ТРУТЕНЬ
ЛИСТЬ I . МАЙ 1769 ГОДА
Господа читатели!
Сколько вы ни думайте, однакож верно не отгадаете намерения, с которым выдаю сей журнал, ежели я сам вам о том не скажу. В протчем, ето и не тайна.
Господа читатели, вы люди скромные, так я без всякого опасения на вас в том положиться могу. Послушайтеж, дело пойдет о моей слабости: я знаю, что леность питается не из последних пороков; знаю, что она человека делает неспособным к пользе общественной и своей участной; что если человек, обладаемой сим пороком, недостоин соболезнования: но со всем тем, никак не могу ее преодолеть. Порок сей так мною овладел, что ни за какие не могу приняться дела, и для того очень много у себя теряю. В праздничные дни к большим боярам ездить за поклон почитается за необходимость: ибо те, которые сие исполняют. Находят свое щастие гораздо скорее, но меня к тому леность не допускает. Чтение книг почитаю весьма полезным, но лень не допускает сие исполнять. Просвещать разум науками и познаниями нужно, но лень препятствует. Словом, я зделался вечным невольником, презрения достойной лености и могу во оной равняться с наиленивейшими Гишпанцами. Часто по целой неделе просиживаю дома для того только, что лень одеться. Ни с кем не имею переписки за тем, что лень не допускает.
От лености никакой еще и службы по сие время не избрал: ибо всякая служба не склонна с моею склонностию.
Военная кажется мне очень беспокойною и угнетающею человечество: она нужна, и без нее никак не можно обойтися; она почтенна; но она не по моим склонностям.
Приказная хлопотлива, надобно помнить наизусть все законы и указы, а без того попадешь в беду за неправое решение. Надлежит знать все пронырствы, в делах употребляемые, чтобы не быть кем обмануту, и иметь смотрение за такими людьми, которые чаще и тверже всего говорят: "Дай за работу"; а это очень трудно. И хотя она и по сие время еще гораздо наживна, но, однакож, она не по моим склонностям.
Придворная всех покойнее и была бы легче всех, ежели бы не надлежало знать наизусть науку притворства гораздо в вышнем степене, нежели сколько должно знать ее актеру: тот притворно входит в разные страсти временно; а сей беспрестанно то же делает; а того-то я и не могу терпеть.
Придворный человек всем льстит, говорит не то, что думает, кажется всем ласков и снисходителен, хотя и чрезвычайно надут гордостию. Всех обнадеживает, и тогда же позабывает; всем обещает, и никому не держит слова; не имеет истинных друзей, но имеет льстецов; а сам также льстит и угождает случайным людям. Кажется охотником до того, от чего имеет отвращение. Хвалит с улыбкою тогда, когда внутренно терзается завистию. В случае нужды никого не щадит, жертвует всем для снискания своего счастия; а иногда, полно, не забывает ли и человечество! Ничего не делает, а показывает, будто отягощен делами: словом, говорит и делает почти всегда противу своего желания; а часто и противу здравого рассудка.
Сия служба блистательна, но очень скользка и скоро тускнеет; короче сказать, и она не по моим склонностям. Рассуждая таким образом, по сие время не сделал еще правильного заключения о том, что подлинно ли таковы сии службы или леность, препятствуя мне в которую-нибудь из них вступить, заставляет о них неправильно думать: но утвердился только в том, чтобы ни в одну из них не вступать.
К чему потребен я в обществе?
Без пользы в свете жить – тягчить лишь только землю.
Сказал славной российский стихотворец. Сие взяв в рассуждение, долго помышлял, чем бы мог я оказать хотя малейшую услугу моему отечеству.
Думал иногда услужить каким нибудь полезным сочинением, но воспитание мое и душевные дарования положили к тому непреоборимые препоны. Наконец вспало на ум, чтобы хотя изданием чужих трудов принесть пользу моим согражданам.
И так вознамерился издавать в сем году еженедельное сочинение под заглавием Трутня, что согласно с моим пороком и намерением, ибо сам я кроме сего предисловия писать буду мало, а буду издавать все присылаемые ко мне письма и сочинения и переводы, в прозе и в стихах, а особливо сатирические, критические и протчия ко исправлению нравов служащия: ибо таковые сочинения исправлением нравов приносят великую пользу, а сие то и есть мое намерение.
Чего ради всех читателей прошу зделать мне вспоможение присылкою своих сочинений, которые все напечатаны будут в моих листках.
Предисловие мое оканчиваю искренним желанием, чтобы издание сие какую нибудь пользу и увеселение принесло читателям. Притчина сему изданию леность. Дай Бог, чтобы они хоть одиножды принесла пользу. Прощайте Г. читатели, я с вами долго говорить не буду для того, что я чрезвычайно устал.
Из "Трутня" от мая 5 дня
ОБ ИЗДАТЕЛЕ "ТРУТНЯ"
Новиков Николай Иванович
Родился 8 мая 1744 года, родом из дворян. Вместе с Денисом Фонвизиным обучался в дворянской гимназии при Московском университете, поступив в нее в 1755 г. Однако в 1760 г. он был исключен из гимназии (то ли за прогулы, то ли за леность).
С 1762 г. Новиков служил в лейб-гвардии Измайловском полку, в 1769 году в чине поручика оставил военную службу.
14 декабря 1766 г. Екатерина Великая объявила о созыве Комиссии по составлению нового свода российских законов (Нового уложения), которые не пересматривались аж с 1649 года. В Комиссию было избрано 564 депутата, из них 28 – от государственных учреждений, 161 – от дворянства, 206 – от городов, 57 – от казачества, 112 – от податных крестьян лично свободных). Крепостные крестьяне, естественно, представительства не имели.
В комиссии (а одним из технических сотрудников был Николай Иванович Новиков) обсуждалось среди разных вопросов положение крепостных – и могут ли они иметь свое имущество, и почему они убегают от хозяев, и для чего бунтуют, да и вообще - люди ли они с какими-то правами?
Для сведения - в 1765 г. помещики получили право самолично, без государственного суда, отправлять своих крепостных на каторжные работы. Указом того же года, подкрепленным новым указом в 1767 г., крестьянам запрещалось подавать жалобы на своих господ представителям государственной власти и самой императрице.
Комиссия завершила работу в декабре 1768 года без особых успехов. А Екатерина решила, вероятно, что либеральные дискуссии хороши, но в меру и надо дать возможность общественному мнению изливаться без законодательного закрепления, но под чутким идеологическим монаршим (а также цензорским) руководством и начала выпуск своего журнала «Всякая всячина», первый номер которого вышел 2 января 1769 года. И призвала последовать ее примеру в стремлении воспитывать общественные нравы.
Стартовала «Всякая всячина» с тиража 1692 экз., потом сократила его до 1500, потом до 1000, а потом и вообще до 600 экз.
В конце января появился журнал «И то и се», в феврале - «Ни то, ни се», затем «Полезное с приятным», «Поденщина», «Смесь». Все они издавались тиражами около 500-600 экз. и продержались несколько месяцев. Никакой сатирой эти издания не занимались.
1 мая вышел первый «Трутень» тиражом 626 экз. И был популярен настолько, что первые 12 номеров пришлось переиздать повторно.
В июле появился журнал «Адская почта» (Ф.А.Эмин), который тоже был не чужд сатире, но не так «зол и беспощаден» как «Трутень».
Таким образом лидерами в "воспитании нравов" оказались "Всякая всячина" и "Трутень".
Они и продолжали соперничать в следующем году.
Суть довольно скоро проявившихся разногласий между Новиковым и Екатериной заключалась в том, что Екатерине не по душе пришлась горячность Новикова и его позиция как "вопитателя" нравов.
Во «Всякой всячине» устами (а точнее пером) некоего Афиногена Перочинова было сказано (с намеком на Новикова):
"Везде он видел тут пороки, где другие, не имев таких, как он, побудительных причин, насилу приглядеть могли слабости, и слабости, весьма обыкновенные человечеству. Ибо все разумные люди признавать должны, что один бог только совершен; люди же смертные без слабостей никогда не были, не суть и не будут. Но ворчаливое самолюбие сего человека изливало желчь на все то, что его окружало".
Тот же Афиноген предписал:
1) никогда не называть слабости пороком; 2) хранить во всех случаях человеколюбие; 3) не думать, чтоб людей совершенных найти можно было, и для того 4) просить бога, чтоб нам дал дух кротости и снисхождения.
А «Всякая всячина» (то бишь сама Екатерина) добавила пятое правило - "чтобы впредь о том никому не рассуждать, чего кто не смыслит; и шестое, чтоб никому не думать, что он один весь свет может исправить".
В общем, сиди сверчок и знай свой шесток.
А Новиков в своем «Трутне» в ответ надерзил (если не сказать нахамил):
"Многие слабой совести люди никогда не упоминают имя порока, не прибавив к оному человеколюбия. Они говорят, что слабости человекам обыкновенны и что должно оные прикрывать человеколюбием; следовательно, они порокам сшили из человеколюбия кафтан; но таких людей человеколюбие приличнее назвать пороколюбием. По моему мнению, больше человеколюбив тот, кто исправляет пороки, нежели тот, который оным снисходит или (сказать по-русски) потакает"
И вот теперь разберись – все те истории, о которых Новиков писал в «Трутне» - они о пороках (взяточничество, коррупция, жестокость к крепостным, увлечение иностранным и т.д.) или же о слабостях?
Хотите разобраться? А почитайте-ка современные нам сводки новостей за 2010 год - о чем говорится в выступлениях, например, генерального прокурора Российской Федерации – о слабостях или пороках?
Впрочем, оценкой нравов нынешних займитесь позже, ибо сейчас – самое время приступить к изучению отдельных публикаций в «Трутне» - уже не факсимильных, а более-менее нормально адаптированных к современной грамматике и правописанию.
Ох, и пришлось повозиться!
