АТЕИЗМ А.С.ПУШКИНА *

* статья из журнала "Безбожник" №12, 1936 год


К 100-летию со дня смерти гениального русского поэта Александра Сергеевича Пушкина образ его и глубокое содержание его поэзии раскрываются во всей, своей многогранности перед миллионными массами трудящихся. О связи с народными массами России мечтал этот замечательный человек в эпоху, когда на политической арене пока еще действовали почти исключительно только дворянские революционеры, — так называл Ленин поколение декабристов. Только пролетарская диктатура, которая приобщила к знанию, к науке, к литературе многомиллионные массы трудящихся народов СССР, дает возможность изучить всесторонне и глубоко великое литературное наследство поэта.

В этом наследстве огромное значение имеют вопросы политического миросозерцания Пушкина. В подцензурной царской России нельзя было даже как следует раскрыть перед народными массами подлинную историю взаимоотношений Пушкина с декабристами, например. Тем более нельзя было раскрыть такие стороны его миросозерцания, как отношение Пушкина к религии, ибо религия была для царизма одним из неприкосновенных устоев его существования, одним из средств его господства, надежнейшим оружием духовного порабощения масс.

В наши дни чрезвычайно важно показать и эту сторону мировоззрения Пушкина, нашедшую, несмотря на царскую цензуру, яркое отражение в ряде художественных произведений А. С. Пушкина. Надо помнить, что двадцатые годы XIX столетия, когда расцветал талант поэта, когда на него оказывали огромное влияние такие люди, как Пестель, Рылеев, Пущин и другие его друзья, будущие декабристы, в России царила глубокая реакция, вызванная страхом перед революцией. Наука и литература попали под контроль реакционеров, вроде попечителя Казанского учебного округа Магницкого, который писал, что «начальство требует военных и гражданских чиновников благочестивых, — ученость же без веры в бога не токмо не нужна ему, но и почитается вредною». Не лучше его был фанатик-изувер Рунич, руководитель петербургского университета. Дело дошло до того, что в высших учебных заведениях профессоров физики обязали доказывать в лекциях «мудрость божию и ограниченность наших чувств»; запрещена была книга «О вреде грибов», так как грибы рекомендуются «святой церковью» как постная пища. Цензор запретил стихотворения на тему о любви, так как «в один из первых дней великого поста весьма неприлично писать о любви девы, неизвестно какой»...

В этой-то обстановке воспитывался А. С. Пушкин. Он знаком был с произведениями Лукреция, Вольтера, Гольбаха, Гельвеция, Юма и др.

Пушкин был знаком с произведениями самой передовой мысли, определившей настроения революционной интеллигенции в Великой французской буржуазной революции и оказавшей огромное влияние на декабристов. В особенности Вольтер — этот, по мнению поэта,

«Фернейский злой крикун,
Поэт в поэтах первый» —

оставил глубокий след в миросозерцании Пушкина, Не следует забывать, что в лицее, где учился Пушкин, находилась библиотека Вольтера, в свое время купленная Екатериной, — свыше 5000 томов. Этими книгами зачитывались многие лицеисты. Несомненно, большое влияние на Пушкина оказал в лицее профессор французского языка де-Будри, брат знаменитого французского революционера Марата, который нередко в классе делился воспоминаниями об эпохе якобинского террора французской революции.

Очень рано в лире Пушкина зазвучали антирелигиозные мотивы. Еще на лицейской скамье Пушкин в «Городке» не скрывает своей нелюбви к попам:

Но, боже, виноват,
Я каюсь пред тобой.
Служителей твоих,
Попов я городских
Боюсь, боюсь беседы,
И свадебны обеды
Затем лишь не терплю,
Что сельских иереев,
Как папа иудеев,
Я вовсе не люблю.

Одному из самых реакционных деятелей эпохи Александра I, архимандриту Фотию, Пушкин посвящает ряд острых эпиграмм. В 1818 г. Пушкин писал о нем:

Полуфанатик, полуплут,
Ему орудием духовным —
Проклятие, меч и крест и кнут.
Пошли нам, господи, греховным,
Поменьше пастырей таких —
Полублагих, полусвятых.

В другой эпиграмме, посвященной религиозной и распутной ханже графине Орловой, Пушкин писал:

Благочестивая жена
Душою богу предана,
А грешной плотню
Архимандриту Фотию.

Конечно, в многогранной гамме поэтического творчества поэта и в ранний период его жизни и к концу его пути можно найти и религиозные мотивы. Но эти мотивы звучат нередко фальшиво, в них чувствуется не только натянутость, — неискренность. Сам Пушкин писал об этом в письме Чаадаеву 19 октября 1836 года: «Религия совершенно нужда нашим мыслям, нашим привычкам... Но об этом не следовало говорить»*) и в этом же письме Пушкин спрашивает Чаадаева: «Читали ли вы третий № «Современника»? Статья о Вольтере написана мною».

*) А. С. Пушкин. Академическое издание писем, под ред. Сантова, 1911 г., т. III, стр. 389.


Если принять во внимание, что Пушкин писал это за год до смерти, когда на смертном одре он исповедывался и причащался, то можно представить себе, с какой болью он, выполнял эти религиозные обряды, чтобы не оскорбить окружающих в эти последние минуты своей жизни. И как трудно было ему сдерживать в себе свое действительное отношений к религии и церкви.

Конечно, Пушкин не был атеистом в современном смысле этого слова. Больше того, в последние годы жизни Пушкина на него, несомненно, оказывали влияние идеалистические философские течения Шеллинга, Фихте, но сильнее этого влияния было влияние французских материалистов и вольнодумцев, в особенности Вольтера. За два года до смерти Пушкин разрабатывал план драмы, сюжетом для которой он взял рассказы о папессе Иоанне, которая сумела скрыть, что она женщина и проникла на папский престол. История папессы заканчивается тем, что мнимый папа рожает на улице. Конечно, такая литературная работа могла иметь только одно назначение — разоблачение церкви, и, пожалуй, в антирелигиозных мотивах Пушкина больше всего и сильнее всего звучит именно эта черта — разоблачение не существа религии, а разоблачение церкви, разоблачение ее обмана, ее ханжества, претендующего на общечеловеческую мораль»

В антирелигиозных мотивах Пушкина звучит легкая фривольная насмешка, которая так свойственна была Вольтеру, «вольнодумцам» буржуазной французской революции. Выработке такого стиля, конечно, содействовало и замечательное знание Пушкиным французского языка и усердное чтение французской литературы. Однако атеистические стихи Пушкина гораздо глубже по своему содержанию, чем легкая насмешка вольтерианцев. Можно, например, у Пушкина встретить немало стихов, в которых он рядом с насмешливым отношением к воскресению Христа и к различным «таинствам» церковным вплетает глубокие политические мотивы. Он пишет В. Л. Давыдову:

Хочу сказать тебе два слова
Про Кишенев и про себя:
На этих днях тиран собора
Митрополит, седой обжора,
Перед обедом невзначай
Велел жить долго всей России
И с сыном, птички и Марии
Пошел христосоваться в рай.

В этом письме Пушкин смеется над своей показной набожностью. Пушкин внешне — верующий, православный. Он ходит в церковь, молится, причащается, исповедуется и т. п. Но все это фальшь. Он пишет Давыдову:

Я стал умен и лицемерю:
Пощусь, молюсь и твердо верю,
Что бог простит .мои грехи,
Как государь — мои стихи.
Говеет Инзов, и намедни
Я променял Вольтера бредни
И лиру, грешный дар судьбы,
На часослов и на обедни,
Да на сушеные грибы.
Однако гордый мой рассудок
Меня порядочно бранит,
А мой ненабожный желудок.
Причастья вовсе не варит.
Еще б, когда эвхаристия
Была бы, например, лафит
Иль кло д'вужо, тогда, ни слова,
И то подумать, так смешно, —
С водой молдавское вино.
Но я молюсь и воздыхаю,
Крещусь, не внемлю сатане,
А все невольно вспоминаю,
Давыдов, о твоем вине —
Вот эвхаристия другая,
Когда и мы, и милый брат,
Перед камином надевая
Демократический халат,
Спасенья чашу наполняли
Беспенной мерзлою струей.
И за здоровье тех и той
До дна, до капли выпивали...
Народы тишины хотят,
И долго их ярем не треснет,
Ужель надежды луч исчез?
Но нет! — мы счастьем насладимся.
Кровавой чаши причастимся —
И я скажу — Христос воскрес.

Конечно, здесь надо оговориться: для людей такого склада мысли, настроений, как А. С. Пушкин, религиозный образ вовсе не означает, что он исходит из религиозного мировоззрения. И поэтому, когда; Пушкин прибегает к таким образам, как причащение; кровавой чашей, это вовсе но означает, что он в какой-нибудь мере верит в силу религиозного причастия. Все его стихотворение Давыдову показывает, как он относится к религии и к ее культу: пост, молитва, чтение часослова, причастие, крещение и другие обряды — все это лицемерие. Он смеется над этими обрядами и над тем, что он вынужден их соблюдать. И самый рассказ об этом служит для него лишь поводом для того, чтобы подчеркнуть силу другого мировоззрения, живущего в нем. — силу глубоких воспоминаний о том времени, которое он провел в Каменке среди будущих декабристов, когда они подымали чашу за революцию в Испании и Португалии и за будущую революцию в России.

Обращение к Давыдову служит поводом для того, чтобы выразить страстную мечту о том времени, когда упадет ярмо царского самодержавия, надетое на народ, когда народ причастится кровавой чашей революции.

Ленин как-то в споре с богостроителями указывал на совершенно неправильной сочетание слов «религия социализма» в устах марксиста, но в устах Пушкина «кровавая чаша причастия» — это не шаг к религии, а шаг от религии к атеизму.

Пушкин по своему мировоззрению — рационалист, он глубоко верит в силу разума.

В 1826 г. Пушкин печатает «Вакхическую песнь»:

Как эта лампада бледнеет
Пред ясным восходом зари,
Так ложная мудрость мерцает и тлеет
Пред солнцем бессмертным ума,
Да здравствует солнце, да скроется тьма!

Стоит вспомнить, что за несколько лет до этого мракобес Магницкий особенно яростно обрушивался на разум человеческий, на бессмертный ум. «Выдумана, — писал Магницкий, — новая идея — разум человеческий. Богословие сего идола — философия. Жрецы его — славнейшие писатели разных веков и стран. Началось поклонение идолу разума. Мрак философии затемнил опять свет христов».

По отношению к такого рода мракобесию «Вакхическая песнь» Пушкина, прославляющая солнце разума, бессмертного ума перед бледной лампадой церковной мысли, конечно, является дерзким вызовом, объявлением войны между солнцем разума и тьмой религиозного церковного учения.

Много тревоги причинила церкви «Гавриилиада» Пушкина. После «Кандида» и «Орлеанской девственницы» Вольтера «Гавриилиада» Пушкина одно из самых сильных в мире литературных произведений, направленное острием своим против церковной религиозной идеологии. Острое лезвие сатиры камня на камне не оставляет от евангельских сказаний о непорочном зачатии. Трудно сказать, на какое армянское предание ссылается поэт, но он дает в «Гавриилиаде» совершенно новую трактовку этого евангельского мифа о непорочном зачатии.

В 1826 году, через 5 лет после того как появилась «Гавриилиада», жандармский полковник Бибиков писал в своем, донесении о влиянии Пушкина и его «Гавриилиады» на молодое поколение: «Воспитанные по большей части в идеях мятежных и сформировавшись в принципах, противных религии, они представляют собою рассадник, который некогда может стать гибельным для отечества и для законной власти... Выиграли ли от того, что сослали Пушкина в Крым? Такие молодые люди, оказавшись к одиночестве, в пустыне, отлученные, так сказать, от всякого мыслящего общества,- лишенные всех надежд на заре жизни, изливают желчь, вызываемую недовольством, в своих сочинениях, наводняют государство массою бунтовщических стихотворений, которые разносят пламя восстания во все состояния и нападают с опасным и вероломным оружием насмешки на святость религии, — этой узды, необходимой для всех народов, а особенно для русских (см. «Гавриилиаду», соч. Пушкина)... Присоединяю здесь стихи, которые ходят даже в провинциях и которые служат доказательством того, что есть еще много людей зложелательных:

Паситесь, мирные народы,
Для вас невнятен славы клич,
Не нужны вам дары свободы, —
Вас надо резать — или стричь» *).

*) Б. Л. Модзалевский. Пушкин под тайным надзором, 1922, стр. 10


До революции село Палех бывш. Ярославской губ. известно было как центр кустарной иконописи. Палехские кустари-живописцы выпускали ежегодно свыше 10000 икон, на перепродаже которых местные купцы получали большие барыши. После революция палехские художники перестали рисовать иконы. Их опыт и мастерство служат в настоящее время советскому искусству. Некоторые палехские мастера создали антирелигиозные произведения.
Например, известный палехский художник Комсов сделал иллюстрации к безбожной поэме А. С. Пушкина «Гавриилиада». На рисунке — одна из его иллюстраций к поэме.

Сам Пушкин в одном из писем рассказывает, что пребывание в. Одессе завершило его атеистическое мировоззрение. В перехваченном жандармами письме Пушкина в марте 1824 года поэт писал: «Читал Шекспира и Библию, святой дух иногда мне по сердцу, по предпочитаю Гете и Шекспира. Ты хочешь знать, что я делаю: пишу пестрые строки романтической поэмы и беру уроки чистого Атеизма. Здесь англичанин глухой философ, единственный умный Атей (атеист), которого я еще встретил. Он исписал листов тысячу, чтобы доказать невозможность бытия разумного существа, творца и вседержителя, мимоходом уничтожая слабые доказательства бессмертия души. Система не столь утешительная, как обыкновенно думают, но, к несчастью, более всего правдоподобная». Это было за год с небольшим до восстания декабристов, когда правительству Александра уже было известно кое-что о настроениях кругов, близких Пушкину. Правительству Александра I достаточно было этого письма, чтобы сослать Пушкина под политический надзор. Известно, в какой обстановке жил Пушкин в этой ссылке.

Его друг Пущин рассказывал впоследствии, как он приехал к Пушкину и привез ему в подарок новинку — «Горе от ума» Грибоедова. «...После обеда он начал читать вслух... Среди этого чтения кто-то подъехал к крыльцу. Пушник взглянул в окно, как будто смутился и торопливо раскрыл лежавшую на столе Четью-Минею. Заметив его смущение и не подразумевая причины, я спросил его: что это значит? Не успел он отвечать, как вошел в комнату низенький, рыжеватый монах и рекомендовался мне настоятелем соседнего монастыря. Я подошел под благословение. Пушкин — тоже, прося его сесть. Монах начал извинением в том, что, быть может, помешал нам, потом сказал, что, узнавши мою фамилию, ожидал найти знакомого ему П. С. Пушкина». Когда избавились от этого гостя, Пущин высказал свою досаду, что накликал это посещение. «Перестань, любезный друг, ведь он и без того бывает у меня, я поручен его наблюдению. Что говорить об этом вздоре» *).

*) Л. Майков. Пушкин. Биографические Maтериалы, 1899, стр. 81—82.


Приведенных свидетельств и материалов, достаточно, нам кажется, для того, чтобы убедиться в том, что Пушкин был убежденным противником религии, противником церкви, одним из первых атеистов, на которого обрушились кары царской власти. И совершенно зря некоторые биографы Пушкина, в том числе и Вересаев, пытаются представить Пушкина верующим на том основании, что у него можно найти религиозные высказывания, или на том основании, что Пушкин совершал те или иные религиозные обряды. Мы видели уже, насколько фальшивы были эти религиозные обряды, и знаем , что религиозные настроения — это были прорывы в его мировоззрении, пропитанном атеистическим духом. Всем известно, что Пушкин прибегал даже к явно кощунственным с точки зрения религии обрядам. Так, он сам рассказывает, что 7 апреля 1825 года в день смерти Бaйрона он заказал священнику обедню за упокой души Байрона. Он пишет брату в тот же день: «Я заказал обедню за упокой души Байрона. Сегодня день его смерти... В обоих церквах... происходили молебствия. Это немножечко напоминает мессу Фридриха II за упокой души господина Вольтера. Вяземскому посылаю вынутую просфору отцом Шкодой за упокой поэта».

50 лет тому назад преосвященный Никанор, архиепископ херсонский и одесский, произнес проповедь «в неделю блудного сына» о Пушкине*).

*) Беседа преосвященного Никавора, архиепископа херсонсого и одесского, в неделю блудного сына при поминовении раба божия Александра (лоэта Пушкина) по истечении пятидесятилетия по смести его, изд. второе Афонского русского^ Пантелеймонова монастыря, Москва, 1889 г.


В этой проповеди сановный поп Никанор не мог не признать, что Пушкин был необычайно одаренным человеком, Что же увидел со своей поповской точки зрения архиепископ в пушкинской поэзии?

«Видим мы в этой поэзии не только обнажение блуда, не только послабление ему, но и одобрение его в принципе, но и воспевание его в обольстительных звуках, но и всяческое поощрение к нему, но и заповедание его в предсмертных завещаниях поэта». Поп возмущается тем, что поэзия Пушкина явилась «провозглашением худшего .в языческом культе, эпикурейского» — культа наслаждения. Но особенно печалится поп по поводу того, что Пушкин — на стороне революции: «И чего-чего он не воспевает?! Воспевает кровожадность Наполеона — так. же, как и революционеров XVIII века. Особенно революционная свобода была его кумир»... Сам не замечая этого, крестоносный критик воздает величайшую похвалу Пушкину. «Да, мир свой он делил на две части: одну ему несочувственную, другую сочувственную, относя к последней все свободолюбивое, мятежное, отважное, непоборимое, чувственно-прекрасное, игривое, вольнодумное, отрицающее. Этого мира он был певец, угодник и раб столько же, как другого мира враг и отрицатель. Для опозорення этого другого мира, для унижения, для всколебания он сделал с своей стороны... что только он мог сделать».


Конечно, попы и другие реакционеры не могли простить Пушкину его восторженного отношения к декабристам, которое он ярко выразил в известном «Послании к Чаадаеву»:

Мы ждем с восторгом упованья
Минуты вольности святой,
Как ждет любовник молодой
Минуты сладкого свиданья...
Товарищ, верь, взойдет она,
Заря пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишет наши имена!


Пушкин — вольнодумец и атеист, Пушкин — друг декабристов, Пушкин — материалист,. автор «Гавриилиады», был бельмом на глазу у православного духовенства. Оно не могло оставить в покое его памяти, и проповедь архиепископа Никанора не единственная в этом роде. Семинарские богословы, специально изощрялись на «критике» «афея» Пушкина, его «богохульных» произведений.

Но, с другой стороны, духовенством была предпринята и другая попытка — представить Пушкина под конец жизни глубоко раскаявшимся и перед царизмом и перед церковью. Тот же архиепископ Никанор стремится в своей проповеди с церковного амвона изобразить Пушкина раскаявшимся «блудным сыном». Он советует считать «Безверие» Пушкина, как яркое отражение другой стороны сознания Пушкина, его религиозного сознания, но тут же вынужден признать, что гораздо ближе Пушкину, чем библия, были Гете и Шекспир, что редкие религиозные порывы {или прорывы) у Пушкина сочетаются у него с атеизмом, безверием.

По поводу «Безверия» Пушкина надо все же иметь в виду, что Пушкин писал его в 1817 году по прямому приказу лицейского начальства — прочесть на выпускном экзамене оду, посвященную опровержению безверия. Такое приказание было отдано Пушкину в наказание за его атеистические взгляды, так что никакого серьезного значения эта ода его не имеет в том смысле, что она ни в какой степени не отражает действительного отношения Пушкина к религии. Наоборот, она находится в полном противоречии с. действительным атеистическим мировоззрением поэта.

Церковники даже пытались использовать благородный образ Пушкина для иконы. В Центральном антирелигиозном музее можно видеть икону «святых мучеников Козьмы и Дамиана», взятую в одной из церквей, где изображен под видом одного из святых никто иной, как А. С. Пушкин. С первого же взгляда видно, что иконописец взял для иконы портрет А. С. Пушкина, написанный Тропининым. Пушкин (святой Козьма) на иконе держит крест в руке, а рядом с ним старец Дамиан весьма подозрительно смахивает на жандарма — попа, отравлявшего жизнь поэта в Тригорском, шпионнвшего за каждым его шагом.



Икона «святых Козьмы и Дамиана», находившаяся в одной из церквей.
Слева на иконе в качестве святого изображен А. С. Пушкин.


Церковники не раз давали на иконах изображения врагов царского самодержавия. На многих иконах церквей, строившихся помещиками, горит в аду Емельян Пугачев. Но на церковных иконах можно видеть и писателей, которых они ненавидели. Л. Н. Толстой, горящий с грешниками в аду, — эта тема очень вдохновляла церковников. На другой фреске страшного суда среди «злоделателей, немилосердных, завистливых, ленивых, гордых, душегубцев, татей, лживых еретиков горит в вечном огне поэт М. Ю. Лермонтов. Попытки изобразить в качестве святого А. С. Пушкина принадлежат, может быть, кисти художника, который восторгался красотой пушкинского гения. Пушкиноведам следует заинтересоваться этой работой.

Атеистические произведения Пушкина так долго были под запретом, им придавали такое недостойное толкование, подчеркивая в некоторых из них порнографические элементы, что и сейчас еще такие произведения, как «Гавриилиада», являются мало распространенными.

В свое время Пушкин сам дал ответ таким критикам, которые оценивали его антирелигиозные вещи как безнравственные:

«Эти господа критики — писал Пушкин, — нашли странный способ судить о степени нравственности какого-нибудь стихотворения. У одного из них есть 15-летняя племянница, у другого 15-летняя знакомая, и все, что по благоусмотрению родителей еще не дозволяется им читать, провозглашено неприличным, безнравственным, похабным... Все эти господа, столь щекотливые насчет благопристойности, напоминают Тартюфа, стыдливо накидывающего платок на открытую грудь Дорины... Безнравственное сочинение, — писал Пушкин, — есть то, коего целию или действием бывает потрясение правил, на коих основано общественное счастье или достоинство человеческое... Но шутка, вдохновенная сердечною веселостью и минутною игрою воображения, может показаться безнравственною только тем, которые о нравственности имеют детское или темное понятие, смешивая ее с нравоучением, и видят в литературе одно педагогическое занятие» *).

*) Пушкин. Сочинения, том 6, ГИХЛ, Москва 1936 г., стр. 111—112.


Для нас, коммунистов, нравственность служит общим нашим целям борьбы за социализм. Наша коммунистическая нравственность помогает нам разрушать пережитки идеологии, враждебной социализму, враждебной социалистической культуре.

Атеистические, антирелигиозные произведения Пушкина помогают этой цели. Мы считаем себя в долгу перед памятью Александра Сергеевича Пушкина. Его атеистические произведения заслуживают самого широкого распространения, они помогают выполнить задачу, поставленную Лениным в борьбе против религии. Эту задачу Ленин формулировал в письме в редакцию журнала «Под знаменем марксизма».

«Бойкая, живая, талантливая, остроумно и открыто нападающая на господствующую поповщину публицистика старых атеистов XVIII века, сплошь и рядом окажется в тысячу раз более подходящей для того, чтобы пробудить людей от религиозного сна, чем скучные, сухие, не иллюстрированные почти никакими умело подобранными фактами, пересказы марксизма, которые преобладают в нашей литературе и которые (нечего греха таить) часто марксизм искажают» *).

*) Ленин. Сочинения, том XXXII, стр.184

Именно к такого рода литературе, живой, талантливой, остроумно и открыто нападающей на поповщину, на религию, относятся и.атеистические произведения великого нашего поэта, бессмертного Александра Сергеевича Пушкина.

Ем. ЯРОСЛАВСКИЙ.

Статья т. Ярославского печатается в сокращенном виде. Полный текст ее печатается в № 1 журнала «Антирелигиозник» за 1937 год.


Статья Ем.Ярославского, конечно, неоднозначная. Ну да Пушкин ему судья.

А вот то, что Александр Сергеевич был человек и думающий, и чувствующий, конечно, бесспорно. И еще было у него чувство юмора.

Вот писал же он и такое:

ХРИСТОС ВОСКРЕС


Христос воскрес, моя Ревекка!

Сегодня следуя душой

Закону бога-человека,

С тобой целуюсь ангел мой.

А завтра к вере Моисея

За поцелуй я не робея

Готов, еврейка, приступить -

И даже то тебе вручить,

Чем можно верного еврея

От православных отличить.


Или еще:

К**


Ты богоматерь, нет сомненья,

Не та, которая красой

Пленила только дух святой,

Мила ты всем без исключенья;

Не та, которая Христа

Родила не спросясь супруга.

Есть бог другой земного круга -

Ему послушна красота,

Он бог Парни, Тибулла, Мура,

Им мучусь, им утешен я.

Он весь в тебя - ты мать Амура,

Ты богородица моя.