.......
 
 

 

 

РАЙСКАЯ СКАЗКА

(современная)

У нас в раю, поверишь ли, совсем не благодать,
Тут ангелы-хранители решили бастовать,
Волнуются, забросили дела ко всем чертям,
Но ты же ведь штрейкбрехер, ты ж поможешь нам.

Джо Хилл, "Кейси Джонс "


1.

Святой Петр был далек от райского блаженства. Еще бы! Сказать по правде, дела в Царствии небесном обстояли отнюдь не идеально. Все божье воинство, вплоть до безымянных серафимов и херувимов, взволнованно гудело. Ангелы сбивались в стаи и шушукались, подозрительно оглядываясь на высшее начальство. Праведники недоуменно вертели головами, силясь понять, что происходит.

— Экономические затруднения! — нервозно перебирая райские ключи, жаловался святой Петр архангелу Гавриилу. — Клиентура недовольна: им подавай блаженство в строго установленных размерах, а до наших проблем дела нет! Да уж, надо быть поистине блаженненьким, чтобы думать будто райский персонал способен работать без зарплаты. Нектар надо? Амброзию надо? Надо. А поставки срываются. Что делать?

— Поверьте, я осведомлен об этом не хуже вашего, — трубным голосом ответствовал Гавриил. — И даже лучше, поскольку приближен к престолу Отца нашего. Кризис веры, знаете ли, кризис духовности... На Том свете, — повел он крылом в направлении Земли, — они больше не хотят молиться; а кто молится, похоже, по-настоящему и не верят. Откуда же взяться средствам для работы нашего предприятия...

— Причины, причины, на все есть объективные причины! А как прикажете заставлять этих смутьянов работать? Вы обращались к высшему руководству?

Архангел глубоко вздохнул.

— А как же, ко всем троим. Что сказать? Святой корпоративный дух абсолютно выдохся. (Между нами говоря, с него и раньше-то было немного толку.) Бог-сын... Ну, вы знаете. Сдается мне, его психика не выдержала трех десятков лет на Земле.

— Мне это стало ясно, лишь только я узрел его впервые, — пробормотал святой Петр. — Ну а что же Отец наш?

— Ах, Отец... Вы затронули больной вопрос. Ведь он один получает больше амброзии чем весь штат херувимов, понимаете? То же и Дух, который в данный момент скорее нигде чем везде.

— Ну и?..

— Они и слышать не хотят о компромиссе, — пожал крылами архангел.

— Но что же все-таки делать?

— Молиться. Верить. Надеяться... Возможно, это испытание ниспослано нам чтобы выявить достойнейших.

— Достойнейших чего?! — потерял самообладание Петр. — Мы ведь уже в раю!

— Ах, не уверен, — прогудел архангел словно печальная валторна. — Боюсь, нас ждут нелегкие времена.

На следующий день рай забастовал.

2.

Пред ликами высших архангелов и апостолов клубилась необъятная масса духов низшего ранга. Трепетание крыльев поднимало сильнейший ветер. Мириады нимбов сияли так, что больно было смотреть. Райский персонал недовольно гудел на самые разные голоса — от геликонов и контрабасов до тончайших свирелей — наполняя воздух звуками тревожной и решительной симфонии забастовки. Святой Петр вдруг понял чувства искупителя, когда тот стоял перед толпой, кричавшей «Распять его!»

Над толпой воспарил дух молодого и решительного монаха из какой-то латиноамериканской страны, закончившего земную жизнь в застенках диктатуры. В свое время Ватиканская курия ошибочно и скоропалительно причислила его к лику мучеников, не до конца разобравшись в левацких настроениях покойного. Небесный престол с присущей ему неторопливостью не успел оспорить это решение, а теперь... было уже поздно.

— Наши требования, — затараторил дух под аккомпанемент ангельского хора, — повышение норм выдачи нектара и амброзии — раз! Смена старых надзирателей архангельского чина, Михаилов, Гавриилов и прочих — два! Право на объединения и союзы — три! Наконец, переговоры с богом-Отцом для выработки коллективного соглашения — четыре!

— Стоп! — взревел Михаил, разъяренный клеймом «надзирателя». Забастовщики отозвались угрожающим гулом.

— Не требования, а просьбы, это раз! Второе: с нектаром и амброзией пока проблемы, слышали же...

— Так ведь господь всемогущ, — пискнуло флейтой из толпы, — что ему мешает...

— «Всемогущ, всемогущ»... Он всемогущ настолько насколько в него верует Тот свет. Так что подождите две-три тысячи лет, кризис духовности, сами знаете...

«Старые сказки!» — разразилась толпа, — «Подождали, хватит! Надоело!» Наконец, шум поутих. Слово опять взял неугомонный мученик:

— Мы так полагаем: не верят люди в бога — значит, сам виноват! Почему на Земле такая жизнь, что люди оттуда в ад — и то с удовольствием маршируют? А бога не видно и не слышно, что есть он, что нет — все едино... Пусть вертится как знает, на то он и высшая сила. А мы ждать не будем, и требования свои обсуждать станем только с ним!..

— Не имеет смысла, — степенно заявил апостол Павел. — Вспомните основы теологии: все вы его проявления, вы в нем, а он в вас...

— Фуфлыжишь, начальник, — бестактно перебили святого из толпы, — это речь о Духе святом корпоративном. Да того духа в нас уже и капельки не осталось. Был да весь вышел!

Михаил смерил стачечников тяжелым взглядом.

— Похоже на то. Похоже, что вместо святого духа в вас ныне бродит дух мятежный, имя коему — Сатана!

Толпа в ужасе притихла. «Вторая организация», как именовали ад, была в царстве божьем запретной темой. О ней не информировали, ее не обсуждали, знали лишь, что это абсолютное Зло — не более.

— Помыслите, — гневно продолжал Михаил, — если не работаете на бога, тогда на кого? Глупцы, закрыли вы рай — да ад-то открыт! Куда сейчас душам новопреставившимся податься? — только туда.

По ангельским рядам пробежала рябь смятения.

— Врагу службу служите. Конкуренту! «Вторая организация» бизнес делает, а мы только теряем! И чем дольше бастуете — тем больше теряем. Не случайно, думаю, — инквизиторский взор архангела впился в монаха-радикала. — Агитаторы вас, дурачков, подстрекают. Нету, говорите, святого духа в вас? Так катитесь с небес к своим хозяев, провокаторы! Зачинщики уволены с сегодняшнего же числа. Нимбы и крылья сдадите на центральный склад.

Облако стачечников замутилось. Решительные басы примолкли, только флейтоподобные голоски выводили мотив тревоги и неуверенности.

Высшие чины приободрились. Один начальственный рявк — и покорившиеся рабы вновь примутся за труд. Но в этот момент произошло неожиданное. Воздух наполнили юркие как стрижи серафимы и херувимы. Они возбужденно чирикали:

— Забастовка... в аду... Ад встал... Стачка солидарности... ад бастует... Солидарность!

Стачка не просто продолжалась — она росла и ширилась.

3.

— Мда, — промолвил Гавриил.

— Нда, — добавил Петр.

— Но следует признать — попытка Михаила была хороша, — прокомментировал Гавриил.

— Хороша, — хмуро ответствовал Петр. — И почти успешна. Но этот проклятый ад спутал нам все карты.

— О, вы даже не воображаете, насколько. Это уже не кризис, милый мой, нет. Это угроза всему мирозданию. Бог-Отец прозрел ситуацию, и знаете, что он увидел? Вообразите только: ни рай, ни ад не принимают больше ни единой души. А люди-то умирать не перестанут. И что прикажете им делать? Метаться туда-сюда как угорелым? Или болтаться в подвешенном состоянии меж небом и землей? А может, бродить по Тому свету, умножая число призраков? Теология этого не продумала. Но очевидно, что вера в загробное воздаяние рухнет как карточный домик!

— Вот как, — промямлил Петр, силясь вообразить себе нарисованную Гавриилом картину.

— Вот как. Это проблема касается не только нашего ведомства, поверьте мне. Потому я вас и вызвал. Из «Второй организации» поступило предложение о встрече на высшем уровне. — Архангел понизил голос. — Отец небесный и Князь тьмы, понимаете? Вы хранитель райских ключей, вам положено об этом знать, но более — никому ни слова, иначе... понимаете?

Последовавший жест архангела был вполне недвусмыслен — Петр торопливо кивнул.

— Сатана... — задумчиво молвил Гавриил, — уж он-то должен знать как раздавить эту проклятую стачку. Между нами говоря, история о бунте против Вседержителя... Вас тогда на небесах еще не было, а вот я помню — это была забастовка. Да-да, и наш Враг тогда был главным заводилой. Но... в те славные времена мы были монополистами. Поэтому предвечный Отец попросту уволил всех, кто вошел в профсоюз Сатаны. А он возьми да организуй конкурирующую контору, да как развернулся! Нет, что ни говори, а хватка у него есть.

— Да-с, милый мой, — Гавриил пристально поглядел в глаза Петру. — Единственная наша надежда сегодня — на Сатану.

4.

Наружность Всеблагого неизменно внушала святому Петру глубокую оторопь. «Занятно, с чего это смертные воображают его благообразным старцем с высоким лбом и бородой, — размышлял он, — По фреске Микеланджело, не иначе. А что разумел этот итальянский фантазер? Возможно, когда-то — в пору сотворения мира — Отец и напоминал атлетически сложенного Деда Мороза, но не теперь, нет-нет...»

Ныне Творец походил на гигантскую раздувшуюся груду эктоплазмы, в которой под оплывами, складками и припухлостями едва-едва угадывались гуманоидные черты. Передвигался этот сверхъестественный пудинг с огромным трудом, а вместо громового гласа, некогда изрекшего «Да будет свет!» изъяснялся глухим утробным бульканьем.

Бог с трудом протиснулся в райские врата (шириною ровно в половину бесконечности), чтобы встретить Сатану на нейтральной территории. Петр, Михаил и Гавриил примостились у его подножия. Наконец князь тьмы появился.

— Узнаешь? — бросил Михаил Гавриилу. — Он здорово располнел.

Да, некогда поджарый профсоюзный вожак теперь почти не отличался от своего вечного соперника — такой же титанический ком духовного жира. Ни рогов, ни копыт, ни хвоста. Ну разве чуточку покраснее, подумал Петр.

Заклятые антагонисты дружески поздоровались.

— К делу. Интерес у нас один, и мы оба его понимаем, — проклокотало из глубины дьявола. Бог ответил согласным урчанием.

— Яхве, ты, кажется, был всеведущ? Что нас ждет?

— Я боюсь заглядывать далеко. Но... Если стачка продолжится, сведения о ней проникнут на Тот свет, к живущим.

— И?

— Утрата веры в загробное воздаяние. — Утрата веры в высшую справедливость. — Утрата веры в божественное всемогущество. — Утрата веры...

— Всевластие материальных законов и гибель нашего с тобой бизнеса. Такое недопустимо.

— Недопустимо, — эхом булькнула божественная гора.

— Послушай моего совета, Яхве. Признай их требования, другого выхода нет. От этого зависим мы оба. Признай и обмани, как ты умеешь. Надеюсь, со времени нашего расставания у тебя прибавилось гибкости?

Бог слабо колыхнулся. Дьявол пожал какими-то складками.

— Вязкость — это тоже неплохо. Купи их в розницу, как это делают на Земле. А своих я возьму на себя.

5.

В тот же день бог-Отец предстал перед забастовщиками. На сей раз их настроение было победоносным. В боевые мелодии вплетались знакомые ноты: «Добьемся мы освобожденья своим же собственным крылом», или еще: «Марш, марш вперед, небесный народ». Бог морщился и урчал так словно его одолевало перманентное расстройство желудка.

Еще менее внятно, чем обычно, он объявил о безоговорочном принятии требований стачки и восстановлении всех уволенных. Сказать, что реакция райского персонала была фантастической, безмерной, сверхъестественной — значит не сказать ничего. Святому Петру почудилось будто он угодил в сияющий, поющий на все голоса, могучий ураган — но не слепой, а осознающий свою силу, и оттого еще более неодолимый. Бледный как тень отставной архангел Гавриил, запинаясь, пробормотал: «Больше радости на небесах об одной удачной забастовке, чем обо всех праведниках и раскаявшихся грешниках...»

Когда ликование прекратилось, ангелы приступили к выборам делегатов для обсуждения условий коллективного договора, а также отрядили депутацию серафимов для передачи привета и благодарности адским товарищам.

Однако... (Это роковое «однако» встречается не только в сказках; в реальной жизни ему тоже есть место.) В тот момент когда избранные делегаты готовились покинуть собрание, серафимы вернулись и стремительно заметались среди толпы райских трудяг, разнося потрясающую новость.

Ад не прекратил забастовку! Теперь они требуют равных прав с работниками рая. «Добились ангелы — добьемся и мы,» — говорят черти.

Слово «солидарность» вмиг пронеслось над крылатой толпой.

— Они помогли нам — не можем же мы их оставить!

— Нельзя прерывать стачку!

— Даешь солидарность с адом!

В глазах делегатов загорелся боевой огонь. Они обернулись к богу:

— Пока черти не добьются своего, мы будем бастовать.

Бог невнятно фыркнул и осел словно жидкое тесто. Святой Петр судорожно сжал райские ключи, шепча:

— Боже мой, чем же это кончится...

И хотя он ни к кому не обращался, бог тихо ответил:

— Я даже не хочу об этом думать.

Зато святой Петр крепко задумался. Задумался о смене работы.

B.F.

Оригинал находится на сайте 1917.com  

 

 

 

"Что за прелесть, эти сказки!"

- говаривал бывало Александр Сергеевич Пушкин.
И как всегда был прав.

ЧИТАТЬ СЛЕДУЮЩУЮ СКАЗКУ