::: АГИТКЛУБ ::: АГИТМУЗЕЙ ::: МЕМОРИАЛ ::: ПОЭЗИЯ УЗНИКОВ ГУЛАГа  

 

Юрий ЧИРКОВ, Ольга АДАМОВА-СЛИОЗБЕРГ, Черубина де Габриак, Николай КРОПОТКИН, Аполлон КОРИНФСКИЙ


 

ЮРИЙ ЧИРКОВ
1919 - 1988

Юрий Иванович Чирков родился в городе Орлове Вятской губернии.
Арестован в 1935 году школьником. Осужден на 3 года Соловков, по истечении
которых срок был продлен еще на Соловках, а потом в Ухтижемлаге на 5 лет. В лагере зачастую работал на общих тяжелых работах, тем не менее упорно занимался самообразованием, в 1945 году получил аттестат зрелости и золотую медаль (в 1943 году был освобожден из лагеря, но оставлен при производстве Ухтижемлага до конца войны).

После освобождения закончил биологический факультет Краснодарского пединститута, но в 1951 году вновь арестован и до 1954 года находился в ссылке в Красноярском крае.

После реабилитации стал доктором географических наук, профессором, заведовал кафедрой метеорологии и климатологии Сельскохозяйственной академии им. Тимирязева.

* * *

Чернь бескрайняя, холодная
Над застывшею землей.
Жизнь звериная, голодная.
Ах, домой, домой, домой.

Люди-звери, люди-призраки.
Безысходная тоска,
Бред, кошмары, смерти признаки
Воля снова далека...

Неужель без оправдания
Жизнь свою закончу тут,
И без гроба, без прощания
В мерзлоту мой труп швырнут.

Январь 1939


* * *

Был тихий вечер, солнце село,
Заря сгорела без следа.
На небосводе потемнелом
Зажглась вечерняя звезда.

Чуть слышно волны шелестели
Внизу за каменной стеной.
Давно уж чайки улетели,
Их крик не нарушал покой.

И месяц, из-за стен поднявшись,
На башне шпиль посеребрил,
А под ногами лист опавший
Шаги неровные глушил.

Тишь кралась призраком разлуки,
Предчувствия сжимали грудь,
Друг другу в клятве сжавши руки,
Мы знали — ждет нас трудный путь.

Наивным нашим идеалам
Клялись быть верными всегда.
Темнела ночь, сильней сияла
Во мраке первая звезда!

И мы решили: каждый вечер
С тех пор, как, друг, нас разлучат,
До дня веселой нашей встречи
Звезду вечернюю встречать.

Чтоб свет ее спокойный, нежный,
Нас осенив в суровый час,
Соединил наш дух мятежный
И укрепил духовно нас...

Прошли года с последней встречи,
Не счесть загубленных тюрьмой!
И, словно траурные свечи,
Мерцают звезды над страной...

Но, как и прежде, каждый вечер
Звезды встречаю я восход,
Я верю: этот гнет не вечен
И справедливость все ж грядет!

С тоской щемящей вспоминаю
Я боль и радость прошлых лет,
Но остров тот благословляю,
Где в грудь запал мне звездный свет.

Ухтижемлаг. Февраль 1940


***

Ирме

Я крепко сплю.
Мне снится плащ твой синий,
В котором ты в сырую ночь ушла. Александр Блок


На траве и в сердце иней:
Близится зима.
Не видать ни дали синей,
Ни ее письма.

Не повеет ветер с юга,
Зазвенев в листве, —
Жди, когда завоет вьюга,
А не жди вестей.

Жди, когда покроет небо
Северная ночь!
Жди, борись за корку хлеба.
Жди! Иль ждать невмочь?!

Жди! А если ждать нет силы —
Погружайся в сон:
Будет сердце с сердцем милой
Биться в унисон,

Будет радость встречи с милой,
Словно боль, сильна...
Потрясенный счастья силой,
Я очнусь от сна,

Задохнусь, сожмусь от муки,
С губ стирая кровь,
Боль любви и боль разлуки
В сердце скрою вновь...

И никто, никто не сможет
Боль души унять!
Дай мне силы, Боже, Боже!
Беспробудно спать...

22 сентября 1941


* * *

Еще «от можа и до можа»
Во сне Рьщзь-Смиглы Польшу зрел,
А уж соседи, брань отложив,
Четвертый начали раздел.

Люфтваффе бомбовые лавы
На спящих ринулись с небес,
И в направлении Варшавы
Колонны двинулись эсэс.

И вдруг удар жестокий в спину...
Как удержать такой потоп?
Уланы, сабли гордо вскинув,
Атаковали танки в лоб.

И, утверждая веру, верность,
Те, кто от пыток слаб и нем,
Писали «вильность», «неподлеглость»
Своею кровью на стене...

Потом шли долго эшелоны
В неведомый и страшный мир,
Играл «Катюшу» на гармони
Татарин рыжий — конвоир.

1941


 

ОЛЬГА АДАМОВА-СЛИОЗБЕРГ
1902-1991


Ольга Львовна Адамова-Слиозберг родилась в Самаре, умерла в Москве. Многое вместили 89 лет ее жизни.

Спокойное детство в Самаре. Потом революция, Московский университет.
После окончания университета Ольга Львовна работала экономистом, была увлечена своей работой. Вышла замуж за Юделя Рувимовича Закгейма — блестящего педагога, преподавателя университета. Родились сын и дочь.
Все оборвалось в марте 1936 года. Мужа арестовали, в октябре он был расстрелян. В апреле арестовали и ее. Обвинение: подготовка покушения на Кагановича. Три года тюрем — в Москве, на Соловках, в Казани, в Суздале; потом — Колыма.

Выдержала. В 1944 году освободилась, приехала в 1946-м в Москву. Оставила детей шести и четырех лет, когда вернулась — им было шестнадцать и четырнадцать. Три года в Москве без прописки под страхом ареста. Дети окончили школу с золотыми медалями, но их не приняли ни в университет, ни в педагогический институт. Слава Богу, приютил Менделеевский институт — прибежище многих им подобных.

В 1949 году — снова арест, Бутырки, ссылка навечно в Караганду.

Вечность ссылки окончилась в 1955-м. В 1956-м реабилитированы и муж, и она, и Николай Васильевич Адамов — второй муж. С этих пор Ольга Львовна жила в любимой семье — редкое счастье для людей ее судьбы.

Еще в 1946 году Ольга Львовна начала писать воспоминания, над которыми работала многие годы. В 1989 году фрагменты ее мемуаров «Путь» опубликованы в «Дружбе народов», а затем — в сборнике «Доднесь тяготеет». Эти, по отзыву Маршака, «мемуары, которые долго будут жить», дважды выпущены Историко-литературным обществом «Возвращение», опубликованы на английском, французском и итальянском языках.

Стихи Ольги Львовны написаны в тюрьмах, на этапах и в лагерях. «Эти стихи не предназначались для публикации. Я слагала их потому, что записывать было нельзя. А хотелось запомнить, унести в будущую жизнь (а вдруг она будет!). Она наступила. Может быть, кому-нибудь будет интересно прочесть их, как дневниковые записи, как свидетельские показания бесконечно долгих лет заточенья, бесправия».

А. Закгейм


ИЗ ТЬМЫ


Пронзает сердце острая игла...
Все та же камера, все то же пробужденье.
В окно через решетку льется мгла
И знаменует утра приближенье.
Четыре бьет. Настал мой час томленья.

Но час проходит. В пять уже светло.
……………………………
День тянется, как нагруженный воз.
Обед. Прогулка. Книги. Разговоры.
Порой случайные бессмысленные споры.
И, наконец, событие — допрос.
И снова ночь. И снова предо мною
Воспоминания проходят чередою.

И не могу я прошлому простить!
Как мало сделано! Как мало я жила!
Ужель конец? Нет, слишком рано.
Моя душа — одна сплошная рана.
И страстно, страстно хочется мне жить.

Лубянская тюрьма. 5 мая 1936

КНИГИ

Когда ночами мучима тоской,
Ища напрасно отдых и покой,
В пережитом ответа я искала:
Что жизнь мою и гибель оправдало?
Когда я видела, что целый свет
Враждебен мне, что мне опоры нет,
Чтоб смертную тоску от сердца отогнать,
Я принималася в уме перебирать
Стихи любимые. Сквозь тьму веков, сквозь дали,
Сердца родные сердцу вести слали,
И отзывалися слова в душе унылой,
Как ласка друга, трепетною силой.
В реке поэзии омывшися душой,
Я снова силу в жизни находила:
У Пушкина гармонии училась,
У Кюхельбекера — высокой и прямой
Гражданской доблести, любви к искусству
И чистой дружбы сладостному чувству.
Веселой радости в безжалостном бою,
Бездонной нежности и мужеству терпенья
Училась у насмешливого Гейне,
Свободе жизнь отдавшего свою.
И Лермонтов, могучий, мрачный гений,
Мне раскрывал весь мир своих мучений.
И вас, учителя людей, я вспоминала,
Ромен Роллан и Франс, Тургенев и Толстой,
В мир ваших мыслей погружась душой,
Я горькую печаль свою позабывала.
И с человечеством вновь через вас родня,
Гнала ночной кошмар и шла навстречу дня.

Бутырская тюрьма. 1936


ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Сегодня такое синее небо,
Такой золотой, ослепительный свет,
Как будто пятнадцати лет не было
И вчера мне исполнилось двадцать лет.

Как будто, свернув на затылке косы,
Я к Волге бегу босиком с горы,
Ловя золотисто-синие отсветы
Ее холодной стальной игры.

Такая свобода, такая прохлада,
Такой простор молодому телу,
Что даже сейчас запоздалая радость
В сердце певчею птицей запела...

И в этот день, золотой и синий,
Среди соловецких зловещих стен
Я вижу песков разметавшихся линии
И вязов прибрежных зеленую сень.

Пускай потери непоправимы,
Ошибки искать и считать я устала,
Навеки то, что было любимо,
Солнечным светом в душе осталось.

Соловки. 1 августа 1937

БЕССОННИЦА

Беспокойная белая ночь,
Тени башен на окна нависли.
Я устала в мозгу ворочать,
Точно камни, тяжкие мысли.

Когда сердце, искавшее чувств,
Настоящей тоски не знало,
Мне изысканной нежной грустью
Было сладко себя печалить.

А теперь в душе тревожной
Слишком много запретных мест.
Лодку мыслей веду осторожно,
Чтоб на риф или мель не сесть.

Только вспомнишь о дальнем мире,
Точно жало до сердца дотронется.
Меж камней осторожно лавируя,
И себя вывожу из бессонницы.

Жажда жизни с тоскою борется,
Отгоняя ненужные мысли.
Это значит: большое горе,
Точно жернов, на шее повисло.

Это значит, что, стиснув зубы,
Я решила терпеть и ждать...
Чайки стонут тоскливо и грубо.
Ночь проходит.
Надо спать

Соловки. 1937

* * *

Я живу, как во сне.
Вкруг меня и во мне
Этот тусклый рассеянный свет без теней
Много дней, много дней, много дней...

Слышу шум за стеной осторожных шагов,
Да задушенный шепот глухих голосов,
Да еще иногда
Громыханье замка,
Да шуршанье проклятых волчков.

Я живу, как во сне,
И мерещится мне,
Что лежу я на илистом дне,
Под холодной тяжелой зеленой водой,
И идут корабли надо мной.

Высоко наверху волны бьют в берега,
Летом солнце палит, а зимою снега,
Ветер яро кружит по волне...
Но царит тишина в глубине.

Высоко наверху моя бедная мать
Не устанет меня громким голосом звать.
Громкий голос доходит до самого дна,
Где в бессильи лежу я одна.

Мама, дочку свою не зови, не томи,
Мама, бедное сердце уйми!
Не могу я проснуться, здесь нечем дышать,
Не терзай себя, бедная мать!

Я живу, как во сне.
Вкруг меня и во мне
Этот тусклый рассеянный свет без теней
Много дней, много дней, много дней.

Казанская тюрьма. 1938

* * *

Они летят. Они летят на юг. А я осталась,
подстреленная птица, на земле.
Я вижу молодость свою
В застывшей мгле.

На синем юге, на далеком юге
Купаются в живительном огне
Мои крылатые подруги.
Какой холодный снег...

Колыма. 1940


МАМЕ


Дойти, доползти, довлачиться,
Уткнуться в родные колени,
Уткнуться в родные колени
И плакать иль, может, молиться?

Одна мне отрада на свете,
Боли моей утешенье,
Уткнувшись в твои колени,
Плакать, как плачут дети.

Не имут мертвые сраму,
Погибшей — одно утешенье:
Священное имя Мама
Шептать у твоих коленей.

Колыма. 1940


ДОЧЕРИ


Ты цвела, золотой мой лютик,
Как цветок на стройном стебле.
Про тебя говорили люди,
Что легко ты пройдешь по земле.

Я легко тебя родила
И вскормила тебя без труда.
Оттого тебя и любила
Я легкой любовью тогда.

Но полмира легло между нами,
И приходишь ты только во сне.
Голубыми большими глазами
Ты светло улыбаешься мне.

И походкою быстрой и легкой
Это снится мне каждую ночь —
Темно-русой кивнув головкой,
Беззаботно уходишь прочь.

Нету голоса, нету силы
Воротить тебя, удержать...
Вот теперь тебя полюбила
Настоящей любовью мать.

СЫНУ
(В день двенадцатилетия)

Печаль мою не выплакать в слезах,
Не выразить холодными словами.
Она на дне души, как золото в песках,
Лежит, не тронута годами...

О, если бы из золота печали
Я выковать могла чеканный стих!
О, если б он ушей твоих достиг
Сквозь мрак отчаянья, сквозь дали!

Колыма.10 февраля 1942


 

ЧЕРУБИНА де ГАБРИАК
1887-1928


Елизавета Ивановна Дмитриева (в замужестве Васильева) (Черубина де Габриак) родилась в Петербурге в семье учителя.

В 1904 году окончила с медалью Василеостровскую гимназию, а в 1908 году — Женский Императорский педагогический институт (по двум специальностям: средневековая история и французская средневековая литература). Слушала лекции в Петербургском университете по испанской литературе и старофранцузскому языку, некоторое время обучалась в Сорбонне (там же, в Париже, в 1907 году познакомилась с Николаем Гумилевым). Занималась переводами, работала учительницей русской словесности. В 1908 году стала посылать свои стихи Максимилиану Волошину, вскоре в 1909 году состоялось их знакомство. Именно Волошин был организатором и активным участником той блестящей литературной мистификации, в результате которой поэзия Е. И. Дмитриевой вошла в русскую литературу, а сама юная поэтесса приобрела известность и популярность под романтическим псевдонимом Черубина де Габриак, придуманным Волошиным.

Случившаяся осенью 1909 года дуэль между Гумилевым и Волошиным, разоблачение мистификации и расставание с Волошиным — цепь событий, завершающим звеном которой стала последняя публикация стихов Черубины де Габриак в журнале «Аполлон» в конце 1910 года (заключительное стихотворение «Встреча» было подписано подлинным именем поэтессы).

В 1911 году Елизавета Ивановна вышла замуж за инженера-мелиоратора В. Н. Васильева и уехала с ним в Туркестан. После 1915 года она продолжает заниматься поэзией, однако основной круг ее интересов в этот период определяется, по-видимому, участием в «Антропософском обществе». В 1921 году Елизавету Ивановну вместе с мужем арестовывают и высылают из Петрограда, и только после годичного пребывания в Екатеринодаре ей удается вернуться в безмерно любимый ею Град Петров. Она поступает на службу в библиотеку Академии наук и продолжает литературную работу, в частности пишет повесть для детей «Человек с Луны» — о Миклухо-Маклае. В 1927 году — новый арест и высылка в Ташкент, где Черубина де Габриак (Е. И. Васильева) скончалась 5 декабря 1928 года.

Впервые отдельной книгой стихотворения Черубины де Габриак были изданы в Москве в 1989 году.

Е. А. Ламихов

WEGWARTE*

* Подорожник.

Вот облака закрыли журавли —
Куда их бег?
Не уходи от горестной земли,
Останься, человек!

Останься здесь, где есть песок и камень
И солнца мед, —
Но здесь цветок, он голубой, как пламень,
Он расцветет.

Все ночи жди, и будет ожиданье
Напряжено, как молнии в грозу, —
Где ты видал цветы благоуханней,
Чем здесь, внизу?

Пусть ты устал, пусть нет воды и хлеба,
Пусть ты один и негде ночевать.
Он голубой, он голубее неба...
Ты будешь ждать?

Ташкент. 28марта 1928

 

 

НИКОЛАИ КРОПОТКИН
1878-1949


Николай Александрович Кропоткин родился в Минусинске, где отбывал ссылку его отец Александр Алексеевич Кропоткин, старший брат Петра Алексеевича*. Мать Николая Александровича — Вера Себастьяновна урожденная Бериндо-Чайковская. Образование — кончил Московский университет, юридический факультет. До революции занимался частной практикой и работал юристом. После революции — юрисконсультом в различных учреждениях и одно время в юридической консультации. В 1927 году был арестован и выслан в Минусинск. Вернулся в 1929 году. Часто сидел в Бутырской тюрьме «для проверки» — в 1930 году, в 1931 году, в 1932 году.

* Князь Петр Алексеевич Кропоткин, известный революционер. — Примеч. ред.

Умер Николай Александрович Кропоткин 15 апреля 1949 года. Похоронен на Новодевичьем кладбище. В ссылке в Минусинске жил на то, что ему высылал его брат Михаил Александрович. Ссыльным не полагалось нигде работать. Немного Николая Александровича поддерживали уроки, которые он давал — по математике и другим предметам, готовил молодежь к поступлению в высшие учебные заведения. Уроки давал нелегально, не полагалось по закону!

Милая Наталья Михайловна, может, и не совсем так написала, но, вспоминая своего отца, всегда сильно волнуюсь.
Верно, жить в 1930-х и 1 940-х годах было легче, тогда была молодость, теперь — старость — живущая тем, что было прежде, и поэтому тяжело.

Всегда все любящая и помнящая Вас
Наталья Николаевна Сенкевич-Кропоткина.


Из письма Натальи Николаевны Сенкевич-Кропоткиной Наталье Михайловне Пирумовой. 19 февраля 1989


СТЕПЬ


Сухая степь! Сухие ароматы,
Пьянея, вновь я жадно, жадно пью!
И в дымке синь широкую твою
Увидел вновь, тревогою объятый!

Молюсь опять в твоей святой кумирне,
Полыни ладан вновь вдыхаю глубоко, —
Молюсь, отцов лихих потомок мирный...
Плывет мой храм, синея широко.

И снами странными кипит душа моя:
Вот звон брони и посвист стрел летящих,
И крик кругом, и ржанье слышу я,
И клекот птиц, в поднебесье парящих!

Как ваша встарь, вожди, душа моя вольна!
В ней больше нет бессильного сомненья!
И все б стряхнул, как гнет глухого сна,
Все сбросил бы сейчас без сожаленья!...

Румянятся лазоревые дали,
И золотом засыпался закат,
И груды туч пожаром запылали....
Тобою, степь. Тобой! Захвачен и объят!


Минусинская степь. Вагон*. 15 сентября 1928

* Писал папа в вагоне, когда ехал в ссылку в Минусинск. Вагон с решетками, с конвоем, но душу его нельзя было убить. — Примеч. Т. Н. Сенкевич-Кропоткиной.

 

АПОЛЛОН КОРИНФСКИЙ
1868-1937


Аполлон Аполлонович Коринфский внук мордовского крестьянина, М. П. Баренцева, окончившего Петербургскую Академию художеств и за блестящую дипломную работу — архитектурный проект в коринфском стиле — удостоенного императором Александром I потомственного дворянства, звания академика и фамилии Коринфский.

Гимназические годы будущий поэт провел за одной партой с Владимиром Ульяновым.

Еще в последнем классе гимназии печатал заметки, фельетоны, статьи в местной симбирской прессе. Со временем его статьи, рецензии, обзоры журналов, описания русских народных обрядов, обычаев, образцы собранной им в различных российских губерниях духовной поэзии можно было встретить во множестве периодических столичных изданий.

Но более всего А. Коринфский был известен читающей публике как поэт.

Архивная справка о наличии сведений

Из материалов архивного фонда УФСБ РФ по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области следует, что

КОРИНФСКИЙ Аполлон Аполлонович, 1867 года рождения, уроженец г. Симбирска, русский, б/п, до ареста — библиотекарь школы № 54 в Ленинграде, проживал по адресу: г. Урицк, Лен. округ, пр. Урицкого, д. 51/53, кв. 1, был арестован 14 ноября 1928 года.
Обвинялся в принадлежности к монархической группе, т. е. в пр. пр. ст. ст. 58-10, 58-11 УК РСФСР.

Постановлением Коллегии ОГПУ от 13 мая 1929 года Коринфский А. А. лишен права проживания в г. Ленинграде сроком на три года с прикреплением к определенному месту жительства.

По заключению Прокурора г. Санкт-Петербурга от 3 июня 1994 года Коринфский А. А. реабилитирован на основании ст. 3 п. «б» и 5 Закона РФ от 18 октября 1991 года «О реабилитации жертв политических репрессий».

Советская власть, которую он назвал «архинасильническим режимом», отвратила его от творческой работы. Он служил библиотекарем, корректором в Тверской типографии... Оторвался от литературной среды, умер в безвестности.


* * *

Поздно! Цветы облетают,
Осень стучится в окно...
Поздно! Огни догорают,
Завечерело давно...

Поздно... Но что ж это, что же,
С каждой минутой светлей,
С каждым мгновеньем дороже
Память промчавшихся дней!..

В сердце нежданно запала
Искра живого тепла:
Все пережить бы сначала
И — догореть бы дотла!

НАРОДНОМУ УЧИТЕЛЮ

Пахарь духовный народа родного,
Сеятель знаний на нивах ума, —
Как бы тебя ни гнала жизни тьма, —
Верь: победит светоносное слово!

Путь твой тернист, мирный труд твой тяжел,
Бодро иди с драгоценной кошницей,
Сей-засевай: возвратится сторицей
Все, что засеять ты силы нашел!

Нивы твои — черноземная новь —
Подняты плугом стремлений заветных,
Оземь растят — озимь вспышек рассветных:
Веру и правду, добро и любовь!

Пусть незаметен, пусть скромен твой труд,
Пусть его лишним невежды находят, —
Там, где посевы учителя всходят,
Каждый твой шаг за заслугу сочтут.

1909

***

О, если бы розе в бутонах
Сказала полночная мгла:
«Ты будешь цвести, но мгновенье!»
Она бы сейчас расцвела.

О, если б сказали поэту:
«Ты можешь продлить свой удел,
Но только без песен!» — он тотчас
Последнюю песню б запел.

О, если сказали бы сердцу:
«Разбейся! Тебе суждено
Познать в этот миг все блаженство!»
Мгновенно б разбилось оно.

1911