О Т К Л И К И на статью "ПЕРЕВЕРТЫШИ"
и арест Синявского и Даниэля
ЭТО ПРЕДАТЕЛЬСТВО**
Известия. 1966.18 янв. Общесоюзный выпуск
**Этот и два последующих текста - видимо, как наиболее типичные читательские отклики, - газета опубликовала под общим названием "Клеветники-перевертыши".
Вот уже сорок четыре года я работаю в поэтическом цехе моей страны. Я горжусь нашей литературой, горжусь тем, что советские писатели, посвятившие свое творчество служению светлым идеалам коммунизма, верные делу ленинской партии, народу, создали столько замечательных произведений, достойных эпохи великого созидания.
Все эти годы наши враги за рубежом злобно клеветали на советский строй, на советских людей, обливали грязью советскую культуру. Порой и у нас находились люди, которые подпевали врагам. Но о таких отвратительных клеветниках, как те, о которых рассказали "Известия" в статье "Перевертыши", мне еще не приходилось слышать. Я не мог спокойно читать эту статью. Два потерявших всякую совесть бесчестных авантюриста выдавали себя за советских литераторов, а на деле своими грязными измышлениями в зарубежной прессе по-холопски служили врагам социализма. Их преступные деяния не могут не вызвать гнева у советских писателей, отображающих в своих произведениях дружбу наших людей, занятых созидательным трудом в братской семье народов. Двуличные лицемеры разоблачены. Общественность Азербайджана, наши писатели клеймят их позором и презрением.
Зарубежные покровители Синявского и Даниэля пытаются выдать перевертышей за представителей советской интеллигенции. Тщетны эти попытки. Между подлинной советской интеллигенцией, глубоко преданной своему народу, родной Коммунистической партии, и этими отщепенцами — глубочайшая пропасть. Называть их интеллигентами — значит оскорблять советскую интеллигенцию.
За границей у советского народа много друзей. Я уверен, что они вместе с нами возмущены измышлениями грязных пасквилянтов. Ибо друзья понимают внутреннюю сущность, моральное убожество этих людей. Только таких и могут вербовать враги прогресса.
Наша дорога светла и солнечна. Мы умеем, идя по этой дороге, вырывать с корнем сорняки, выросшие в цветнике великой дружбы народов. Перья, умеющие выдавать черное за белое, а белое за черное, должны быть сломаны. Место двух предателей — на скамье подсудимых.
Сулейман Рустам, народный поэт Азербайджана Баку
ТАКИХ НЕ ПРОЩАЮТ
С гневом прочитали мы в "Известиях" о пошлых, омерзительных писаниях А.Синявского и Ю.Даниэля. Они лакейски сочиняли "сенсационные" книжонки и статейки на потребу буржуазным пропагандистам. Действительно, только чувство брезгливости вызывают грязные опусы этих нравственных уродов — специалистов по "темным проблемам" жизни, пытавшихся осквернить все наше родное, святое, советское.
Злобная клевета на наш общественный строй, государство преследует одну-единственную цель: выслужиться перед врагами Родины, нанеся удар из-за угла, из подворотни. Антисоветские сочинения Синявского и Даниэля — внутренних эмигрантов, а еще прямее говоря, отщепенцев и изменников — вызывают законный гнев всего нашего советского общества
Они должны быть сурово наказаны. Этого требуют интересы и идеалы нашего народа, принципы социалистического гум-анизма.
А.Людмилин, главный дирижер музыкального театра, народный артист РСФСР; М.Подобедов, писатель, член КПСС с 1920 года;
П.Монастырский, главный режиссер Театра им. Кольцова,
заслуженный деятель искусств РСФСР, Воронеж
ИХ УДЕЛ - ПРЕЗРЕНИЕ
Что может быть дороже Родины? Она нужна человеку, как солнце, как воздух, как чистый родник, наполняющий грудь живительной силой, едва прикоснешься к нему губами...
Было время, когда я могла потерять ее — мою Родину. Много лет уже прошло с той поры, но я и сейчас нет-нет да и возвращаюсь памятью к тем страшным дням, когда Латвия стонала под игом фашистских оккупантов. Сколько тогда я видела слез, сколько натерпелась ужасов! Помню, как однажды на дороге, ведущей в Бауску, гитлеровские солдаты гнали толпу людей, с котомками за плечами, с узелками в руках. За подолы материнских платьев держались испуганные ребятишки.
В страхе я кинулась в лес. Там уже оказались такие же, как я, местные жители - женщины, дети, старики, прятавшиеся в страхе, что их угонят в рабство, разлучат с отчим домом. Мы готовы были принять любые лишения, лишь бы миновала нас горькая чаша, лишь бы нам удалось остаться здесь, на израненной и поруганной, но милой сердцу латвийской земле. Именно в те страшные дни я особенно глубоко поняла: самое дорогое, что есть у человека — это Родина! <..>
Надо думать, что советское правосудие воздаст преступникам по заслугам. Но самым тяжким наказанием для них явится презрение, гнев советских людей, чей светлый день не в силах омрачить никакие синявские и даниэли!
З.Гулбис, агроном Межотненской селекционной станции
Бауский район, Латвийская ССР
ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ ГАЗЕТЫ "ИЗВЕСТИЯ"*
Копия: Президиуму Верховного Совета СССР
*Опубликовано впервые в кн.: Чуковская Л.К. Открытое слово, Нью-Йорк, 1976.
Уважаемый товарищ редактор!
В номере 10 Вашей газеты от 13 января 1966 года помещена статья Дм.Еремина "Перевертыши".
Молча пройти мимо этой статьи мы не можем.
Приведя несколько цитат из произведений, напечатанных за границей, Дм.Еремин осыпает бранью предполагаемых авторов.
В первой половине статьи он именует А.Синявского и Ю.Даниэля отщепенцами, подонками и хулиганами, затем, уже ближе к концу, "орудием подогревания психологической войны против Советского Союза" и в конце — "подручными тех, кто шурует в топке международной напряженности", кто "хочет холодную войну превратить в горячую".
Статья принесла свои плоды. В номере 14 от 18 января 1966 г . помещены читательские отклики - три письма, в которых фамилии Даниэля и Синявского пишутся уже с маленькой буквы. Авторы писем безусловно, уже без всяких цитат и малейших попыток аргументации, уже без постепенных переходов от беспринципности к хулиганству, от войны психологической к настоящей войне, — прямо и решительно именуют А.Синявского и Ю.Даниэля предателями и изменниками
За это вреднейшее смешение понятий, за эту подмену и рост обвинений в умах читателей - всецело отвечает Дм. Еремин.
Один из нас никогда и в глаза не видывал ни Ю.Даниэля, ни А.Синявского; другой отдаленно знаком с Ю.Даниэлем. Человеческий облик обоих вообще нам неведом, а литературные работы известны слишком недостаточно для определенного суждения. Нам неизвестно, например, из какого контекста почерпнуты цитаты, приводимые Дм. Ереминым, выражают ли они идеи авторов или мысли персонажей. Таким образом мы (как, впрочем, все читатели "Известий") не располагаем материалом, позволяющим нам соглашаться или спорить со статьей Дм. Еремина по существу.
Но она глубоко возмутила нас. Духом, тоном, стилем. Используя выражение Герцена, о статье этой можно сказать, что "здесь чернила слишком близки к крови, слова к свинцу". От авторского словаря и системы мышления разит тем словарем и тем ходом умозаключений, каким отличались газетные статьи в наиболее острые периоды сталинских кровавых облав на людей: годы 37-38, 48-53. Та же грубость выражений, та же опасная игра словами и понятиями.
И самую статью Дм. Еремина и ее напечатание в "Известиях" — газете, которая еще так недавно призывала соблюдать законность, - мы считаем вреднейшей ошибкой.
Прежде всего статья Дм .Еремина безнравственна. Наносить публичные оскорбления людям, которые в данную минуту находятся в тюрьме и лишены возможности ответить, - неблагородно, низко. Это во-первых. А во-вторых, напечатание статьи Дм.Еремина противоречит смыслу нашего законодательства. В 1964 году, в номере 287 тех же "Известий", была опубликована статья А.Ф.Горкина. Председатель Верховного суда СССР настойчиво предлагал газетам воздерживаться от опубликования высказываний, "в которых до рассмотрения дела в суде уже признается виновность тех или иных лиц". А.Ф.Горкин квалифицировал подобные высказывания как попытки давить на суд.
Статья Дм. Еремина - это и есть, на наш взгляд, попытка противозаконного воздействия на суд и на общественное мнение накануне процесса. Ведь суда еще не было, голоса прокурора, свидетелей, защитников и самих обвиняемых еще не прозвучали, а читатели, с легкой руки Дм. Еремина, уже гневно клеймят подсудимых, принимая их за осужденных... Клики ненависти и грубая брань - та ли это атмосфера, в которой должны работать беспристрастные судьи?
Кто дал право "Известиям", накануне судебного разбирательства, устами авторов писем называть подсудимых изменниками и предателями, то есть практически подменять собою судей и выносить приговор до суда, выдавая за доказанное то, что как раз и подлежит доказательству?
Мы протестуем против статьи Дм. Еремина как против замаскированного беззакония.
23 января 1966 года
Члены Союза писателей:
Владимир Корнилов, Лидия Чуковская
ПИСЬМО В ЮРИДИЧЕСКУЮ КОНСУЛЬТАЦИЮ № 1 ПЕРВОМАЙСКОГО РАЙОНА Г. МОСКВЫ
В ответ на Ваш запрос от 1 февраля 1966 года (№1-25) об отзыве на произведения Ю.Даниэля, который, как Вы указываете, нужен "в связи с рассмотрением уголовного дела", считаю необходимым сообщить нижеследующее:
1. Я прочел повесть "Говорит Москва" и рассказы "Руки" и "Человек из МИНАПа" Н.Аржака. В статье Д.Еремина, опубликованной в "Известиях", и статье З.Кедриной, опубликованной в "Литературной газете", говорится, что Н.Аржак - псевдоним Ю.Даниэля.
Подробный разбор этих произведений вызвал бы разные толкования и оценки, вызвал бы также и резкую критику идейно-художественных недостатков. Такой разбор может быть только профессиональным литературно-художественным исследованием, которое необходимо предполагает спор, сопоставление разных точек зрения, исключает любые безапелляционные вердикты.
Но в Вашем запросе речь идет об "уголовном деле". Судя по упомянутым выше статьям, это дело о государственном преступлении. Поэтому целесообразно прежде всего ответить на вопрос, дают ли прочтенные мною повесть и рассказы материал для такого обвинения. На этот вопрос я могу ответить только отрицательно.
Естественно, возникает другой вопрос: что же могло дать повод для возникновения уголовного дела и для тех резких политических обвинений, которые еще до суда прозвучали со страниц газет.
2. Мне представляется, что это объяснимо прежде всего самой природой того литературного жанра, в котором написаны повесть и второй рассказ. Это жанр фантастического гротеска, сравнительно редкий и непривычный в нашей литературе последних десятилетий и потому вызывающий подчас резко отрицательное отношение читателей, воспитанных в традициях реалистического повествования, основанного на достоверном изображении жизни.
Н.Аржак, по-моему мнению, — тем более объективному, что мне лично не нравятся некоторые существенные особенности его произведений, - одаренный и квалифицированный беллетрист. Повесть "Говорит Москва" — это гротескно-фантастическая притча. Ее фабула откровенно условна, нарочито фантастически абсурдна. Время действия отнесено к 1960 году, что уже само по себе исключает претензию на достоверность. Внешние черты нашего быта пародийно смещены. Но общий вывод, так сказать, основной пафос повести отнюдь не антигосударственный, да и вообще не политический, а моралистический. Смысл его, по-моему, таков: каждый человек ответственен, даже виновен, если рядом с ним покушаются на жизнь другого человека. Можно спорить с абстрактно-метафизическими и пацифистскими нравственными принципами, воплощенными в этой повести, можно спорить с иными сомнительными в идейно-художественном отношении особенностями его сатирического гротеска. Однако я убежден, что нельзя предъявлять автору политические обвинения, ссылаясь на этот нарочито гротескный, абсурдный сюжет. И тем более нельзя возлагать на автора ответственность за мысли и речи его персонажей, как это делают авторы статей в "Известиях" и в "Литературной газете". Это недопустимо при анализе любого литературного произведения и особенно - гротескного. Между тем Д.Еремин квалифицирует даже как "провокационный призыв к террору" то место, которое в действительности имеет прямо противоположный смысл. Военные воспоминания героя, возникающие почти как бред, вызывают у него ужас и отвращение ко всякому убийству: "Я больше не хочу никого убивать. Не хо-чу!"
Общее мировосприятие лирического героя достаточно внятно выражено в ряде мест - в его воспоминаниях об отце, комиссаре гражданской войны, и особенно в заключительных абзацах. Моралистическое обобщение: "Ты должен сам за себя отвечать, и этим — ты в ответе за других" — явственно сочетается с утверждением любви к родной стране.
Рассказ "Человек из МИНАПа" тоже написан в манере фантастического гротеска. Литературно он более слаб, несколько пошловат, но никак не может быть поводом для политических и уголовных обвинений.
3. Возможность таких обвинений, как уже указывалось выше, связана с особенностями жанра. Гегель считал одним из признаков гротеска "безмерность преувеличения". В первом издании Советской Литературной Энциклопедии сказано: "О гротеске в собственном смысле слова можно говорить лишь там, где смещение планов и нарушение естественного изображения носит характер литературного приема, отнюдь не воспроизводящего полного мировосприятия автора" (Т. 3. С. 24). Во втором издании Литературной Энциклопедии гротеск характеризуется как один из "видов типизации (преимущественно сатирической), при которой деформируются реальные жизненные соотношения правдоподобия, уступая место карикатуре, фантастике, резкому совмещению контрастов" (Т. 2. С. 401).
В недавно изданной книге выдающегося советского литературоведа М.Бахтина отмечается: "В гротеске... то, что было для нас своим, родным и близким, внезапно становится чужим и враждебным. Именно наш мир превращается вдруг в чужой" (Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1965. с. 55).
Конкретные примеры жанра - многие новеллы Э.Т.А.Гофмана и Э.По, повесть Н.В.Гоголя "Нос", значительная часть прозы М.Щедрина, "Двойник" и "Крокодил..." Ф.Достоевского, некоторые рассказы Лескова, Ремизова и др. В советской литературе средства сатирического и фантастического гротеска широко использовали В.Маяковский, Вс.Иванов, И.Ильф и Е.Петров, И.Эренбург, Е.Шварц и др. В зарубежной литературе 20-го века — Я.Гашек, К.Чапек, Б.Брехт и др.
Гротескно-фантастическая проза произведений Н.Аржака находится в русле традиций этого жанра.
4. Как уже отмечалось выше, характерные особенности гротеска затрудняют его восприятие и даже вызывают антипатию, вполне естественную у читателей, воспитанных в иных литературных традициях. Но это никак не может обосновать уголовного преследования по политическим обвинениям.
Многолетний опыт советской литературы свидетельствует о том, что политические обвинения, выдвигавшиеся против самых разных авторов в пылу литературной полемики, как правило, впоследствии оказывались несостоятельными. Достаточно вспомнить, что даже такие произведения, ставшие ныне нашей классикой, как пьесы и многие стихи Маяковского, "Тихий Дон" Шолохова, "Вор" Леонова, романы и фельетоны Ильфа и Петро-ва, назывались "антипартийными", "мелкобуржуазными и даже "клеветническими". Стихи Есенина, ранние романы Эренбурга были изъяты из библиотек в результате еще более суровых обвинений.
Разумеется, я не намерен ставить в один ряд с названными выше книгами те произведения, на которые делается этот отзыв. Но тем не менее исторический опыт необходимо учитывать и в данном деле.
5. В истории нашей литературы есть и иные примеры, гораздо более близкие к данному случаю. Роман Е.Замятина "Мы" и роман Б.Пильняка "Красное дерево" были опубликованы за границей в конце 20-х годов. Оба эти произведения наша критика тогда расценила как резко враждебные основным принципам советского строя. Однако, несмотря на то, что в ту пору наша страна находилась в неизмеримо более трудном положении, чем теперь, окруженная со всех сторон врагами, эти литераторы не были привлечены к судебной ответственности. Е.Замятину в 1931 году была предоставлена по его просьбе возможность уехать в Англию, Б.Пильняк был репрессирован в 1938 году по другому поводу и посмертно реабилитирован.
6. Все сказанное выше побуждает меня с полным сознанием всей меры гражданской и партийной ответственности, повинуясь только моей совести коммуниста, гражданина, советского литератора заявить, что при всех недостатках рассмотренных мною произведений я не вижу в них никаких оснований для судебного преследования по уголовному делу.
5/6 февраля 1966 года
Л.З. Копелев,
Член Союза писателей, кандидат филологических наук*
* 27 ноября 1965 г . Л.З.Копелев направил открытое письмо в секретариат ЦК КПСС, в идеологическую комиссию при ЦК КПСС, в президиум правления Союза писателей СССР в защиту А.Д.СИНЯВСКОГО, в котором, в частности, писал: "...представляется необходимым возможно скорее освободить Синявского, а материалы этого дела передать в Институт мировой литературы, где он работает, и в Союз писателей, членом которого он состоит".
