внушить ни одного доброго чувства; и хотя в общем они хулят неразумных, но сами они были бы очень разгневаны, если бы истина была услышана. Отсюда явствует, что эти заклятые враги здравого смысла беспрестанно впадают в противоречия; и трудно уразуметь, чего они добиваются. Если правда, что здравый ум — единственный свет, которому человек должен следовать, и если народ не в такой степени не способен рассуждать, как его пытаются убедить, то нужно, чтобы те, кто стремится просветить его, прежде всего старались исправить его ложные понятия и уничтожить его предрассудки; тогда все увидят, как с глаз его мало-помалу спадает завеса, а его разум постигает ту истину, что бог вовсе не таков, каким его обычно представляют.

§ 4*

Чтобы прийти к такому выводу, нет нужды ни в возвышенных умозрениях, ни в глубоком проникновении в тайны природы. Достаточно лишь немного здравого смысла, чтобы стало ясно, что бог не может ни гневаться, ни завидовать, что справедливость и милосердие, обычно ему приписываемые, — это вымысел, а то, чему учат пророки и апостолы, также не дает нам представления о его природе и сущности.

В самом деле, если говорить без притворства и представлять вещи в их истинном виде, то разве не придется согласиться, что эти наставники не были ни искуснее, ни образованнее остальных людей; более того, о боге они толкуют так грубо, что нужно быть последним простаком, чтобы им верить. Но, хотя все это и само по себе достаточно очевидно, мы сделаем это еще яснее, рассмотрев вопрос, есть ли хоть какая-нибудь вероятность того, что пророки и апостолы отличались в чем-нибудь от остальных людей.

* § 4 и 5 гл. I, направленные против религиозных представлений о боге, а также против пророчеств 71 пророков, основаны на гл. I — II «Богословско-политического трактата» (см.Спиноза, II, 17—38). Прим. изд.

§ 5

Все сходятся на том, что по рождению и в обычной жизни пророки ничем не отличались от прочих людей: все были зачаты мужчинами, рождены женщинами и жили так же, как и мы. Что же касается ума, то людям угодно, чтобы бог наделил им этих пророков больше, чем остальных, чтобы он общался с ними особым образом; и в это так простодушно верят, как будто бы это было доказано; не принимая во внимание, что все люди друг на друга похожи, что происхождение у всех одно и то же, нам твердят, будто это были люди необыкновенного склада, будто они были избраны божеством, дабы возвестить его волю. Но если они не были умнее обыкновенных людей, если разум их не был совершеннее, то что же заставляет нас так высоко ценить их? Большая часть из того, что они говорят, так невразумительна, что ничего нельзя понять; [их мысли] выражены так плохо, что легко заметить, что они и сами себя не понимали, будучи лишь невежественными обманщиками. Поверили же им потому, что они смело говорили, будто бы услышали прямо от бога то, что возвещали народу; но это нелепо и смешно — они же сами признавались, что бог говорил с ними лишь во сне. Для человека нет ничего естественнее сна; поэтому нужно совсем потерять стыд, быть пустым и глупым, чтобы говорить, будто бог говорил с тобой таким путем; и нужно быть очень доверчивым и не соображать ничего, чтобы принимать сны за божественное откровение. Но допустим на минуту, что бог кому-нибудь открылся во сне, в видении или иным подобным образом; так ведь никто не обязан верить на слово человеку, который может ошибаться или даже лгать. Разве мы не видим, что во времена Ветхого завета пророки не пользовались таким уважением, как в наши дни? Если они надоедали своей болтовней, которая часто имела целью только посеять возмущение и отвратить народ от повиновения владыкам, то их разными наказаниями заставляли замолчать: сам Иисус Христос не избежал кары, которой он заслужил; у него не было, как у Моисея, войска, чтобы защищать свое учение*. Прибавьте к этому, что пророки так привыкли друг другу противоречить, что среди четырехсот не оказалось ни одного истинного **. Известно, кроме того, что целью их пророчеств, равно как и целью наиболее знаменитых законодателей, было увековечение своего имени путем внушения народу веры в свою близость к богу. Самые искусные политики всегда прибегали к этому средству, хотя эта хитрость не всегда удавалась тем, кто не имел силы обеспечить свою безопасность, как это сделал Моисей.

* Моисей приказал умертвить сразу 24 тысячи человек за противодействие его закону.
** В I кн. Царств (XXII, 6) написано, что царь израильский Ахав советовался с 400 пророками, но впоследствии все их предсказания оказались ложными.

§ 6*

После этого вникнем немного в те понятия, какие пророки имели о боге. Если им следует в этом верить, то бог — существо чисто телесное: Михей видит его сидящим, Даниил — в виде старца, одетого в белое, Иезекииль — в виде огня; все это в Ветхом завете. Что касается Нового завета, то ученики Иисуса Христа воображали, будто он являлся им в виде голубя; апостолы — в виде огненных языков, наконец, апостолу Павлу он явился как яркий, ослепляющий свет. Что касается противоречий в их мнениях, то Самуил верил, что бог никогда не раскаивается в своих решениях*; Иеремия, наоборот, учит нас, что бог раскаивается в принятых им решениях**; Иоиль учит, что бог раскаивается только тогда, когда причиняет людям зло ***; Иеремия же говорит, что бог в этом вовсе не раскаивается. Книга Бытия **** учит, что человек — господин греха и что только от него самого зависит делать добро, тогда как апостол Павел ***** уверяет, что люди без помощи особой благодати божией не имеют никакой власти над своими вожделениями.

* XV, 2, 9
** XVIII, 10
*** IV, 7
**** Римл., XV, 10

§ 6 — о противоречивых свидетельствах пророков и апостолов в книгах Ветхого и Нового завета — близок по содержанию к гл. II «Богословско-политического трактата» (ср. Спиноза, II, 31, 45—46; см. также Гоббс, 2, 407). Прим. изд.

Таковы ложные и противоречивые идеи о боге, которые нам внушают эти люди, будто бы вдохновенные свыше, и они хотят, чтобы мы верили им, совершенно не вдумываясь в то, что идеи эти представляют нам божество существом чувственным, материальным и подверженным всем человеческим страстям. Однако вслед за этим нам тут же говорят, что бог не имеет ничего общего с материей и что он — существо, непостижимое для нас. Я очень хотел бы знать, как все это можно согласовать друг с другом, следует ли верить вещам, противоречивость которых так очевидна и которые так глупо выглядят, и можно ли настолько полагаться на свидетельства этих грубых людей, чтобы без всяких возражений принять на веру слова Моисея, будто некий телец был их богом! Но не будем останавливаться на фантазиях народа, воспитанного в рабстве и невежестве; скажем только, что невежество породило веру во всяческий обман и заблуждения, царящие среди нас и доныне.

ГЛАВА II

О причинах, побудивших людей
выдумать невидимое существо,
обычно называемое богом

§ 1

Те, кто не знают, в чем состоят физические причины явлений, испытывают естественный страх *, происходящий от беспокойства и сомнения, среди которых они живут и думают, что есть существо или сила, могущая им вредить или охранять их. Отсюда-то и является у них склонность выдумывать невидимые причины, которые суть только призраки воображения, к которым взывают во время бедствий и которые восхваляют в случае удачи. В конце концов из них делают богов, и этот химерический страх перед невидимыми силами и есть источник религии, которую каждый себе создает на свой лад.

* Лукреций. О природе вещей, кн. VI, ст. 49 и сл.

§ 1 гл. II восходит к гл. XII «Левиафана» (ср. Гоббс. 2, стр.134). Прим. изд.

Те, кому было важно, чтобы народ сдерживали и останавливали подобным вымыслом, поддержали это зерно религии, сделали из него закон и наконец заставили народы из страха перед будущим слепо себе повиноваться.

§ 2
Определив источник происхождения богов, люди стали думать, что они похожи на них и что боги создали все вещи, как и их самих, ради какой-нибудь цели. Так, говорят и единодушно верят, будто бог создал все только для человека и равным образом будто человек создан только для бога. Это общий предрассудок, и когда размышляют о влиянии, которое он должен необходимо оказывать на нравы и мнения людей, то становится очевидно, что именно это и было причиной образования ложных идей о благе и зле, о достойном и недостойном, о похвале и хуле, порядке и беспорядке, о красоте и безобразии и прочих подобных вещах.

§ 2—9 гл. II — о причинах появления и сохранения суеверий — почти дословно совпадают с «Прибавлением» к теореме 36 гл.1 «Этики» (ср. Спиноза, I, 395—400). Прим. изд.

§ 3

Всякий должен согласиться, что все люди рождаются в глубоком неведении и что им свойственно искать только то, что им полезно и выгодно; из этого следует вот что.
1) Полагают, будто достаточно быть свободным в своих мыслях, чтобы можно было желать и стремиться, не заботясь о причинах, располагающих к желанию и стремлению, потому что они неизвестны. 2) Так как люди действуют только ради какой-нибудь цели, которую они предпочитают всякой другой, то они имеют в виду только познание конечных причин своих действий и воображают, что после этого у них не останется никакого повода для сомнений, а так как они в себе и вокруг себя находят много средств для достижения того, что им нужно, как, например, глаза, чтобы видеть, уши, чтобы слышать, солнце, чтобы светить, и т. д., то отсюда они заключают, будто в природе нет ничего, что не служило бы им и чем они не могли бы располагать и пользоваться; но так как они знают, что не они создали все эти вещи, то они сочли себя вправе вообразить высшее существо — творца всего; словом, они подумали, что все существующее сотворено одним или многими божествами.

Но с другой стороны, так как люди решили, что природа богов им неизвестна, а судили они о них по себе, воображая, что боги подвержены тем же страстям, и так как наклонности людей весьма различны, то каждый воздавал своему божеству почести по своему усмотрению в надежде привлечь его благоволение и заставить служить всю природу своим собственным желаниям.

§ 4

Именно так предрассудки превратились в суеверия; они пустили такие глубокие корни, что самые невежественные люди вообразили, будто они способны проникнуть в конечные причины, как будто бы они полностью познали их. Так, вместо того чтобы показать, что природа ничего не делает напрасно, они вообразили, что бог и природа мыслят подобно людям. Познав на опыте, что бесконечное множество бедствий, как-то: бури, землетрясения, болезни, голод, жажда и т. д., нарушает спокойствие жизни, люди приписали все эти беды небесному гневу, вообразив, что бог разгневался за грехи на людей, которые не могли ни выбросить из головы подобный вымысел, ни перестать заблуждаться, хотя ежедневные примеры доказывают нам, что благо и зло во все времена одинаково выпадало на долю добрых и злых людей. Это заблуждение произошло оттого, что людям гораздо легче жить в их естественном невежестве, чем отделаться от многовекового предрассудка и сказать что-то правдоподобное.

§ 5

Этот предрассудок привел людей к другому — к вере в то, что пути господни неисповедимы и поэтому познание истины превыше человеческого ума; в этом заблуждении люди жили бы и доныне, если бы математика, физика и некоторые другие науки не опровергли его.

§ 6

Не нужно долгих рассуждений, чтобы показать, что природа не ставит себе никаких целей и что все конечные причины — это только человеческий вымысел. Достаточно доказать, что это учение лишает бога тех совершенств, которые ему приписываются. И это мы сейчас покажем.

Если бог действует ради какой-нибудь цели, будь то его собственная или какая-то иная, он желает того, чего не имеет, и нужно допустить, что было время, когда бог, не обладая предметом, ради которого он действует, пожелал его иметь; но это значит сделать бога немощным. Но чтобы не упустить ничего из того, что может подкрепить доводы тех, кто придерживается противоположного мнения, предположим, например, что камень, сорвавшись с кровли, падает на человека и убивает его; это значит, говорят наши невежды, что упомянутый камень был сброшен с намерением убить данного человека, ибо это могло случиться только потому, что так было угодно богу. Если им на это отвечают, что ветер был причиной падения камня в тот момент, когда шел этот несчастный, то они сначала спросят, почему он шел именно в тот момент, когда ветер сорвал упомянутый камень. Скажите им, что он шел обедать к одному из друзей, пригласивших его, тогда они захотят узнать, почему этот друг заранее пригласил его именно в это время, а не в другое; они вам зададут таким же образом бесконечное количество странных вопросов, чтобы, переходя от одной причины к другой, заставить вас признать, что только воля божья, прибежище невежд, была первой причиной падения этого камня. Подобным же образом, когда они рассматривают строение человеческого тела, они приходят в восхищение и от этого; не зная причин явлений, кажущихся им столь чудесными, они приходят к выводу, что это явление сверхъестественное, и причины, нам известные, не могут иметь к нему никакого отношения. Отсюда и получается, что тот, кто хочет основательно исследовать результаты творения и в качестве истинного ученого вникнуть в их естественные причины, не порабощаясь предрассудками, созданными невежеством, считается нечестивцем или скорее оказывается ославленным по злобе тех, кого толпа признает за истолкователей божественной природы: эти продажные души прекрасно знают, что невежество, которое держит народ в изумлении, и есть именно то, что позволяет им существовать и сохранять свое влияние.

§ 7

После того как люди, набравшись смешных мнений, решили, будто все, что они видят, было создано ради них, они стали смотреть на все с точки зрения религии и оценивать вещи по той выгоде, которую из них извлекают. Отсюда-то и образовались понятия, которыми люди пользуются, чтобы объяснить себе природу вещей и судить о добре и зле, порядке и беспорядке, тепле и холоде, красоте и безобразии и т. д., которые на самом деле совсем не таковы, как они их себе представляют; создавая себе произвольные понятия, люди обольщались мыслью о свободе, считая себя вправе определять, что такое хвала и хула, добро и зло; добром они назвали то, что служило им на пользу и что относилось к божественному почитанию, злом же, напротив, то, что не соответствует ни тому, ни другому; а так как невежды не способны судить ни о чем и имеют понятия о вещах только при посредстве воображения, принимаемого ими за суждение, то они говорят нам, что о природе ничего не известно, и создают в ней [при помощи воображения] особый порядок. Наконец, они думают, что вещи хорошо или дурно устроены, смотря по тому, насколько легко или трудно их себе вообразить, когда чувства их представляют; а так как люди охотно останавливаются на том, что меньше утомляет их мозг, то они с полным основанием убеждают себя в том, что предпочли порядок беспорядку, как будто порядок есть что-то иное, чем действие чистого человеческого воображения. Поэтому говорить, будто бог создал все в определенном порядке, — значит утверждать, что в угоду человеческому воображению он создал мир так, что тот легко может быть понят при помощи воображения или, что в сущности то же самое, что с достоверностью известны все отношения и цели всего существующего; но это утверждение слишком нелепо, чтобы стоило всерьез опровергать его.

§ 8

Что же касается других понятий, то это чистые проявления того же воображения, в них нет ничего реального, это только различные действия или формы, присущие этой способности: когда, например, движения, которые предметы вызывают в нервах, посредством глаз доставляют приятное ощущение, то говорят, что предметы эти красивы. Запахи хороши или дурны, вкус сладок или горек, прикосновение грубо или нежно, звуки резки или нежны, смотря но тому, как запах, вкус и звук воздействуют на [органы чувств] или проникают в них — грубо или мягко. В соответствии с такими идеями и находятся люди, полагающие, что богу угодны песнопения, в то время как другие полагают, что движения небесных светил доказывают гармоническое согласие; все это ясно свидетельствует, что каждый внушает себе, что вещи таковы, как он себе их представляет, или что мир есть чистое воображение. И нет ничего удивительного, если не найдешь и двух людей одинакового образа мыслей и что находятся такие, которые считают за честь во всем сомневаться; ибо хотя у всех людей строение тел одинаково и они похожи друг на друга во многом, тем не менее они во многом различны, и поэтому то, что одним кажется хорошо, для других плохо, что нравится этому — не нравится тому. Отсюда легко сделать вывод, что суждения различны только потому, что различны организации и условия жизни, что рассудок в них мало участвует и что, наконец, понятия о вещах в мире обусловлены только действием воображения.

§ 9

Итак, очевидно, что все доводы, которыми большинство людей привыкло пользоваться, желая объяснить природу, суть только проявления воображения, не доказывающие ничего, на что они претендуют; этим идеям дают названия, точно они существуют где-нибудь, кроме мозга предубежденных людей; их следовало бы называть не существами, а чистыми призраками. Что касается аргументов, основанных на этих понятиях, то нет ничего легче, чем отбросить их.
Вот пример.

Если бы было верно, говорят нам, что Вселенная с необходимостью вытекает из божественной природы, то откуда же тогда недостатки и несовершенства, которые мы в ней замечаем? Это возражение опровергается без всякого труда. Нельзя судить о совершенстве или несовершенстве бытия, не зная его сущности и природы; и было бы странным преувеличением полагать, что какая-либо вещь более или менее совершенна, смотря по тому, нравится она или не нравится [нам], полезна она или вредна для человеческой природы. Чтобы закрыть рот тем, кто спрашивает, почему же бог не сотворил всех людей добрыми и счастливыми, достаточно сказать, что все необходимо в том виде, как оно есть, и что в природе нет ничего несовершенного, ибо все вытекает из необходимости вещей.

§ 10

Если после всего сказанного спросят, что такое бог, я отвечу, что это слово означает универсальное существо, в котором, говоря словами апостола Павла, мы живем и движемся и существуем *. В этом понятии нет ничего недостойного бога, ибо все существует в боге, всe с необходимостью вытекает из его сущности, и совершенно необходимо, чтобы он был таким, каково то, что он в себе заключает, так как непостижимо, чтобы существа вполне материальные могли содержаться и заключаться в существе, которое вовсе не материально. Это суждение вовсе не ново; Тертуллиан**, один из ученейших христиан, писал, возражая Апеллесу: что не есть тело, то — ничто, и возражая Праксею: всякая субстанция *** есть тело. Тем не менее это учение не было осуждено ни на одном из первых вселенских, или общих, соборов ****.

* В рукописи «Esprit», восходящей к 1688 г. (ГПБ, Франц. III. 2, лл. 39 об. — 40), цитируемым словам Павла (Деян., XVII, 28) предшествовало изложение учения Спинозы о субстанции (Спиноза, I, 373—376); Спиноза приводит слова Павла в письме № 73 — к Ольденбургу — II, 629—630, 712. Прим. изд.

** Тертуллиан, Квинт Септимий Флоренс (160—220) — ранний христианский писатель. Цитируемый текст см. в издании: «Творения» Тертуллиана, ч. IV. СПб., 1850, стр. 139.
Апеллес - один из еретиков II в., выступавший против Ветхого завета и оспаривавший воскресение Христа.
Праксей - еретик II в., противник складывавшейся в его время епископальной церкви. Прим. изд.

*** Кто будет оспаривать, что бог — тело, и утверждать, что он — дух? Дух есть своего рода тело. Тертуллиан. Против Праксея, гл. 7.

**** Никейский собор в 325 г., при имп. Константине н папе Сильвестре; Константинопольский в 381 г., при имп. Грациане, Валентиниане и Феодосии и папе Дамасии 1; Эфесский в 431 г., при имп. Феодосии Младшем и Валентиниане и папе Целестине; Халкедонский в 451 г., при имп. Валентинианеи Марциане и папе Льве I. (прим. авт.)

§ 11 *

Эти понятия просты и ясны, только так здравый ум и может судить о боге. Однако лишь немногие люди довольствуются такой простотой. Невежественный народ, привыкший тешить свои чувства, требует бога, подобного земным царям. Великолепие и яркий блеск, которые окружают царей, так ослепляют народ, что лишить его идеи бога, подобного царям, — значит лишить его надежды увеличить после смерти число небесных придворных, чтобы вместе с богами вкушать те же удовольствия, которые им достаются при дворах царей; это значит лишить человека единственного утешения, которое не дает ему впасть в отчаяние среди жизненных невзгод. Говорят, что нужен бог справедливый и мстительный, который карает и вознаграждает; хотят, чтобы бог был подвержен всем человеческим страстям; думают, что у него есть ноги, руки, глаза и уши; однако не хотят вовсе, чтобы бог представлял собой нечто материальное.

Говорят, что человек — совершеннейшее из его творений и даже его образ, но не хотят, чтобы копия была похожа на оригинал. Словом, у бога в глазах нынешнего народа больше форм, чем у Юпитера язычников.

Но самое странное то, что, чем больше эти понятия сами себе противоречат, тем больше толпа их лелеет, потому что она упрямо верит тому, о чем говорили пророки, хотя эти провидцы для евреев были тем же, чем авгуры и прорицатели для язычников. Обращаются к Библии, как будто в ней бог и природа объяснялись каким-то особым образом, хотя эта книга всего лишь собрание кусков, сшитых в разное время, собранных разными людьми** и обнародованных с согласия раввинов, которые по своей прихоти решили, что должно быть принято, что отброшено, смотря по тому, согласовывалось это или противоречило закону Моисея ***.

* § 11 гл. II основан на произведениях Спинозы - ср. I , 373; II, 100, 194. Прим. изд.

** Гоббс и Спиноза также утверждали, что книги Ветхого завета были составлены разными авторами и в разное время (см. Гоббс, 2, 385—392; Спиноза, II, 100, 126—162). Прим. изд..

*** Талмуд утверждает, что раввины обсуждали, не изъять ли из числа канонических книг Книгу притчей (Соломоновых) и Екклезиаста; они оставили эти книги, поскольку п них говорилось с похвалой о Моисее и его законах. Пророчества Иезекииля были бы исключены из Священного писания, если бы какой-то священник не согласовал эти книги с упомянутыми законами.

Таковы коварство и глупость людей. Они живут в препирательствах и настаивают на почитании книги, в которой смысла не больше, чем в Алкоране Магомета, книги, говорю я, которую никто не понимает,— так она темна и плохо написана, книги, которая служит только для того, чтобы вызывать распри. Евреи и христиане предпочитают обращаться к этой тарабарщине вместо того, чтобы внимать естественному закону, который бог, то есть природа, потому что она есть начало всех вещей, начертал в сердцах людей. Все прочие законы только человеческие измышления и чистые иллюзии, хотя они вовсе и не были посланы демонами или злыми духами, существовавшими всегда только в уме и введенными из политических соображений государями и священниками. Первые, таким образом, хотели придать больше веса своей власти, а вторые — нажиться за счет бесчисленных призраков, которых они дорого продавали невеждам.

Все другие законы, пришедшие на смену закону Моисея, я разумею законы христиан, опирались лишь на эту Библию, оригинал которой нигде не найден*, которая содержит вещи сверхъестественные и невозможные, которая толкует о воздаяниях и карах за хорошие и дурные поступки; но все это только в ином мире, откуда еще никто никогда не возвращался, все это говорится из страха, как бы обман не раскрылся **. Таким образом, народ, постоянно блуждающий между надеждой и страхом, удерживается в повиновении мыслью, что бог создал людей только для того, чтобы на вечные времена сделать их счастливыми или несчастными. Вот что породило бесчисленное множество религий.

* Автор цитирует Ванини (227). Прим. изд.

** Автор снова цитирует Ванини (93, 104). Прим. изд.

 

ГЛАВА III

Что означает слово религия;
как и почему оказалось так много
религий на свете

§ 1 *

До тех пор пока слово религия не получило еще известности на свете, люди обязаны были следовать одному лишь закону природы, то есть поступать сообразно здравому смыслу. Только этот инстинкт и служил связью, соединявшей людей, и узы, как ни просты они были, связывали их настолько, что раздоры были редки. Но с той поры, как страх побудил людей заподозрить, будто существуют боги и невидимые силы, они стали воздвигать алтари этим воображаемым существам, и, выйдя из подчинения природе и разуму, они связали себя пустыми церемониями и суеверным поклонением пустым призракам воображения. Вот откуда взялось слово религия, наделавшее столько шуму на свете. Люди, допустив невидимые силы, которые имели над ними полную власть, стали обожествлять их, чтобы их умилостивить, кроме того, они вообразили, что природа была существом, подвластным этим силам. С тех пор ее стали представлять мертвой массой или рабом, действующим только по повелению упомянутых сил. С той поры, как эта ложная идея поразила ум человеческий, люди стали испытывать одно только презрение к природе и почтение к этим воображаемым существам, которых они назвали своими богами. Отсюда и пошло то невежество, в котором погрязли народы, невежество, из которого истинные ученые могли бы их вытащить, хотя бы оно было бездонно, как пропасть, если бы их рвение не наталкивалось на тех, кто ведет за собой этих слепцов и живет только благодаря своему обману.

Но хотя в этом деле, по-видимому, очень мало шансов на успех, не следует избегать тех, кто придерживается истины, хотя бы они только размышляли о том, как защитить себя от проявлений этого зла; нужно, чтобы благородная душа высказывала о деле то, что есть. Истина, какова бы она ни была по своей природе, никогда не может повредить, в то время как обман, каким бы невинным и даже полезным он ни казался, должен с необходимостью повлечь надолго последствия в высшей степени гибельные.

* § 1-9 гл. III близки к тексту гл. ХII "Левиафана" )ср. Гоббс, 2, 137-143. Прим. изд.

§ 2

Страх, который создал богов, создал и религию; и с тех пор, как люди внушили себе, что существуют невидимые агенты, которые были причиной их счастья или несчастья, они отказались от здравого смысла и рассудка и стали считать свои выдумки божествами, которые пекутся об их поведении. Выдумав себе богов, люди пожелали знать, какова же их природа, и, вообразив, что боги должны состоять из той же субстанции, что и душа, они поверили, что боги подобны призракам, отражавшимся в зеркале или являвшимся им во сне; они поверили, что их боги были реальными субстанциями, но такими разреженными и тонкими, что для того, чтобы отличить их от тел, люди назвали их духами, хотя на самом деле эти тела и эти духи одно и то же и различаются только очень незначительно, потому что дух, или бестелесное, есть вещь непостижимая. Справедливо, что всякий дух имеет образ, ему свойственный *, и что он заключен в каком-то месте, то есть у него имеются границы, и вследствие этого он есть тело, каким бы тонким его ни представляли **.

* См. отрывки у Тертуллиана, цит. произв., стр. 24.
** См. Гоббс. Левиафан. О человеке, гл. 12, стр. 56—58.

§ 3

Невежды, то есть большинство людей, определив таким способом сущность своих богов, пытались также понять, каким путем действуют эти невидимые агенты; но, не будучи в состоянии достичь своей цели из-за невежества, они строили свои догадки, слепо судя о будущем по прошедшему; как будто можно разумно заключить, что если в прошлом что-то случилось так-то и так-то, то и в будущем случится то же самое или что это должно произойти в будущем всегда таким же образом, хотя бы обстоятельства, необходимо влияющие на события и поступки людей и определяющие их, были различны. Они пристально всматривались в прошлое и на опыте его хорошо или плохо гадали о будущем, смотря по тому, привели ли события в прошлом к плохому или хорошему концу. Так, афиняне, после того как Формион разбил лакедемонян в битве при Навпакте, по смерти его избрали другого полководца того же имени. Ганнибал потерпел поражение от Сципиона Африканского; после этого римляне, размышляя о столь большой удаче, послали в ту же провинцию другого Сципиона против Цезаря; однако ни афинянам, ни римлянам это не помогло. Так, многие народы после двух-трех опытов связывали с местами, предметами и именами свои удачи или неудачи; иные прибегали к определенным словам, которые они называли заклинаниями и считали их столь действенными, что воображали, будто с их помощью можно заставить говорить деревья, сотворить человека или бога из куска хлеба и превратить [во что угодно] все, что ни окажется у них перед глазами *.

* См. Гоббс. Левиафан. О человеке, гл. 12, стр. 56, 57.

§ 4

После того как таким путем утвердилось владычество невидимых сил, люди сначала воздавали им почести только как владыкам, то есть при помощи знаков подчинения и почитания, а именно подношениями, молитвами и т. д. Я говорю сначала, так как природа вовсе не учит прибегать к кровавым жертвам в этом случае; они были установлены только для того, чтобы существовали жрецы и священники, приставленные служить этим воображаемым богам.

§ 5

Этот зародыш религии (я хочу сказать — надежда и страх) при помощи страстей и разных человеческих мнений породил то великое множество странных верований, которые причинили столько зла и вызвали столько возмущений в разных государствах. Почести и большие доходы, связанные с саном священника и служением богам, льстили честолюбию и жадности хитрых людей, которые умели пользоваться глупостью народа; последний так ловко попался в расставленную ему западню, что они незаметно приучили его к привычке курить фимиам лжи и ненавидеть истину.

§ 6

После того как воцарилась ложь, честолюбцы в восхищении от того, что возвысились над себе подобными, постарались вменить это себе в заслугу и стали выдавать себя за друзей невидимых богов, которых страшилась толпа. Чтобы лучше добиться этого, каждый изображал богов на свой лад и позволял себе увеличивать их число до такой степени, что они попадались на каждом шагу.

§ 7

Неорганизованная материя мира была названа богом по имени Хаос. Таким же путем создавали богов из неба, земли, моря, огня, ветров и планет. Ту же честь оказали мужчинам и женщинам; птицы, пресмыкающиеся, крокодил, телец, собака, агнец, змея и поросенок — словом, все виды животных и растений стали предметом поклонения. Каждая река, каждый источник носил имя бога, в каждом доме был свой бог, каждый человек имел своего духа. В конце концов все оказалось полно богов, духов, теней и демонов, как над землей, так и под ней. Но и этого еще было недостаточно — придумали, что божества находятся повсюду, где их можно вообразить; боялись оскорбить время, день, ночь, согласие, любовь, мир, победу, спор, ржавчину, честь, добродетель, лихорадку и здоровье; верили, говорю я, что можно оскорбить богов, про которых думали, что они всегда готовы обрушить свой гнев на головы людей, если те им не воздвигнут храмы и алтари. Потом решили обожествить своего гения, которого некоторые вызывали под именем муз; другие под именем Фортуны обожествляли свое собственное неведение. Обожествляли свою страсть под именем Купидона, свой гнев — под именем фурий, свои половые органы — под именем Приапа — словом, не было ничего, чему бы люди не дали имени какого-нибудь бога или демона*.

* Гоббс, как и выше. О человеке, гл. 12, стр. 58.

§ 8

Основатели религий хорошо понимали, что их обман основан на народном невежестве, поэтому они решили укрепить его при помощи почитания образов, в которых, как уверяли, обитали боги; поэтому на головы священников полился золотой дождь и посыпались доходные должности, которые рассматривались как святое дело, так как они были предназначены для занятия лишь священнослужителями и ни у кого не хватало ни дерзости, ни храбрости ни добиваться, ни даже касаться их. Чтобы лучше обманывать народ, священники выдавали себя за пророков, прорицателей, вдохновленных свыше, способных проникнуть в будущее; они похвалялись, будто имеют сношения с богами; и так как вполне естественно желание узнать свою судьбу, то эти обманщики не упускали ничего выгодного для осуществления их замыслов. Одни обосновались на Делосе, другие — в Дельфах и в прочих местах, где в туманных изречениях отвечали на задаваемые им вопросы; в это вмешивались даже женщины; римляне во время больших бедствий прибегали к Сивиллиным книгам. Безумные считались вдохновленными свыше. Те, которые притворялись, будто имеют близкие сношения с мертвыми, были названы некромантами; другие уверяли, что узнают будущее по полету птиц или по внутренностям животных. Наконец, глаза, руки, лицо, какой-нибудь необыкновенный предмет — все казалось хорошим или дурным знаком; вот до какой степени верно, что невежество способно принимать какие угодно формы, когда найден секрет извлекать из этого пользу *.

* Гоббс, там же. О человеке, гл. 12, стр. 58, 59.

§ 9

Честолюбцы, великие мастера в искусстве обмана, издавая законы, шли по этому же пути. Чтобы заставить народ подчиниться добровольно, они внушали ему, что получили свои законы от бога или богини.

Как бы ни было, при таком множестве богов у тех, кто почитал их и кого называют язычниками, совсем не было общей системы религии. В каждой республике, государстве, городе, у каждого человека в отдельности были свои обряды, и каждый думал о божестве так, как ему подсказывала фантазия. Однако потом объявились более хитрые, чем вначале, законодатели, прибегавшие к средствам более изощренным и надежным; они издавали законы, вводили обряды и церемонии для того, чтобы насаждать нужный им фанатизм.

Среди многих других в Азии объявились трое, прославившиеся законами и обрядами, которые они ввели, истолкованием божества, а также способом, который они избрали для того, чтобы внушить это толкование и сделать священными свои законы. Раньше всех явился Моисей. Выступивший позднее Иисус Христос, действуя по его плану, сохранил в основе его закон, но кое-что отбросил. Последним явился на сцену Магомет; он заимствовал у той и другой религии все, что было нужно, чтобы составить свою, а потом объявил себя врагом обеих. Посмотрим, каковы характеры этих трех законодателей, оценим их поступки, чтобы судить потом, кто прав — те ли, кто считал их божьими людьми, или же те, кто видел в них мошенников и обманщиков.

О Моисее

§ 10

Знаменитый Моисей, внук великого мага *, по словам Юстина Мученика **, имел все, чтобы стать тем, кем он впоследствии сделался. Всякий знает, что евреи, вождем которых он стал, были народом пастухов, которых фараон Озирис I допустил в свою страну за услуги, оказанные одним из них во время сильного голода, он дал им земли на восток от Египта, изобиловавшие пастбищами, а значит, могущие прокормить их стада; в течение двухсот лет они сильно расплодились, потому ли, что, как чужеземцы, они не были обязаны служить в войсках, или потому, что к ним, пользовавшимся особыми привилегиями, данными им Озирисом, присоединились многие из аборигенов этой страны и несколько арабских племен, бывших одной с ними расы. Как бы там ни было, их стало так много, что, не будучи в состоянии оставаться в области Гесем, они распространились по всему Египту, давая фараону справедливый повод к опасению, как бы они не восстали в случае нападения на Египет его постоянных врагов — эфиопов (что случалось довольно часто). Таким образом, государственный интерес побудил этого правителя лишить евреев их привилегий и искать средств к их ослаблению и порабощению.

* Не следует понимать это слово в обычном значении, ибо у разумных людей под этим словом понимается хитрый, ловкий шарлатан, тонкий фокусник-мистификатор, следовательно, все искусство его состоит в тонкости и проворстве, а не в сговоре с дьяволом, как думает толпа. (прим. авт.)

** Юстин — христианский апологет, умер мученической смертью в Риме в 165 г. Прим. изд.

Фараон Орус, прозванный за свою жестокость Бузирисом, преемник Мемнона, по отношению к евреям следовал его плану и, желая увековечить свое имя постройкой пирамид и города Фив, заставил евреев делать кирпичи, для выделки которых земля их была очень удобна. Во времена этого рабства и родился знаменитый Моисей, в тот самый год, когда царь приказал бросить в Нил всех новорожденных еврейских мальчиков, видя, что нет более верного средства погубить расплодившихся чужеземцев. Так суждено было Моисею погибнуть в водах Нила в осмоленной корзине, которую его мать поставила в тростники на берегу реки. Однако случаю было угодно, чтобы Термутис, дочь фараона Оруса, гуляя по этому берегу и услышав детский крик, прониклась столь свойственным ее полу состраданием и желанием спасти ребенка. По смерти Оруса Термутис стала его преемницей; Моисей, будучи ей представлен, получил такое воспитание, какое только можно было дать сыну царицы самой культурной и утонченной страны мира. Сказать, что он был научен всем премудростям египтян, — это значит сказать все и представить нам Моисея как величайшего политика, ученейшего знатока природы и известнейшего мага своего времени; кроме того, совершенно очевидно, что он был принят в сословие жрецов, которые в Египте были тем же, чем друиды в Галлии. Кому не известно, каково было тогда правление в Египте, тот не без смущения узнает, что его знаменитые династии клонились к упадку и что вся страна, подчиняясь одному владыке, была разделена на несколько областей, имевших небольшое пространство. Правителей этих областей называли номархами, и они обычно принадлежали к могущественной касте жрецов, владевших почти третью Египта. Номархов назначал фараон, и если верить авторам, писавшим о Моисее, и сравнить их сведения с тем, что Моисей написал сам о себе, то можно сделать вывод, что он был номархом в области Гесем и что он обязан был своим возвышением, как и своей жизнью, Термутис. Вот кем был Моисей в Египте, где он имел и время и возможности изучить нравы как египтян, так и своего народа, их страсти и их наклонности — познания, которыми он впоследствии воспользовался, чтобы поднять мятеж, во главе которого он стал.

По смерти Термутис ее преемник возобновил преследование евреев; Моисей, лишившись благосклонности, которой он пользовался, и боясь кары за несколько совершенных им убийств, решил бежать; он удалился в Каменистую Аравию, граничившую с Египтом; случай свел его там с вождем одного племени; благодаря услугам вождю и талантам, которые в нем заметил господин, Моисей приобрел его расположение и взял в жены одну из его дочерей. Тут кстати будет заметить, что Моисей был таким плохим иудеем и так мало еще знал того страшного бога, которого он изобразил впоследствии, что женился на идолопоклоннице и нисколько не думал об обрезании своих детей.

И вот в пустынях Аравии, охраняя стада своего тестя и зятя, он задумал отомстить за незаслуженную обиду, причиненную ему египетским фараоном, и поднять мятеж в его государстве. Он льстил себя надеждой, что ему все легко удается; он надеялся на свои дарования и на известные ему настроения своего народа, уже возбужденного против правительства дурным обращением.

Судя по рассказам, дошедшим об этом восстании, или хотя бы по книгам, которые приписываются Моисею, его тесть Иофор состоял с ним в заговоре, равно как и брат его Аарон и сестра Мария, оставшаяся в Египте и, без сомнения, также поддерживавшая с ним переписку.

Однако из того, как это было выполнено, видно, что он составил обширный политический замысел и применил против египтян все полученные им знания, я хочу сказать, свою мнимую магию, в чем он был более искусен и ловок, чем все бывшие при дворе фараона знатоки этого дела.

Мнимыми чудесами он приобрел доверие восставших членов своего племени, к которым присоединились повстанцы и недовольные из египтян, эфиопов и арабов. Словом, похваляясь могуществом своего божества и частыми беседами с ним, заставляя его вмешиваться во все, что касалось восстания, он настолько убедил евреев, что они пошли за ним в числе шестисот тысяч воинов, не считая женщин и детей, через пустыни Аравии, где он знал все дороги. После шести дней мучительного похода он предписал шедшим за ним людям посвятить седьмой день своему богу общим отдыхом, дабы заставить народ верить, что бог покровительствует ему и одобряет его владычество, и дабы никто не осмелился противоречить ему.

Более невежественного, а следовательно, и более доверчивого народа, чем евреи, не было никогда. Чтобы убедиться в этом, нужно только вспомнить, в каком положении находился этот народ в Египте, когда Моисей поднял восстание; египтяне ненавидели евреев за то, что они были пастухами, фараон их преследовал и посылал на самые унизительные работы. В подобной среде поэтому не очень трудно было заставить толпу оценить его таланты. Моисей заставил евреев поверить небылицам, будто его бог (которого он иногда называл просто ангелом), бог их отцов, явился ему, что по приказанию бога он взялся руководить ими, что бог назначил его управлять ими и что они будут избранным народом бога, лишь бы только они слушали, что бог скажет им устами Моисея. Ловко пользуясь своим влиянием и знанием природы, он подкреплял эти увещевания; он подтверждал то, что говорил, так называемыми чудесами, всегда оказывающими очень сильное впечатление на глупую чернь.

Особенно следует отметить то, что, как ему казалось, он нашел верное средство держать евреев в подчинении, внушая им, что сам бог был их проводником — ночью в виде огненного столба, днем в виде облака. Но тут-то и можно доказать грубейшее мошенничество этого обманщика. Во время своего пребывания в Аравии он узнал, что в этой пустынной и необитаемой стране был обычай во время переходов группами брать проводников, которые вели караван, держа в руках факел: ночью путешественники следовали за пламенем факела, а днем дым того же факела также указывал им путь, не давая заблудиться. Этот обычай существовал еще у мидян и ассирийцев. Моисей воспользовался им, выдав его за чудо и особый признак божьего покровительства. Если мне не поверят, когда я говорю, что это обман, пусть поверят самому Моисею, который в 10 гл. книги Числ (ст. 19 до 33) просит своего зятя Ховава пойти с евреями, чтобы показать им путь, потому что он знает страну. Это знаменательно: ведь если бы бог и днем и ночью, то в виде облака, то в виде огненного столба, вел народ Израиля, то зачем нужен был лучший проводник? Однако Моисей умоляет своего зятя самым настоятельным образом сопровождать их; значит, и облако, и огненный столб были богом лишь в глазах народа, но не Моисея.

Бедные и несчастные евреи, избавившись от жестокого рабства, с восторгом узнали, что они избранники повелителя богов; они приветствовали Моисея и дали клятву слепо повиноваться ему. Утвердив свою власть, Моисей решил сделать ее вечной. Для этого под предлогом особого почитания этого бога, за наместника которого Моисей себя выдавал, он прежде всего назначил своего брата и его детей начальниками царского дворца, то есть того места, куда он удалялся якобы для того, чтобы беседовать с богом; это место было укромное и безлюдное. Потом он делал то, что постоянно практикуется при нововведениях, именно творил чудеса и необыкновенные вещи, которые ослепили простаков, некоторых оглушили, но показались жалкими тем, кто был проницателен и все видел вопреки обману. Но как ни хитер был Моисей, ему было бы трудно заставить народ повиноваться, если бы у него не было под рукой силы. Без вооруженной силы обман редко удается. Несмотря на большое число одураченных, слепо подчинившихся воле этого ловкого законодателя, все-таки нашлись люди, достаточно смелые для того, чтобы упрекнуть его в недобросовестности и высказать ему, что под видом ложной справедливости и равенства он завладел всем, что верховная власть оказалась в его семье, что никто иной не должен был стремиться к этой власти, что, наконец, он оказался скорее тираном, чем отцом народа. Но в таких случаях Моисей, как умный политик, казнил этих вольнодумцев и не пощадил ни одного из тех, кто хулил его правление.

С такими уловками он царил как неограниченный деспот, выдавая казни за божественное мщение; и чтобы кончить тем же, с чего начал, то есть с обмана и мошенничества, он бросился в пропасть, замеченную во время своего уединения, к которому он прибегал под предлогом тайного общения с богом, чтобы этим добиться почитания и повиновения своих подданных. В конце концов Моисей бросился в пропасть, которую он себе наметил заранее: это было сделано для того, чтобы нельзя было найти его тело, а это заставило бы людей думать, будто бог взял его к себе и уподобил себе; Моисей знал, что память о патриархах, его предшественниках, была в большом почитании, хотя и было известно, где они похоронены; для такого властолюбца, как он, этого было мало — ему было нужно, чтобы его почитали как бога, над которым сама смерть не властна. Без сомнения, именно к этому клонил он в начале своего царствования, когда говорил, что он поставлен богом, чтобы быть богом фараону. Следуя его примеру, Илия, Ромул, Замолксид * и все, кто из глупого тщеславия хотел увековечить свое имя, скрыли момент своей смерти для того, чтобы их считали бессмертными.

* О пророке Илии и его чудесах см. III кн. Царств., гл. XVIII — XX; IV кн. Царств., гл. I—III. Ромул — первый царь Древнего Рима; Замолксид (Салмоксис) — по преданию, раб сына Пифагора, для упрочения своего влияния на фракийцев распространял слухи о своем воскресении. Прим. изд.

§ 11*

Но, возвращаясь к основателям религий, следует сказать, что среди них не было ни одного, который не приписывал бы свои законы ** каким-нибудь божествам и не старался бы внушить, что сам он не простой смертный. Нума Помпилий, вкусив сладость уединения, с трудом отказался от него, хотя сделал это для того, чтобы занять место Ромула. Но, слыша, как народ призывает его криками, он воспользовался набожностью римлян и внушил им, что он говорил с богом и что поэтому они должны ему слепо повиноваться и благочестиво соблюдать законы и божественные наставления, которые были ему продиктованы нимфой Эгерией ***.

* Начало § 11 гл. III близко к тексту гл. XII "Левиафана" (ср. Гоббс, 2, 143-144). Прим. изд.

** См. Гоббс. Левиафан. О человеке, гл. 12, стр. 59.

*** Нума Помпилий — по преданию, второй после Ромула царь в Древнем Риме; с его именем связывается установление религиозных обрядов и жреческих коллегий. Эгерия — италийская нимфа, по совету которой, как гласит предание, Нума ввел в Риме религиозные объединения. Прим. изд.

Александр Великий был не менее тщеславен: ему было мало видеть себя во главе всего мира, и он пожелал, чтобы его считали сыном Юпитера*. Персей также уверял, что обязан своим рождением тому же богу и деве Данае. Платон считал себя сыном Аполлона и девы. Было еще много других, столь же безумных; без сомнения, все эти великие люди верили бредням, основанным на убеждении египтян, утверждавших, будто дух божий может иметь связь с женщиной и оплодотворить ее.

* Александр Македонский (356—323 до н. э.) после покорения Персии стал требовать по примеру восточных деспотов, чтобы ему воздавались божеские почести, как сыну Зевса. Пример с Александром фигурирует в «Богословско-политическом трактате» (ср. Спиноза, II, 220). Прим. изд.

Об Иисусе Христе

§ 12

Иисус Христос, который не был чужд ни воззрений, ни науки египтян, дал им дальнейшее развитие, сочтя их подходящими для своего замысла. Рассудив, каким образом Моисей сделался знаменитым, хотя и повелевал вначале всего лишь невежественным народом, Иисус решил начать с того же и приказал нескольким глупцам следовать за собой, внушив им, что отцом его был святой дух, а матерью — дева; эти простаки, привыкшие тешить себя мечтами, приняли за должное все, что он хотел, и поверили ему, тем более что подобное рождение действительно не казалось им слишком чудесным. Рождение же от девы при посредстве святого духа не было ни необычайнее, ни чудеснее того, что рассказывают татары о своем Чингис-хане, матерью которого тоже была дева**; китайцы говорят, что бог Фое*** появился на свет от девы, оплодотворенной солнечными лучами.

* § 12 с его критикой новозаветного мифа о рождении Христа восходит к Цельсу (см. "Античные критики христианства", 37-38). Прим. изд.

** Рассказ о чудесном рождении Чингисхана (1155—1227) см. в кн. «Автобиография Тимура. Богатырские сказания о Чингис-хане и Аксак-Темире». «Academia», 1934, стр. 254—256. Прим. изд.

*** Фое, или Фо — одно из имен Будды. Существует предание, что он родился от Майи, зачавшей от семицветного луча. Прим. изд.

Чудо это случилось в те времена, когда евреи, покинутые богом и поставленными от него судьями, просили у бога земного царя, как у других народов *. Так как число глупцов бесконечно, то Иисус Христос находил покорных себе повсюду, однако его крайняя бедность была непреодолимым препятствием ** на пути к его возвышению; поэтому фарисеи то были к нему благосклонны, то завидовали его дерзости, то отличали его, то притесняли, смотря по тому, как к нему относилась непостоянная чернь. Толки о его божественном даре распространялись, но так как у него не было реальной силы, то его намерения не могли осуществиться; исцеление нескольких больных, воскрешение мнимоумерших создали ему известность; однако без денег и без войска он не мог избежать гибели, если бы он располагал обоими этими средствами, он добился бы не меньшего, чем Моисей и Магомет и прочие, кого возвысило честолюбие. Ему повезло меньше, чем другим, но он оказался не менее ловок, а некоторые эпизоды его истории свидетельствуют, что самой большой ошибкой его политики была недостаточная забота о собственной безопасности. Впрочем, я не думаю, чтобы он имел меньший успех, чем те двое; его закон по крайней мере лег в основу веры тех народов, которые считают себя мудрейшими в мире.

* Кн. I Царств, гл. VIII. Израильтяне, недовольные сыновьями Самуила, просили себе царя.
** Иисус Христос был из секты фарисеев, то есть бедняков, которые были противниками саддукеев — секты богатых. См. Талмуд **.

*** Фарисеи (примечание к "Бичу веры") - секта, возникшая в Иудее в эллинистическую эпоху. Фарисеи развивали идеи о бессмертии души, придерживались традиционных обрядов и были непримиримо враждебны Риму. Слова автора о Христе и фарисеях являются цитатой из «Диалогов» Ванини (ср. 219—220). Саддукеи — религиозно-политическая секта в Палестине, состоявшая из членов знатных жреческих фамилий, военной и землевладельческой аристократии; саддукеи склонялись к компромиссу с Римом. Прим. изд.

О политике Иисуса Христа

§ 13 *

Что, например, может быть более тонкого, чем ответ Иисуса на вопрос о женщине, уличенной в прелюбодеянии? Евреи спросили его, должны ли они побить камнями эту женщину; ответить на вопрос положительно значило бы попасть в ловушку, расставленную ему его врагами, отрицательный ответ прямо противоречил бы закону; ответ утвердительный изобличил бы его суровость и жестокость, что оттолкнуло бы от него людей; вместо того, говорю я, чтобы поступить так, как сделал бы всякий [иной] человек, он ответил: пусть тот из вас, кто безгрешен, бросит в нее первый камень. Это был ловкий ответ, свидетельствовавший о присутствии духа. Когда в другой раз его спросили, позволительно ли платить подать цезарю, он, посмотрев на показанную ему монету с изображением государя, вывернулся из затруднительного положения, ответив: воздайте кесарю кесарево *.

* § 13 по тексту близок «Диалогам» Ванини (стр. 219—220). Прим. изд.
** См. Иоанн, VIII, 3—11; Матф., XXII, 21. Прим. изд.

Затруднение же было в том, что, если бы он сказал, что это не дозволено, его обвинили бы в оскорблении величества; если бы он сказал, что платить следует, это означало бы нарушение закона Моисея, а он открыто говорил, будто никогда не хотел этого делать; без сомнения, он поступал так до тех пор, пока считал себя слишком слабым для того, чтобы ему это сошло безнаказанно, ибо, когда он увидел себя более знаменитым, он отверг закон Моисея почти полностью; он поступил, как те государи, которые постоянно обещают подтвердить привилегии своих подданных, пока их власть еще недостаточно прочна, но потом вовсе не затрудняют себя исполнением своих обещаний.

Когда фарисеи спросили Христа, кто разрешил ему проповедовать и учить народ, Христос догадался, что они хотят уличить его во лжи как в том случае, если бы он ответил, что делает это властью человеческой, потому что он не принадлежал к сословию священников, которые одни имели право изменять наставления народу, так и в том, если бы он сказал, будто проповедует по особому повелению бога, потому что его учение противоречило закону Моисея. Тогда Иисус Христос сам поставил их в затруднительное положение, спросив у них, во имя кого крестил Иоанн*.

* Лука, XX, 1—7; Марк, XII, 30—33. Прим. изд.

Фарисеи, противившиеся крещению Иоанна из политических соображений, осудили бы себя сами, если бы признали, что он крестил во имя бога, не признав же этого, они сделались бы жертвой яростной черни, верившей в обратное. Чтобы выпутаться из этого трудного положения, они отвечали, что ничего об этом не знают, а на это Христос возразил, что и он не обязан говорить им, почему и во имя кого он проповедовал.

§ 14

Таковы были ухищрения разрушителя старого закона и отца новой религии, построенной на обломках старой; непредубежденный ум не увидит и здесь ничего божественного, как, впрочем, и в предшествовавших религиях. Основатель этой новой религии, будучи человеком не совсем невежественным, видел крайний упадок еврейского государства и предвидел его близкий конец, предвидел, что из пепла его должно появиться новое [государство].

Опасаясь, что его обойдут люди более ловкие, он был вынужден прибегнуть к средствам, противоположным средствам Моисея. Последний начал с того, что сделался грозным и страшным для других народов, а Иисус Христос, наоборот, привлекал их к себе надеждой на блага в другой жизни, которая, как говорил он, будет им дана, если они поверят в него; если Моисей обещал лишь мирские блага исполнителям его закона, то Иисус Христос внушал надежды, что эти блага никогда не кончатся. Законы одного имели в виду как бы только внешнее, законы другого — внутренний мир, влияли на мысли и во всем были противоположны закону Моисея. Следовательно, Иисус Христос, как и Аристотель, полагал, что религии и государства подобно отдельным личностям зарождаются и клонятся к упадку; новое возникает на обломках старого, всякий закон уступает место новому, совершенно ему противоположному*. Но так как трудно решиться перейти от одного закона к другому и так как большинство умов трудно поколебать в вопросах религии, Иисус Христос по примеру других реформаторов и прибег к чудесам, которые всегда были приманкой для невежд и верным средством для успеха ловких честолюбцев.

* Здесь автор «Esprit» цитирует Ванини (см. 243). Прим. изд.

§ 15 *

После того как таким способом было основано христианство, Иисус Христос надеялся воспользоваться ошибками политики Моисея и объявить свой новый закон вечным — предприятие, которое удалось ему, может быть, сверх его ожиданий. Еврейские пророки хотели оказать честь Моисею, предрекая ему преемника, то есть мессию, великого в добродетели, могущественного и грозного для своих врагов; однако их пророчества имели совершенно противоположное действие: многие честолюбцы после этого пользовались случаем и объявляли себя мессиями, что стало причиной народных волнений, продолжавшихся до полного упадка древнееврейского государства. Христос, более ловкий, чем ветхозаветные пророки, дабы заранее подорвать доверие к тем, кто выступит против него, предсказал, что такой человек окажется злейшим врагом бога, любимцем демонов и вообще олицетворением всех пороков и несчастий мира.

После таких блестящих похвал казалось, что никто не дерзнет сказать о себе, что он антихрист; и я думаю, что нельзя было найти лучшего средства для того, чтобы сделать свой закон вечным, хотя, возможно, не было ничего баснословнее того, что говорилось о так называемом антихристе. Апостол Павел при жизни своей говорил, будто бы антихрист уже родился, стало быть, уже тогда мир жил накануне [второго] пришествия Иисуса Христа; однако вот уже больше 1600 лет истекло со дня предсказания о рождении этой страшной личности, а никто еще ничего не слыхал о ней. Признаюсь, некоторые относили эти слова к Эвиону и Керинфу**, двум злейшим врагам Иисуса Христа, мнимую божественность которого они оспаривали, но можно сказать также, что если это толкование соответствует словам апостола (что не невероятно), то эти слова во все века указывают на бесчисленных антихристов, причем не было истинных ученых, опасавшихся погрешить против истины, говоря, что рассказ об Иисусе Христе есть жалкая басня ***, а закон его — сплошные бредни, которые распространились благодаря невежеству, поддерживаются корыстью и охраняются тиранией.

* § 15 по тексту близок «Диалогам» Ванини, изданным в 1616 г. (ср. 219—221). Прим. изд.
** Эвион (Эбион) — возможно, глава иудейской христианской секты эбионитов (нищих — евр.), живших во II в. и не признававших божественной природы Христа. Керинф — гностик, живший на рубеже I—II вв. и проповедовавший земное царство Христа. Прим. изд.

*** Это мнение разделял папа Лев X, судя по его словам, столь известным и столь смелым для века, когда философский дух не имел еще таких успехов. «С незапамятных времен известно,— говорил он кардиналу Бембо, — какие выгоды принесла нам эта басня об Иисусе Христе»****.

**** Лев Х (в миру Джованни Медичи) — папа (1513—1521). Папский двор в его правление отличался невиданной роскошью и требовал огромных средств. Лев X довел церковные поборы и торговлю церковными должностями и индульгенциями до невиданных размеров. Его правление и скандальный образ жизни нашлн отражение в разоблачительной проповеди Лютера в 1517 г., Бембо, Пьетро (1470—1547) — итальянский гуманист, в 1513— 1521 гг. он был секретарем Льва X; кардинал с 1539 г., В ранних редакциях «Esprit de Spinoza» рядом со Львом X упоминается папа Бонифаций VIII (1294—1303), известный в истории церкви своим корыстолюбием и вымогательствами. Прим. изд.

§ 16

И все-таки говорят, будто бы религия, основанная на таком слабом фундаменте, божественна и сверхъестественна, точно не известно, что только одни женщины да глупцы способны поддерживать столь нелепые мнения; поэтому не удивительно, что у Иисуса Христа не было последователей среди ученых; вполне понятно, что его учение нельзя было согласовать со здравым смыслом; несомненно, поэтому он часто высказывался против мудрецов, исключив их из своего царства, куда допускал лишь нищих духом, простаков и слабоумных; люди здравомыслящие должны утешаться тем, что им незачем смешиваться с безумцами.

О морали Иисуса Христа

§ 17

Что касается морали Иисуса Христа, то в ней не видно ничего божественного, что заставляло бы предпочесть ее сочинениям древних; скорее наоборот — все, что мы находим в ней, извлечено из их сочинений или же написано им в подражание. Блаженный Августин * признается, что он нашел целиком в некоторых сочинениях древних начало евангелия от Иоанна; нужно заметить, что этот апостол настолько привык обкрадывать других, что ему не стоило никакого труда присвоить загадки и видения пророков, чтобы составить из них свой Апокалипсис **. Откуда, например, совпадения между учением Ветхого и Нового завета и сочинениями Платона, если не от того, что раввины и те, кто составил Новый завет, обокрали этого великого человека ***. Происхождение мира выглядит гораздо правдоподобнее в его Тимее ****, чем в книге Бытия; а между тем ведь нельзя сказать, что это произошло потому, что Платон во время своего путешествия по Египту прочитал еврейские книги, поскольку, по словам блаженного Августина *****, ко времени путешествия Платона они еще не были переведены по приказу царя Птолемея ******.

* Исповедь, кн. 7, гл. 9, ст. 20.

** Августин, Аврелий (354—430) — один из главных авторитетов раннехристианской церкви, сторонник приоритета церковной власти над светской. Автор имеет в виду близость Апокалипсиса (Откровения Иоанна) и евангелия от Иоанна к ветхозаветной традиции. Прим. изд.

*** Сходство раннехристианских сочинений с произведениями Платона было отмечено Цельсом во II в. Прим. изд.

**** См. «Сочинения Платона», ч. VI. М., 1879, стр. 391 и далее. Прим. изд.

***** Исповедь, кн. 7, гл. 9, ст. 20.

****** Легенды относят путешествие Платона (427—347 до н. э.) в Египет к 399 г. Царь Птолемей Филадельф правил в 284—247 гг. до н. э. В действительности перевод Ветхого завета на греческий язык был окончен только к началу II в. до н. э. Прим. изд.

Страна, о которой Сократ говорил Симмию в Федоне, гораздо приятнее земного рая, а басня об андрогинах * несравненно остроумнее всего того, что мы узнаем из книги Бытия об извлечении Адамова ребра, чтобы сотворить из него женщину, и т. д. А разве гибель Содома и Гоморры не похожа на то, что сделал Фаэтон? А возможно ли большее сходство, чем то, которое существует между падением Люцифера и Вулкана или падением гигантов, сброшенных в пропасть молнией Юпитера? А сходство между Самсоном и Геркулесом, Илией и Фаэтоном, Иосифом и Ипполитом, Навуходоносором и Ликаоном, Танталом и злым богачом, манной израильтян и амброзией богов? Блаженный Августин**, св. Кирилл и Феофилакт сравнивают Иону с Геркулесом, прозванным Триночником*** (Trinoctius), потому что он пробыл три дня и три ночи во чреве кита.

* См. «Пир» Платона, речь Аристофана.
** Град божий, кн. I, гл. 14.
*** См. «Творения блаж. Августина, епископа иппонийского», ч. 3. Изд. 2. Киев, 1906, стр. 26. Прим. изд.

Река Даниила, описанная в 7-й главе его пророчеств, — это очевидное подражание [подземному потоку] Пирифлегетону, о ней говорится в диалоге о бессмертии души. Первородный грех взят из [мифа о] ящике Пандоры, жертвоприношение Исаака и Иеффая — из [легенды о] жертвоприношении Ифигении, которая заменена была ланью. Рассказ о Лоте и его жене совершенно совпадает с басней о Бавкиде и Филемоне; история Персея и Беллерофонта послужила основой для истории о св. Михаиле, победившем демона; наконец, установлено, что авторы Писания почти дословно переписали сочинения Гесиода и Гомера.

§ 18

Что касается Иисуса Христа, то, как говорит Цельс, по словам Оригена *, он заимствовал у Платона его мудрейшие изречения. К примеру: легче верблюду пройти через игольное ушко, нежели богатому войти в царство божие**. Секте фарисеев, к которой принадлежал Иисус, верующие в него обязаны учением о бессмертии души, о воскресении, об аде и большей частью его морали, в которой я не вижу, однако, ничего, чего не было бы в учении Эпиктета ****, Эпикура и многих других; блаженный Иероним***** цитирует последнего как человека, добродетель которого внушала стыд даже лучшим из христиан; его жизнь была столь умеренна, что его лучший обед состоял лишь из небольшого куска сыра, хлеба и воды. При таком скромном образе жизни этот философ, хотя и был язычником, говорил, что предпочитает быть бедным и разумным, чем богатым, но неразумным, прибавляя, что редко соединяются в одном лице богатство и мудрость и что можно быть счастливым и удовлетворенным лишь в том случае, если благоденствие сопровождается благоразумием, справедливостью и честностью, которые суть качества, дающие истинное и долгое наслаждение.

* Против Цельса.

** Кн. 8, гл. 47 ***
***.Цельс — философ-неоплатоник, выступивший около 180 г. с острой критикой христианства, в котором он видел лишь суеверия и невежество. Сочинение Цельса «Правдивое слово» до нас не дошло и известно только в обстоятельных выдержках Оригена, писавшего в опровержение его. «Правдивое слово» особенно ценно тем, что оно было свидетельством очевидца, поэтому оно давало обильный фактический материал всем, кто позже выступал против христианского учения. Поэтому к Цельсу обращались мыслители XVII—XVIII вв., начиная от Ванини и Спинозы и кончая Гольбахом.
Ориген (185—254) — один из раннехристианских писателей, ученик Клемента Александрийского, комментатор книг Ветхого и Нового завета.
Платон писал (см. «Законы», V, 743), что невозможно быть одновременно очень добрым и очень богатым. Выражение, взятое из Евангелия (Матф., XIX, 23), следует читать: «Легче канату пройти через игольное ушко, нежели богатому войти в царство небесное». Прим. изд.

**** Эпиктет (ок. 50—138) — философ-стоик, происходил из рабов. Прим. изд.

***** Кн. 2, против Иовиниана, гл. 8 ******.

****** Иероним (церковь называет его Блаженным) — раннехристианский богослов (330—419), переводчик Библии на латинский язык (Вульгата); в своих сочинениях пытался соединить христианство с античной философией. Прим. изд.


Что касается Эпиктета, то я не знаю, существовал ли когда-либо человек, не исключая и Иисуса Христа, более стойкий, строгий, уравновешенный и возвышенный в своих поступках. Очень легко было бы это доказать, если бы нашлось место, но, чтобы не переходить границ, которые я наметил себе, сошлюсь только на один пример из его прекрасной жизни. Эпиктет был рабом одного вольноотпущенника, по имени Эпафродит, начальника стражи Нерона; грубому Эпафродиту пришло в голову выкручивать ему ногу; Эпиктет, заметив, что господину это доставляет удовольствие, с улыбкой сказал ему, что, по-видимому, он не кончит до тех пор, пока не сломает ногу, что и случилось. «Ну вот, — сказал он спокойно и с улыбкой, — не говорил ли я вам, что вы сломаете мне ногу?» * Обладал ли еще кто-нибудь подобной выдержкой? И можно ли говорить, что Иисус Христос был так же терпелив, если он обливался потом от страха при малейшей опасности, угрожавшей ему, плакал и проявил перед смертью жалкое малодушие, какого вовсе не видели в его мучениках?

* Эпизод об Эпиктете и Эпафродите дословно заимствован у Цельса. Прим. изд.

Если бы неумолимое время не лишило нас книги, которую Арриан* составил о жизни и смерти нашего философа, я убежден, что мы знали бы о многих других примерах его терпения. Не сомневаюсь, что об этом его поступке скажут то же, что говорят священники о добродетели философов, то есть что в основе ее лежит тщеславие, что она на самом деле совсем не то, чем кажется; но я хорошо знаю, что так говорят те, кто, болтая с кафедры все, что им приходит в голову, думают, что честно зарабатывают себе на жизнь, проповедуя народу и горячо выступая против тех, которым одним известно, что такое здравый ум и настоящая добродетель. На самом деле между поступками истинных мудрецов и этих суеверных людей, которые поучают других правилам поведения, нет ничего общего; кажется, что эти люди сами учатся только для того, чтобы заработать на пропитание; они похваляются и кричат, когда добиваются его, как будто бы достигли высшей степени совершенства, хотя это всего лишь жизнь бездельников, гордецов и распутников, и большинство их меньше всего соблюдает предписания той религии, которую они исповедуют. Оставим, однако, в стороне людей, не имеющих никакого понятия об истинной добродетели, для того чтобы рассмотреть божественность их учителя.

* Арриан Флавий (96—180) — греко-римский писатель, ученик Эпиктета, записывавший его поучения. Из восьми книг Арриана с записями лекций Эпиктета сохранились четыре. Прим. изд.

§ 19

Рассмотрев политику и мораль Христа, в которых нет ничего, что было бы столь же полезно и возвышенно, как сочинения древних философов, посмотрим, доказывает ли его слава, приобретенная после смерти, его божественность. Народ до такой степени не привык рассуждать, что я удивляюсь, когда стараются делать какие-то выводы из его поступков. Опыт постоянно показывает нам, что народ всегда гонится за призраками и не делает и не говорит ничего, что доказывало бы его здравый смысл. Тем не менее как раз на подобных химерах, которые во все времена были в ходу вопреки усилиям ученых, всегда их оспаривавших, люди основывают свою веру. Какие бы усилия ни прилагали ученые для искоренения господствующего безумия, народ не расставался с ним до тех пор, пока не пресыщался им.

Напрасно Моисей похвалялся, будто бы он был истолкователем божественной воли перед людьми, напрасно он в доказательство своей миссии и своих прав совершал необыкновенные деяния; стоило ему отлучиться ненадолго, что он делал время от времени для того, как он уверял, чтобы посоветоваться с богом (подобным же образом поступали Нума Помпилий и многие другие законодатели), стоило ему ненадолго отлучиться, говорю я, как, вернувшись, он видел, что евреи снова поклонялись тем богам, каким они поклонялись в Египте. Напрасно продержал он евреев сорок лет в пустыне в надежде, что за это время они забудут своих прежних богов; они все-таки не забыли их и упорно поклонялись им, несмотря на жестокие наказания.

Только ненависть к другим народам, которую им внушили из гордости, свойственной глупцам, заставила их постепенно утратить память о богах Египта, чтобы направить свое внимание к богу Моисея; некоторое время Моисею поклонялись так, как это предписано в законе, но и его бросили, чтобы последовать учению Иисуса Христа вследствие того непостоянства, которое заставляет стремиться к новшествам.

§ 20

Самые невежественные среди евреев приняли закон Моисея; подобные же люди пошли и за Иисусом, а так как число таковых бесконечно, то не следует удивляться столь легкому распространению новых заблуждений. Нельзя сказать, что новая вера не была опасной для принявших ее, но энтузиазм, который она возбуждала, побеждал страх. Так, ученики Христа, несчастные, умиравшие от голода (как это видно из того, что они однажды были вынуждены вместе с учителем срывать колосья в поле *, чтобы насытиться), эти ученики Иисуса Христа, говорю я, пришли в отчаяние лишь тогда, когда увидели своего учителя в руках палачей, неспособного больше дать им обещанное благо, могущество и величие.

* Лука, VI, 1. Прим. изд.

После его смерти его ученики, в отчаянии увидев, что они обмануты в своих надеждах, изгнанные отовсюду и преследуемые евреями, собиравшимися поступить с ними так же, как и с их учителем, сделали из необходимости добродетель, они рассеялись по соседним странам, где, ссылаясь на несколько женщин, рассказывали о его воскресении, о взятии его на небо отцом и прочие басни, которыми переполнены евангелия.

Неудача, которая постигла их среди евреев, навела их на мысль попытать счастья у язычников, испытать, не окажутся ли они счастливее среди чужеземцев; но так как для этого нужны были большие знания, которых у них не было, ибо язычники были философами и, следовательно, слишком большими друзьями разума, чтобы заниматься пустяками, то последователи Иисуса привлекли для этой цели одного молодого человека * с кипучим и деятельным характером, немного лучше образованного, чем неграмотные рыбаки, и более способного заставить слушать свою болтовню; последний присоединился к ним после особого небесного знамения (ведь нужно чудо!) и привлек в нарождавшуюся секту нескольких сторонников страхом адских мук, в подражание басням поэтов древности, и надеждой на блаженство в раю, куда он будто бы был взят, по его бесстыдному утверждению.

* Св. Павла.

Ученики, зачарованные и обманутые, позаботились доставить своему учителю честь, которой Иисус при жизни не мог достичь; его судьба была не лучше судьбы Гомера и не почетнее, потому что шесть городов, где Гомера презирали и откуда его изгоняли при жизни, потом спорили, кому из них принадлежит честь быть его родиной.

§ 21

После всего, что мы сказали, можно говорить, что христианство, как и прочие религии, есть лишь грубо сотканный обман, успех и широкое распространение которого удивили бы даже тех, кто его выдумал, если бы они вернулись на землю. Но, не углубляясь в лабиринт дальнейших заблуждений и явных противоречий, о которых мы сказали уже достаточно, поговорим немного о Магомете, основавшем закон на принципах, совершенно противоположных принципам Иисуса Христа.

О Магомете

§ 22

Едва ученики Христа уничтожили закон Моисея, чтобы ввести закон христианский, как люди, влекомые силой и обычным непостоянством, последовали за новым законодателем, возвысившимся тем же путем, что и Моисей. Как и последний, он объявил себя пророком и посланцем божьим; подобно Моисею он творил чудеса и умел извлекать выгоду из народных страстей. Сначала за ним пошла невежественная чернь, которой он толковал новые небесные знамения. Эти несчастные, соблазненные обещаниями и баснями этого нового обманщика, восторженно распространяли его славу, затмив славу его предшественников.

Магомет, кажется, не был человеком, способным основать государство, он не блистал ни в политике, ни в философии и не умел ни читать, ни писать. У него было даже так мало стойкости, что не раз он готов был оставить свое начинание, если бы его не вынуждал к этому один из его единомышленников. Как только Магомет стал возвышаться и сделался знаменитым, Кораис, могущественный араб, из зависти к ничтожному человеку, злоупотреблявшему доверием народа, объявил себя его врагом и пошел ему наперекор; но народ, убежденный, что Магомет имеет постоянное общение с богом и его ангелами, помог ему одержать верх. Семья Кораиса потерпела поражение; Магомет, увидя, что он окружен безумной толпой, считавшей его божьим человеком, решил, что сообщник ему больше не нужен; однако, боясь, как бы тот не раскрыл его обман, он пожелал предупредить его и обезопасить себя, пообещав и дав клятву, что хочет возвыситься только для того, чтобы разделить с ним власть, чему тот так помогал. «Мы близки ко времени нашего возвышения, — сказал он, — мы уверены в великом народе, который мы подчинили себе; речь идет о том, чтобы обезопасить нас тем средством, которое вы так удачно придумали». Тут же Магомет убедил его скрыться в колодец предсказаний.

Это был колодец, откуда Кораис говорил, чтобы заставить народ поверить, что глас божий высказывался за Магомета, окруженного своими сторонниками. Обманутый ласками вероломца, сообщник Магомета по обыкновению спустился в колодец, чтобы изобразить глас божий; Магомет проходил во главе толпы сторонников, когда послышался голос, говоривший: «Я, бог ваш, объявляю, что я сделал Магомета пророком всех народов; это он возвестит вам мой истинный закон, искаженный евреями и христианами». Долго этот человек играл свою роль и в конце концов был вознагражден величайшей и самой черной неблагодарностью. Действительно, Магомет, услышав голос, объявивший о его божественном происхождении, обратился к народу и приказал именем бога, назвавшего его своим пророком, завалить камнями колодец, откуда исходил голос, якобы в память того, что Иаков воздвиг камень на месте, где с ним беседовал бог. Так погиб несчастный человек, содействовавший возвышению Магомета: на этой груде камней утвердил свой закон последний из самых известных обманщиков; основание столь прочно, что после тысячи с лишним лет его господства все еще нет признаков его близкого падения.

§ 23

Так возвысился Магомет и оказался счастливее, чем Иисус, так как видел при жизни успех своего закона, чего сын Марии не мог сделать из-за своей бедности. Магомет оказался даже удачливее Моисея, который от чрезмерного честолюбия сам бросился в пропасть, чтобы кончить свои дни; Магомет спокойно умер*, исполнив все свои желания; к тому же он был уверен, что его учение будет существовать после его смерти, будучи приспособлено к духу его последователей, рожденных и воспитанных в невежестве, а этого более образованный человек, может быть, и не достиг бы.

* В некоторых списках «Esprit de Spinoza» сказано, что Магомет (Мухаммед) умер, отравленный молодой еврейкой (см. F. Маuthner. Der Atheismus und seine Geschichte im Abendlando. Bd.1, S. 324). Прим. изд.

Вот что, читатель, можно сказать замечательного о трех знаменитых законодателях, чьи религии поработили большую часть мира.

Они были таковы, какими мы их изобразили; вам теперь судить, заслуживают ли они того, чтобы их уважали, и можете ли вы оправдаться в том, что идете за вожаками, которых возвысило только их честолюбие и выдумки которых увековечило невежество. Чтобы излечиться от заблуждений, ослепивших вас, прочитайте то, что написано ниже, с душой свободной и бескорыстной; это и будет средством раскрыть истину.

 

ГЛАВА IV

Истины ясные и очевидные

§ 1 *

После того как мы только что изобразили Моисея, Иисуса и Магомета в их настоящем виде, ясно, что вовсе не в их писаниях нужно искать истинное понятие о божестве. Явления и разговоры Моисея и Магомета с богом, равно как и божественное происхождение Иисуса, — все это величайший обман, который ко1лда-либо видел свет, и если вы любите истину, то должны отбросить все это.

* В § 1, 2, 3 гл. IV заметны заимствования из «Левиафана» (см. Гоббс, 2, 427—428) и сочинений Спинозы (см. I, 374, 397; II, 629—630). Прим. изд.

§ 2

Как мы уже видели, бог — это только природа или, если угодно, совокупность всех существ, всех свойств, всех энергий, он есть необходимым образом имманентная, пребывающая в них причина их проявлений, неотличимая от их действий; он не может быть назван ни добрым, ни злым, ни справедливым, ни милосердным, ни ревнивым; эти качества свойственны лишь человеку; следовательно, он не способен ни наказывать, ни вознаграждать. Это понятие о наказании и награде может прельстить лишь невежд, способных думать о простом существе, называемом богом, только в образах, ему совершенно несвойственных; люди же, пользующиеся собственным суждением, не смешивающие действия этого существа с плодами воображения и способные отрешиться от детских предрассудков, действительно могут составить о нем ясное и отчетливое представление. Они видят в нем начало всех существ, которое всех произвело без всяких различий, ни в чем не предпочитая одних другим; человек в его глазах значит не больше, чем червяк или самое малое растение.

§ 3

Не следует, таким образом, думать, что для универсального существа, называемого обычно богом, большее значение имеет человек, чем муравей, лев, чем камень; для него нет ни красивого, ни безобразного, ни хорошего, ни плохого, ни совершенного, ни несовершенного. Ему безразлично, когда его восхваляют, умоляют, ищут, ласкают; его не волнует то, что люди говорят или делают; ему безразлична любовь и ненависть*; словом, он занят людьми не больше, чем всеми остальными тварями, каковы бы они ни были. Все эти различия только выдумки ограниченного ума; невежество их создало, и корысть их питает.

* Лукреций. О природе вещей, кн. I, ст. 57 и след.

§ 4

Таким образом, всякий разумный человек не может верить ни в богов, ни в духов, ни в дьяволов, ни в ад в том смысле, как об этом обычно говорят. Все эти громкие слова созданы только для того, чтобы поразить или запугать толпу. Пусть же те, кто захочет убедиться в этой истине, еще раз обратят пристальное внимание на нижеследующее и приучат себя высказывать суждение только по зрелом размышлении.

§ 5

Среди множества звезд, видимых нами, есть, как полагают, несколько твердых, движущихся, предназначенных для царства небесного, где господствует наподобие царя бог, окруженный своими придворными. Это и есть местопребывание блаженных, куда, как полагают, устремляются добрые души, покинувшие тело. Но не останавливаясь на столь вздорных, совершенно недопустимых для здравого рассудка взглядах, заметим лишь следующее: то, что мы называем небом, есть не что иное, как продолжение воздуха, окружающего нас, или эфира, в котором движутся планеты, не поддерживаемые никакой твердой массой, подобной земле, на которой мы живем.

§ 6

Точно так же, как люди вообразили, что небо — обиталище бога и блаженных, или же, согласно поверьям язычников, богов и богинь, выдумали и ад (Enfer), то есть подземное место, куда попадают души грешников, чтобы их там мучили; но слово ад непосредственно означает лишь низкое и глубокое место, которое выдумали поэты и мошенники-священники для противопоставления обиталищу небожителей, находящемуся, как они считали, где-то высоко. Вот что в точности значит латинское слово подземный (infernus), или подземные (inferni), или греческое слово Adis, то есть место темное наподобие могилы или любая глубокая яма, страшная своей темнотой. Все, что говорилось об аде, — плод воображения поэтов или обман попов; все речи первых — образы, способные произвести впечатление лишь на слабые, робкие и меланхолические умы; они стали предметами веры лишь благодаря тем, кому было всего выгоднее поддерживать подобные мнения.

ГЛАВА V

О душе

§ 1

Душа есть нечто очень тонкое, о ней рассуждать гораздо труднее, чем о небе и аде; поэтому, чтобы удовлетворить любопытство читателя, нужно задержаться на этом подольше; но прежде чем определить, что такое душа, нужно изложить то, что думали о ней самые знаменитые философы; я сделаю это в немногих словах, чтобы легче было удержать в памяти сказанное.

§ 2

Одни утверждали, что душа есть дух, или нематериальная субстанция, другие настаивали, что душа — частица божества; некоторые производили ее из легчайшего воздуха, говорили, что это гармония всех частей тела; наконец, говорят еще, что это тончайшая часть крови, выделяемая мозгом и распределяемая нервами; согласно этому мнению, начало души — сердце, где она зарождается, а место, где она действует в наиболее благородных своих проявлениях, — мозг, в котором она очищается от грубых частей крови. Вот каковы разнообразные мнения, которые можно услышать о душе. Однако, чтобы развить их наилучшим образом, разделим их на две группы. В первой будут мнения философов, считавших, что душа телесна, во второй — мнения тех, кто представлял ее бестелесной.

§ 3

Первыми, кто утверждал, что душа бестелесна, то есть что она существо, способное обходиться без помощи тела и действовать самостоятельно, были Пифагор и Платон. Они полагали, что души отдельных животных суть частицы универсальной мировой души, что эти частицы бестелесны и бессмертны, что они одной природы с мировой душой, подобно тому как сотня малых огоньков имеет ту же природу, что и большой огонь, от которого они берут свое начало.

§ 4

Эти философы полагали, что Вселенная одухотворена нематериальной, бессмертной и невидимой субстанцией, которая создает все, действует всегда, являясь причиной всякого движения и источником всех душ, ее эманаций. А так как эти души слишком чисты и природа их бесконечно выше, нежели природа тела, то они не соединяются непосредственно, но связаны лишь неким телом, тонким, как пламя, или же таким веществом, как воздух, который народ считает небом. Потом они принимают менее тонкое тело, потом другое, уже погрубее, и таким образом постепенно доходят до того, что могут соединяться с видимыми телами животных, куда они попадают как в темницу или могилу. Смерть тела, по мнению этих философов, есть жизнь души, которая до этого времени была как бы погребена и лишь весьма слабо могла проявлять свои благородные свойства; таким образом, со смертью душа выходит из тюрьмы, освобождается от материи и соединяется с мировой душой, эманацией которой она является.

Согласно этому мнению, все души животных обладают той же природой, а различие их функций и способностей зависит лишь от различия тел, в которые они попадают.

Аристотель * допускает существование всеобщего разума, присущего всем существам и имеющего то же отношение к отдельным умам, какое имеет свет по отношению к глазам отдельных людей; как свет делает предметы видимыми, так и всеобщий разум делает их понятными.

* См. «Словарь» Бейля, ст. «Аверроэс».

Этот философ определяет душу как нечто, дающее нам возможность жить, чувствовать, понимать и двигаться ; но он вовсе не говорит, что это за существо, каков источник и начало его благородных функций, и вследствие этого не у него нужно искать разъяснения сомнений о природе души.

§ 5

Дикеарх, Асклепиад и Гален в некотором смысле также придерживались мнения, что душа бестелесна, но иным образом: они говорили, что душа есть не что иное, как гармония всех частей тела, то есть она является следствием точного смешения элементов и расположения частей. Подобно тому, говорят они, как здоровье вовсе не есть часть того, кто чувствует себя хорошо, хотя оно и в нем, так и душа, хотя она есть у каждого животного, есть не отдельная часть его, а согласованность всех частей, из которых животное состоит.

При этом надо заметить, что эти авторы, считая душу бестелесной, исходили из принципа, совершенно противоположного их намерениям; ибо сказать, что душа есть не тело, но лишь нечто неотделимое от него, — значит сказать, что она телесна, ибо телесным называют не только самое тело, но и то, что относится к его форме и свойствам, или то, что не может быть отделено от материи.

Вот мнение философов, утверждавших, что душа бестелесна, или нематериальна; как видно, они противоречат сами себе, а значит, не заслуживают доверия.

Перейдем теперь к мнению тех, кто учил, что душа телесна, или материальна.

§ 6

Диоген полагал, что душа состоит из воздуха, откуда он выводил необходимость дышать; он определял душу как воздух, который проходит изо рта через легкие в сердце, где он согревается и откуда потом расходится по всему телу.

Левкипп и Демокрит говорили, что душа есть огонь и что, как огонь, она состоит из атомов, легко проникающих во все части тела и заставляющих его двигаться.

Гиппократ сказал, что она состоит из воды и огня, Эмпедокл — что она составлена из четырех элементов. Эпикур полагал, как и Демокрит, что душа состоит из огня, но при этом он добавлял, что в состав ее входит воздух, пар и некоторая субстанция, вовсе не имеющая названия, но являющаяся началом чувствования; что из этих четырех различных субстанций образуется тончайший дух, распространяющийся по всему телу, который и следует называть душой *.

* Мнение Эмпедокла см. Аристотель. О душе. М., 1937, стр. 10—11. — Учение Эпикура о душе изложено в его письме к Геродоту (см. «Материалисты Древней Греции». М., 1955, стр. 190). Прим. изд.

Декарт тоже, к сожалению, придерживался мнения, что душа совсем не материальна; я говорю: к сожалению, ибо никогда еще философ не рассуждал об этом так плохо, как этот великий человек. И вот как он это делает. Сначала он говорит, что нужно сомневаться в существовании собственного тела, думать, что его вовсе нет, а затем рассуждает так: Никакого тела нет, однако я существую, следовательно, я не тело; отсюда вытекает, что я могу быть только мыслящей субстанцией. Несмотря на то что это прекрасное рассуждение само себя разрушает, я в двух словах выскажу свое мнение *.

* Здесь излагается полемика Гоббса и Гассенди с Декартом (см. Р. Декарт. Избранные произведения. М., 1950, стр. 341 — 351; Гоббс, 1, 414—420; П. Гассенди. Сочинения в двух томах, т. 2. М., 1968.). Прим. изд.

1) То сомнение, которое предлагает г-н Декарт, совершенно невозможно, ибо, хотя иногда и может прийти в голову, что тела нет, на самом деле оно есть, если о нем думают.

2) Всякий, кто полагает, что тела нет, должен быть уверен, что и он не тело; никто не может усомниться в своем существовании, если же он в этом уверен, то его сомнение становится бесполезным.

3) Когда Декарт говорит, что душа есть мыслящая субстанция, то он не говорит ничего нового. Каждый с этим согласится, но трудность состоит в определении того, что такое мыслящая субстанция; он, как и прочие, не объяснил этого.

§ 7

Чтобы не уклоняться от ответа, как сделал он, а высказаться здраво о понятии, какое только можно составить о душе всякого живого существа, не исключая и человека, ибо природа последнего такова же и отличается лишь различными функциями в силу различия органов и соков, нужно обратить внимание на следующее.

Известно, что в мире существует тончайшая газообразная жидкость, или находящаяся в постоянном движении тончайшая материя, источник которой — солнце, остальное же рассеяно более или менее в других телах, в зависимости от их природы и плотности.

Вот что такое душа мира, вот что управляет миром и его оживляет и частицы чего распределены во всем, что составляет мир.

Эта душа — чистейший огонь Вселенной. Он не горит сам по себе; но благодаря различным движениям, которые он вызывает в частицах других тел, куда он входит, он горит и заставляет чувствовать его тепло. Видимый огонь содержит этой материи более, чем воздух, воздух — более, чем вода, а земля — менее всего; у растений его больше, чем у минералов, у животных же еще более. Наконец, этот огонь, заключенный в теле, делает его способным к ощущению, и это-то и называют душой или животными духами, разлитыми во всех частях тела. Ведь ясно, что эта душа имеет одну и ту же природу у всех живых существ, и по смерти человека она рассеивается так же, как и по смерти животных. Отсюда вытекает следующее: то, что поэты и богословы рассказывают нам об ином мире, есть вымысел, который они выдумали и распространяют по соображениям, которые не трудно угадать.

 

ГЛАВА VI

О духах, называемых демонами *

* § 1—4 гл. VI излагаются близко к «Левиафану» (см. Гоббс, 2,   611—616; ср. также Ванини, 219—222). Прим. изд.

§ 1

Мы уже говорили раньше о том, как понятие о духах возникло среди людей, и показали, что духи эти лишь призраки, существующие в человеческом воображении.

Первые наставники рода человеческого не имели достаточных познаний, чтобы объяснить народу, что такое эти призраки, однако они постоянно говорили о них. Одни, видя, как эти призраки исчезают, не имея никакой плотности, называли их нематериальными, бестелесными, формой без содержания, без цвета, без внешнего облика, добавляя, что они могут облекаться воздухом, как одеянием, когда хотят, чтобы люди их видели. Другие говорили, что это одушевленные тела, но они созданы из воздуха или другой тончайшей материи и принимают более плотный вид по своему усмотрению, когда желают стать видимыми.

§ 2

Если обе эти группы философов расходились во мнениях насчет призраков, то они были единодушны относительно названий, даваемых им; они называли их демонами; в этом они были так же неразумны, как и те, кто верил, будто видел во сне души умерших людей или собственную душу, смотря в зеркало, или, наконец, те, которые думают, что звезды, видимые в воде, суть души звезд. Из-за этого же смешного мнения они впадали в заблуждение, не менее безрассудное и тогда, когда думали, что эти призраки имеют безграничное могущество — понятие, лишенное всякого основания, но обычное для невежд, воображающих, что неизвестные им существа имеют чудесную силу.

§ 3

Это смешное мнение быстро распространилось, как только законодатели стали им пользоваться для укрепления собственного авторитета. Они насаждали верования в духов, называя это религией, в надежде, что страх, который народ будет испытывать перед этими невидимыми силами, удержит его в повиновении; а для того чтобы придать упомянутой догме больший вес, они подразделили этих духов, или демонов, на добрых и злых; одни были предназначены для того, чтобы побуждать людей к соблюдению законов, а другие — для того, чтобы сдерживать людей и препятствовать нарушению законов.

Чтобы узнать, что такое демоны, нужно только прочитать греческих поэтов и их рассказы, в особенности то, что говорит Гесиод в своей «Теогонии», где он подробно рассказывает о рождении и происхождении богов.

§ 4

Первыми их придумали греки; от них эти представления через греческие колонии перешли в Азию, Египет и Италию. Именно там с ними познакомились евреи, рассеянные по Александрии и другим городам. Подобно другим народам они успешно обращались к богам, но с той лишь разницей, что они называли демонами не одинаково и добрых и злых духов, как греки, а только злых, сохраняя лишь за добрым демоном название духа, бога и называя пророками тех, кого вдохновлял добрый дух; более того, они видели действие божественного духа во всем, что казалось им большим благом, а все, что считали большим злом, они рассматривали как действие Како-демона, или злого духа.

§ 5

Это различие между добрыми и злыми духами побудило их называть одержимыми демонами тех, кого мы зовем лунатиками, безумными, бесноватыми, эпилептиками, равно как и тех, кто говорит на незнакомом языке. Человек дурного сложения и нечистый, по их мнению, был одержим нечистым духом, немой человек носил в себе немой дух. В конце концов слова дух и демон сделались столь обычными, что их произносили по всякому поводу: поэтому ясно, что евреи, как и греки, верили, будто духи, или призраки, не были ни чистым вымыслом, ни видениями, а были существами реальными, не зависящими от воображения.

§ 6

Вот почему вся Библия полна сказок о духах, демонах и одержимых демоном, однако там ничего не говорится о том, каким образом и когда они были созданы, что вовсе не простительно для Моисея, который, как говорят, пытался объяснить, как были сотворены небо и земля. Иисус, довольно часто говорящий об ангелах и добрых и злых духах, тем не менее ничего не говорит нам о том, материальны они или нет. Это показывает, что им обоим не было известно то, чему греки научили их предков. Без этого Иисус Христос не был бы менее достоин порицания за свое молчание, равно как и за то, что по злобе отказал всем людям в благодати, вере и благочестии, хотя он уверял, что мог все это сделать. Но вернемся к духам; действительно, слова демон, сатана, дьявол вовсе не собственные имена, обозначающие кого-нибудь, и никогда никто, кроме невежд, не верил в них ни у греков, придумавших их, ни у евреев, веривших в них. С тех пор как последние оказались заражены этими идеями, они стали присваивать упомянутые названия, означавшие врага, клеветника и губителя, то невидимым, то видимым силам, то есть язычникам, о которых говорили, будто те живут в царстве сатаны, тогда как только они сами (евреи) живут в царстве божьем.

Раз Иисус Христос был еврей и, следовательно, был воспитан в этих представлениях, то не нужно удивляться тому, что в евангелиях и сочинениях его учеников часто встречаются слова дьявол, сатана, ад, как будто они обозначают что-то реальное или действительное. Совершенно очевидно, однако, как мы уже показали, что нет ничего более призрачного; если же сказанного все еще недостаточно для доказательства этого, то добавим два слова, чтобы убедить упорствующих.

Все христиане согласны в том, что бог — начало всех вещей, что он их создал и поддерживает их существование, что без его помощи они погибли бы; согласно этому воззрению, придется признать, что он создал и того, кого называют дьяволом или сатаной. Был ли дьявол создан добрым или злым (здесь речь не об этом), но бесспорно, что он творение первопричины; если даже он такой злой, как об этом говорят, то это возможно только по воле бога. Иначе как же можно представить себе, чтобы бог сохранял существо, не только смертельно ненавидящее его и постоянно его проклинающее, но еще и старающееся отвратить от него друзей для того, чтобы умертвить их ради своего удовольствия? Как же, говорю я, возможно, чтобы бог допустил существование этого дьявола, чтобы тот ему самому причинял всякие неприятности, какие только может, чтобы свергнуть его с престола, если это в его власти, и отвратить от служения ему избранных им и возлюбленных?

Какова же была здесь цель у бога или, скорее, что хотят нам сказать, когда говорят о дьяволе и аде? Если бог всемогущ и ничто не может существовать без него, то почему же дьявол ненавидит его, хулит и отнимает у него друзей? Или богу угодно это или неугодно; если ему это угодно, то дьявол, проклиная его, делает только то, что должен, потому что он может [вершить] только то, что угодно богу, но тогда не дьявол, а сам бог себя проклинает; но это нелепо, если бы даже когда-нибудь и случилось! Если богу это неугодно, значит, неверно, что он всемогущ, и, следовательно, существуют два начала — одно доброе, другое злое, одно желающее одного, другое желающее противоположного. Но к чему приведет нас это рассуждение? К безоговорочному признанию, что нет ни бога, ни дьявола, ни рая, ни ада, ни души, в том виде, как это изображает религия, и что богословы, то есть те, кто выдает эти басни за истины, — люди, недобросовестно злоупотребляющие народным легковерием для того, чтобы внушать народу то, что им нравится, как будто простой народ совершенно недостоин истины и должен питаться одними вымыслами, в которых разумный человек видит лишь пустоту, ничтожество и безумие.

Давно уже мир заражен этими нелепыми мнениями; однако во все времена находились основательные и искренние люди, которые, несмотря на преследования, восставали изо всех сил против нелепостей своего века, как это сделано и в этом небольшом трактате. Те, кто любит истину, найдут в нем, без сомнения, некоторое утешение; вот им-то я и хотел бы угодить, не заботясь о мнении тех, для кого предрассудки служат непререкаемым откровением.

---

«Мысли Спинозы» (Esprit de Mr. Benoit de Spinoza) — анонимный антирелигиозный памфлет, вначале распространявшийся в рукописях. Некоторые списки назывались «Histoire des trois Imposteurs des Nations» или «De tribns famosissimis nationum deceptoribus». В первое время памфлет был значительно больше по объему и включал пространные выдержки из сочинений Спинозы, Ванини, Сенеки, Габриэля Ноде и Пьера Шаррона. Первое его издание «Esprit de Spinoza» вышло в 1719 г. в Гааге в качестве приложения к анонимной биографии Спинозы («Vie de Mr. Benoit de Spinoza»). Это издание было уничтожено городскими властями. В 1720—1721 гг. памфлет был дважды издан в Роттердаме (P. Marchand. Dictionn-aire historique, ou memoires critiques et litteraires, concernant la vie et les ouvrages de divers personnages. La Haye, 1759, t. I, p. 324) уже под названием «Трактат о трех обманщиках» («Traite des trois Imposteurs»). При этом текст был значительно сокращен: исключен раздел о субстанции, опущены главы, основанные на сочинениях Ноде и Шаррона.

Трактат получил широкую известность в XVIII в. и издавался в Голландии, Швейцарии и Германии не менее десяти раз. В 1787 г. он был издан на немецком языке в Берлине под названием «Spinoza II oder Subiroth Sopim (Impostoribus, читаемое справа налево). Rom, bei der Witwe Bona Spes, 5770».

В библиотеках Советского Союза имеются рукописные списки этого трактата, которые были использованы при подготовке настоящего издания.

На русском языке «Мысли Спинозы» впервые были опубликованы в 1930 г. с предисловием И. П. Вороницына, в переводе Н. Т. Цветкова («О трех обманщиках (Моисей — Христос — Магомет)». Изд. «Атеист», 1930).

Для настоящего издания К. А. Майковой сделан перевод с издания «Traite des trois Imposteurs, s. 1. et s. a., 135 p. in — 12 (возможно напечатанного в Голландии или Германии). В данном издании сохранены важнейшие примечания, которыми комментировался трактат в изданиях 1777, 1794 и 1796 гг.

Сверка перевода выполнена В. И. Башиловым.

Из примечаний к сборнику
"Анонимные атеистические трактаты"

 

 

 

 

* «Ars nihil credendi» («Искусство ни во что не верить» — лат.) — название, установившееся за памфлетом Жоффруа Балле после 1574 г.; латинское название было дано книге Валле испанским иезуитом Мальдонатом, который этой книги не видел (P. Bayle. Dictionnaire historique et critique, t. 4. Rotterdam, 1720, p. 2795). Латинское название сохранялось за памфлетом до 1712 г., когда было наконец сообщено подлинное заглавие (Menagiana, vol. IV. P., 1729, p. 311). Observationes Hallenses — издание, выпускавшееся в Галле в 1700—1705 гг.

---

«Блаженство христиан, или бич веры, соч. Жоффруа Балле, уроженца Орлеана...» («La Beatitude des Chrestiens, ou le fleo de la foy...») — трактат публикуется впервые (как на русском языке, так и на языке оригинала). Публикация осуществляется по рукописи, хранящейся в Государственной библиотеке СССР имени Ленина (ф. 218, № 972). Список приобретен в 1959 г.

Сообщения об этой рукописи см.: «Вопросы истории», 1961, № 3, стр. 177; «Средние века», вып. XXII. М., 1962, стр. 283; К. А. Майкова. Источник по истории немецкого свободомыслия в начале XVIII в. — «Записки отдела рукописей», вып. 25. М., 1962.

Рукопись содержит 165 листов (из них 7 чистых), размером 20,0 см Х16,0 см; почерк крупный, каллиграфический, местами видны поправки мелким индивидуальным почерком. Рукопись переплетена в коричневую кожу, переплет сильно потерт, на корешке следы золотого тиснения... BOY ... LLEE. Бумажный водяной знак Pro Patria позволяет датировать рукопись 1714—1746 гг. (Н. Voorn. De papiermolens in de provincie Noord — Holland. Haarlem. 1960. NN 124, 137). Список ГБЛ не имеет никаких записей, штампов или печатей, указывающих на прежних владельцев.

При подготовке настоящего издания удалось выявить следующие рукописные списки «Бича веры»:

1) Список Государственной публичной библиотеки в Ленинграде принадлежит коллекции известного собирателя П. К. Сух-телена (1751 — 1836) и хранится под шифром — Франц. О.III, № 2, см. об этой рукописи: «Под знаменем марксизма», 1941, № 2, стр. 184.

2) Гамбургский список (Hamburg, Staats-und Universitats-hihliothek, Cod. theol. 1854), местонахождение которого после второй мировой войны не установлено.
* Примечания составлены К. А. Майковой.

3) Фрагмент «Бича веры», совпадающий с заключительной частью публикуемою, хранится с 1775 г. в Геттингене (Staats-und Universitatsbibl., Theol. 260).

Два небольших отрывка из трактата были опубликованы в 1747 г. И. Фогтом (J. Vogt. Catalogus historico-criticus librorum Hamburgi, 1753, p. 695—696).

Для настоящего издания французский текст рукописи подготовлен к печати К. А. Майковой. Перевод выполнен И. И. Кравченко и сверен с оригиналом В. И. Башиловым. Слева от русского и французского текста указана пагинация подлинника.

Французский текст «Бича веры» печатается на стр. 221—319 по списку Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина.

Орфография и пунктуация подлинника в основном сохранены; исправлены лишь явные ошибки и описки, повторения устранены; исправлены и оговорены в подстрочных примечаниях искажения, мешающие правильному чтению текста.

Из примечаний к сборнику
"Анонимные атеистические трактаты"