.......
Георг Гросс и Джон Хартфилд с плакатом:

Искусство мертво.
Да здравствует новое машинное искусство Татлина
   
 

Художественное отребье

- статья Г.Гросса и Д.Хартфилда из журнала "Противник".

Какое дело рабочему до духовности поэтов и мыслителей, которые,
спокойно взирая
на все,
от чего он задыхается, не считают себя обязанными выступить на борьбу против эксплуататоров.

Мы рады,
что пули свистят
в галереях и дворцах,
влетая в шедевры Рубенса,
а не в дома бедных людей
в рабочих кварталах!

Перед нами стоит только одна задача:
всеми средствами, осознанно и последовательно, ускорять распад культуры эксплуататоров.


Всякое безразличие — контрреволюционно.

 

 

   
   
   
   
   
   
   

 

 
ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ОТРЕБЬЕ - Kunstlump

von George Grosz und John Heartfield



Буржуазия и преданная ей душой и телом мелкая буржуазия в своей борьбе против расправляющего плечи пролетариата всегда использовали в качестве одного из основных видов оружия «культуру». Испытанный военный трюк бюргеров! К этой утопающей в грязи и нечистотах культуре относится и «искусство». Держа Библию в одной руке, другой всегда благословляли орудия убийства, при помощи которых отстаивались самые грязные интересы гнусной банды угнетателей (таков, например, ныне Хорти в Венгрии); с Фаустом Гёте в ранце и с зловещими фразами поэтов на устах достигалось «этическое равновесие», столь необходимое в борьбе за возможность грабить, угнетать и беспощадно эксплуатировать, обирая до последней нитки.

В зданиях государственных учреждений по уходу и сохранению средневекового инвентаря и структур, представляющих собой штаб никому не нужных чиновников от искусства, — где грудами свалено все мертвое и не отвечающее сегодняшним потребностям, хлам, писанина, мазня, все, что в лучшем случае может использоваться в качестве исторического справочного материала для идиотов и бездельников, которые думают, что должны превозносить документы человеческой глупости, выкапывая их из глубин истории, — пылятся «произведения» Рубенсов и Рембрандтов, которые сегодня не представляют для нас ни малейшей жизненной ценности. Но представляют рыночный интерес для буржуазии! Для нее они являются капиталовложением и возможностью сохранить свои деньги. Она накапливает сегодня свой избыточный капитал в виде картин, намалеванных для нее художниками, и покупает в наше голодное время известные произведения известных мастеров, «творчески созидающих» (не обижайте «Известных» и не скажите случайно «творчески работающих»!) исключительно в интересах капитала, в качестве собственности для своих кабинетов, столовых и будуаров. Кроме того, эти приобретения, эта бесполезная торговля, придает буржуа блеск и славу мецената, возводит его в ранг покровителя культуры, возвышает над «быдлом», занимающимся физическим трудом, на которое он с высоты своего положения сплевывает табак разжеванной гаванской сигары, набившийся между золотыми коронками зубов. Да, да, по оплывшей жиром спине бюргера, по вспотевшей от волнения заднице и вплоть до услужливых пяток пробегают мурашки благоговения, если ему предоставляется счастливая возможность, например, посетить дворец берлинского миллионера Мендельсона-Бартольди и затем под широкой феодальной лестницей, украшенной канделябрами, рядом с вешалками для пальто увидеть маленькую, размером, может быть, в две ладошки картину Анри Руссо, висящую так, между прочим, будто она вовсе ничего не стоит (а стоит Руссо баснословные деньги); если он может «нечаянно» задеть картину своей шубой или повесить на бессмертное творение свое еще мокрое от дождя пальто.

Да, здесь царит великодушие. Ах! Но в то же время здесь чувствуешь, что между тобой и толстым хозяином дома, который дружелюбно тебе улыбается, существует дистанция, требующая благоговения. Здесь ощущаешь некий духовный флюид, позволяющий взирать на мир с благоговением. Здесь, наконец, понимаешь смысл бытия. Перед тобой открываются все красоты Земли. Ах! Здесь обнажаешь голову перед ценностью культуры, чувствуешь, что ты призван и обязан стать ее защитником, отстоять ее в борьбе против большевизма, грозящего ей уничтожением, против варварского духа разрушения, царящего сегодня в мире. И твое сердце все больше и больше наполняется радостью, когда, куда бы ты ни повернулся, случайно задеваешь кусочек расписанного маслом полотна, стоимостью в двести тысяч марок, и рядом с величественными произведениями старых мастеров: пышными бедрами рубенсовских женщин, ангелочками в цветах, могущественными генералами в орденах и звездах, которые нарисованы мастерски и неповторимо, рядом со снятиями с креста и мужчинами в золотых шлемах, написанных королем всех живописцев Рембрандтом, вдруг обнаруживаешь произведения современного искусства, может быть, пользующиеся спросом рисунки и картины молодого профессора Оскара Кокошки, может быть, его картину «Актриса Маргарете Купфер со своей любимой собачкой», на которой справа или слева много свободного места, чтобы нарисовать еще что-нибудь, и которая может быть дорисована голубым кобальтом, использование которого считается революционным в искусстве, или, если он кончился, просто берлинской лазурью, и которая, несмотря ни на что, производит впечатление «классического» произведения, и в доме супруги владельца крупного мукомольного предприятия Бинерт-Дрезден, искренне любящей искусство, мешает так же мало, как, к примеру, картины мелкого буржуа и таможенника* «Голубой забор», «Дремучий лес-3», «Ребенок с мячом», «Лес с цеппелином».

* Имеется в виду Анри Руссо (1844—1910) — известный французский художник, писавший в наивно-реалистической манере, был служащим парижской таможни. (Примеч. пер )

Да, вот подходящее место для всех великих произведений искусства! На роскошной облицовке высоких стен! — Не в каморке же рабочего? Разве они вписываются в его жалкий повседневный быт? Или, может быть, они должны висеть над его вшивой кроватью?

Зачем рабочему искусство?

Когда он должен ежечасно бороться за удовлетворение своих примитивных жизненных потребностей, когда его лихорадит в условиях хозяйственной разрухи, когда он постоянно вынужден наблюдать, как из-за буржуазных кровопийц и напыщенных жаб, присвоивших себе все, гибнут его друзья, его семья, его соратники; когда он чувствует себя виновным каждую минуту, которую он потратил не на освобождение мира из липких лап капиталистической системы.

Когда он должен быть постоянно начеку, чтобы предупреждать преступления, происки, уловки, увертки и ложь, при помощи которых буржуазное общество пытается загубить дело спасения мира.

Когда он должен постоянно давать отпор капиталу, который делает все, чтобы стабилизировать эксплуатацию и без помех осуществлять ее впредь. Когда он видит, как Эберты, ведя переговоры с Каппами* и Маннергеймами**, предают революцию.

Когда он видит, что образованные люди в союзе с Людендорфами*** бросают ручные гранаты.


* Капп Вольфганг (1858—1922) — политик, в 1920 году вместе с генералом фон Люттвитцкм организовал путч против республиканского правительства силами морской бригады и других подразделений, расформированных правительством, занял правительственный район Берлина и провозгласил себя рейхсканцлером. (Примеч. пер.)
** Имеется в виду, видимо, барон Карл Густав фон Маннергейм (1867—1951) — офицер русской армии, а затем финский политик, создатель «линии Маннергейма», линии укреплений вдоль границы С СССР. В 1944—1946 — президент Финляндии. (Примеч. пер.)
*** Людендорф Эрих (1865—1937) — немецкий генерал, во время Первой мировой войны осуществлял руководство войсками Восточного фронта, участник переговоров в Брест-Литовске, с 1919 года активный член националистско антисемитского «Немецкого народного движения», участник капповского 1920 года и гитлеровского 1923 года путчей, в 1925 году кандидат на пост рейхспрезидента. (Примеч. пер.)


Зачем рабочему искусство, которое, несмотря на все эти ужасающие факты, стремится увести его в мир идей, не имеющий к его жизни никакого отношения; пытается удержать его от революционной деятельности; которое хочет, чтобы он забыл о преступлениях класса имущих; которое втирает ему очки, навязывая буржуазные представления о мире покоя и порядка; которое бросает его в когтистые лапы его мучителей вместо того, чтобы поднять его на борьбу с этими псами.

Какое дело рабочему до духовности поэтов и мыслителей, которые, спокойно взирая на все, от чего он задыхается, не считают себя обязанными выступить на борьбу против эксплуататоров.

Да, зачем нужно рабочим искусство? Может быть, художники наполнили свои картины содержанием, которое отвечает идеям освободительной борьбы рабочих, которое их учит, как освободиться от ига тысячелетнего угнетения?

Несмотря на творящийся вокруг стыд и позор, они все же продолжали рисовать мир в умиротворяющем свете. Прекрасная природа, лес с щебетанием птичек, лучи заходящего солнца! Разве они изобразили, что этот лес находится в грязных руках спекулянта, объявшего его на многие мили своей частной собственностью, которой он распоряжается в одиночку; что он вырубает лес, когда ему необходимо пополнить свою мошну, и обносит его забором, чтобы замерзающие не смогли набрать в нем хвороста.

Искусство не тенденциозно! Каково!

Поэтому и рисуют все эти старые барочные «божественные надувательства», барочных ангелов и барочных апостолов, которые сегодня никому не нужны. Изготовляют распятия всех сортов и фасонов для украшения христианских трапез юнкеров и размножают их в огромном количестве для одурачивания народа. Будто церковь им за это платит или им близки ее идеи, будто в лоне церкви можно укрыться от военно-полевого суда буржуазной республики.

Поэтому в произведениях изобразительного искусства проповедуется бегство от чувств и мыслей, прочь от невыносимых условий жизни на Земле, вперед к Луне, к звездам, на небо; пусть говорят пулеметы демократии, предоставляющие неимущим возможность отправиться в радостное путешествие на тот свет. Поэтому-то такой мямля, как Райнер Мария Рильке, почитаемый надушенными бездельниками, и пишет, что «...бедность — это великое сияние изнутри» («Часослов»).

Рабочие! Проповедуя Вам идеи христианской церкви, Вас хотят разоружить, чтобы затем отдать в руки убийственной государственной машине.

Рабочие! Изображая на картинах нечто, за что бюргер цепляется всеми руками и ногами, и преподнося Вам это как истинную красоту и счастье, художники укрепляют положение буржуазии в обществе, саботируют Ваше классовое сознание и Вашу волю к власти.

Указывая Вам на искусство и истошно вопя; «Искусство народу», Вас хотят заставить верить в существование некоего «имущества», которым Вы на паях владеете вместе со своими мучителями и ради которого Вы должны отказаться от самой справедливой борьбы, которую когда-либо видел мир. При помощи «духовного» Вас хотят опять сделать послушными и внушить Вам сознание собственной ничтожности в сравнении с чудо-произведениями человеческого духа.

Обман! Надувательство!
Подлое мошенничество!

Нет, искусству место в музеях, чтобы мелкая буржуазия во время своих путешествий могла бы на него глазеть; искусству место в дворцах кровожадных псов, чтобы прикрывать собой их тайники и сейфы. Когда г-н Штиннес после провернутой спекуляции положит себе на колени опухшие от стрижки купонов руки, поднимет к высотам человечности глаза, ставшие близорукими от постоянных расчетов, как бы лучше всего Вас обобрать, и усладит свой утомленный дух античными произведениями или, может быть, шедевром Кокошки «Власть музыки», то вряд ли можно предположить, что эти произведения проповедуют необходимость уничтожения старого и строительства справедливого мира.

Рабочие! Вы, создающие прибавочную стоимость, позволяющую Вашим угнетателям завешивать стены своих дворцов этой «эстетической» роскошью, Вы, дающие художнику средства к существованию, художнику, который всегда был в несколько раз богаче вас, послушайте же, как этот художник относится к Вам и Вашему положению.

После капповского путча, когда Вы сражались с оружием в руках, к огорчению антимилитаристов и пацифистов, которые хотели бы видеть Вас в длинных белых рубашках, со свечой в одной руке и книгой учителя Франка «Человек добр» в другой, бредущими длинной процессией навстречу марширующим отрядам со свастикой, чтобы силой духовного оружия изгнать белых спасителей, — в эти дни такой «художественно одаренный» добрый молодец, как Оскар Кокошка, республиканский профессор Дрезденской академии искусств, не только не поддержал Вашу борьбу, чего и следовало ожидать, принимая во внимание традиционную трусость интеллигенции, но и, будучи верным своей художественной лжи, обратился ко всем жителям Дрездена со следующим кратким манифестом:

«Ко всем, кто и впредь собирается аргументировать свои политические теории, будь то левые, правые или центристские, оружейными залпами, у меня убедительнейшая просьба: эти свои запланированные военные учения не проводить больше вблизи Дрезденской картинной галереи в Цвингере, а заниматься этим где-нибудь на стрельбищах и пустырях, чтобы не подвергать опасности человеческую культуру. В понедельник 15 марта пулей был поврежден шедевр великого Рубенса. А поскольку картины не могут бежать оттуда, где они вдруг перестали пользоваться защитой человечества, и поскольку Антанта может обосновать ограбление нашей галереи тем, что мы ничего не смыслим в живописи, то на деятелей искусств Дрездена ложится большая ответственность: вместе со мной они боятся, опасаются и осознают, что не смогут создавать новые шедевры, если доверенные нам шедевры будут уничтожены. Мы должны своевременно и всеми возможными средствами предотвратить ограбление бедного народа и лишение будущего поколения его святынь. Взирая на спасенные картины, немецкий народ позднее найдет в них больше счастья и смысла, чем в некоторых идеях нынешних немецких политиканов. Я не смею надеяться, что будет принято мое встречное предложение, предусматривающее, чтобы в будущем в немецкой республике, как в былые классические времена, распри и междоусобицы решались поединками политических вождей, скажем в цирке, и для пущей красочности сопровождались взаимным гомерическим обругиванием друг друга восседающих на трибунах партий. Что было бы куда безобиднее и значительно менее сумбурно, чем при сегодняшних методах решения споров».

Оскар Кокошка
Профессор Дрезденской
академии изобразительных
искусств


Ко всем, кто еще не настолько отупел, чтобы одобрять снобистские высказывания этого художественного отребья, мы обращаемся с убедительной просьбой решительно выступить против них. Мы призываем к этому всех, для кого не важно, что пули попадают в «шедевры», поскольку они в клочья рвут людей, которые рискуют своей жизнью, чтобы вырваться самим и вырвать других из когтей кровопийц.

«Святыни», будь то искусство, культура, отечество и т. д., на самом деле являются не чем иным, как продуктом труда рабочих людей, и, призывая к борьбе за сохранение «святынь», такие господа, как Оскар Кокошка и Вильгельм II, имеют в виду борьбу за то, чтобы эти святыни оставались и впредь в руках тех, кто по привычке рассматривает их как объект своих спекуляций. Люди, которые якобы желают «всеми возможными средствами предотвратить ограбление бедного народа и лишение будущего поколения его святынь», должны были бы — вместо того, чтобы пугать грабительским нападением Антанты на наши галереи, — последовать примеру города Вены и продать эти картины Антанте в обмен на продукты питания для истощенного подрастающего поколения. Для «бедного народа» тем самым было бы сделано больше, чем если бы ему просто предоставили возможность на изуродованных английской болезнью ногах постоять в галереях перед непострадавшими шедеврами. Позднее, оглядываясь назад, немецкий народ нашел бы в этой «обидной для культуры» торговой сделке больше счастья и смысла, чем в учреждении мармеладных пайков в честь великого Рембрандта. Современная борьба политических идей есть не что иное, как логическое выражение воли народа к выживанию и созданию иных условий существования для будущих поколений, условий, отличных от тех, в которых лишь такие «помазанники Божии», как Кокошка, могут сыто есть и отпускать пошлые шутки в адрес голодающих. Безусловно, сытым для их пищеварения нужен покой. Ну а если ничтожный народ хочет, чтобы на него обратили внимание, то ему, венскому дитя, можно сыграть «Только вальс танцевать» *, но ни в коем случае не доводить до его сознания при помощи пушек и пулеметов связь между ним и другими людьми, не говорить, что его судьба зависит от судьбы других людей. Кокошка — это отребье, желающее, чтобы его умение малевать кисточкой расценивали как божественное предназначение. И это сегодня, когда одна почищенная винтовка красного солдата значительно важнее, чем все метафизическое творчество некоторых художников.

* Популярная венская мелодия, часто исполняемая в винных кабачках. Авторы таким образом намекают, что Кокошка по своему происхождению австриец. (Примеч. пер.)


Искусство и художник являются изобретением буржуазии, и поэтому в государстве они могут выступать лишь на стороне господствующего класса, то есть на стороне буржуазии.

Носить звание «художника» оскорбительно.

"Искусство" — это отрицание равноценности людей.

Обожествление художника равноценно обожествлению самого себя.

Художник никогда не сможет подняться над средой и обществом, которые одобряют его творчество. Поскольку его маленькая голова не производит идеи, которыми бы наполнялись его произведения, она лишь перерабатывает (как мясорубка мясо) мировоззрение его публики.

Оскар Кокошка, создатель «психологических» портретов мещан, конечно, не будет тратить свой пыл на бездушную чернь. Знаний, полученных им в реальном училище, ему достаточно для того, чтобы с истинно исторической прозорливостью призвать и правых, и левых, и криво-, и пряморадикальных доказывать свои политические теории с оружием в руках на стрельбищах и пустырях, с тем чтобы картины старых мастеров не пострадали и человечеству не был бы нанесен ущерб.

И хотя он, как всякий большой проституирующий художник, выше партийных распрей, он все же не отказывает ослепленному народу в неслыханно новой политической форме борьбы: политической ареной должен стать цирк, политические вожди должны выступать е нем, как гладиаторы, партийный сброд может там орать себе сколько ему вздумается, пожарные будут стоять на изготовку с огнетушителями, чтобы, не дай Бог, что-нибудь не загорелось, а охранники будут за всем этим следить, чтобы Рубенсам и Рембрандтам не было из-за чего переворачиваться в гробах.

Господин профессор! Может быть, Вы знаете средство, как воскресить Рембрандта и Рубенса, которые, между прочим, не умели даже разговаривать по телефону и которые в своих треугольных шляпах, кружевных воротниках и со шпагами, может быть, были бы такими же достойными уважения, как Ваши картины? Они, безусловно, чувствовали бы себя призванными избавить немецкий народ от душевных смятений, вернуть многострадальному отечеству покой и порядок и привести его к светлому будущему. И тогда Антанта, безусловно, пересмотрела бы условия Версальского договора.

Рабочие! Обратите взгляды на Дрезден! Он является колыбелью будущего счастья ваших детей и местом, где в банках пухнут счета О. Кокошек.

Ошка Кокошка, который, как горничная, боится своих господ и который трепещет от мысли, что его скоро забудут, как прошлогодний снег, является для нас лишь поводом, чтобы показать истинное лицо буржуазного искусства, при этом личность самого профессора играет весьма второстепенную роль, поскольку он и в самом деле весьма второстепенный художник. Этот преподаватель высшей школы искусств, который при наборе студентов заявляет: "Мне нужны девственно чистые люди» (с учетом ситуации и проблем современной эпохи это, видимо, должны быть ангелы с Луны или жители метафизической обители), является симптоматичной личностью, чьи взгляды на искусство совпадают со взглядами всех чиновников от искусства, отражают тенденции на рынке искусства и выражают общественное мнение об искусстве; выступая против него, мы выступаем против глупости, подлости и высокомерия, которые за ним стоят. Против всего бесстыдного надувательства в области культуры и искусства!

Высказывания Кокошки являются типичным выражением взглядов и убеждений буржуазии. Буржуазия ставит свою культуру и свое искусство выше жизни рабочего класса. Из этого следует, что между буржуазией, ее взглядами на жизнь, ее культурой и пролетариатом не может быть никакого примирения.

Рабочие! Независимые пытаются спасти эту культуру и лживые представления об искусстве, приспосабливая их к пролетарскому построению мира; в ближайшее время товарищ Феликс Штёссингер опубликует в своем журнале «Фрайе Вельт» произведения известного немецкого художника Ошки Кокошки и докажет Вам их значение для пролетариата так же, как он в свое время познакомил Вас с церковной бессмыслицей Изенхеймского алтаря* и отжившим, индивидуалистическим, вымученным искусством Ван Гога. Эгоцентристский индивидуализм шел в ногу с развитием капитализма и должен умереть вместе с ним,

* Изенхеймский алтарь является, пожалуй, самым выдающимся произведением Грюневальда; написан в 1512—1516 годах для монастыря Св. Антония в Изенхейме.(Примеч. пер.)

Мы рады, что пули свистят в галереях и дворцах, влетая в шедевры Рубенса, а не в дома бедных людей в рабочих кварталах!

Мы за то, чтобы открытая борьба между трудом и капиталом развертывалась там, где постыдная культура и гадкое искусство чувствуют себя как дома, — они всегда использовались для того, чтобы затыкать рот бедным, служили по воскресеньям отдохновением для буржуазии, чтобы она в понедельник могла вновь заняться пушной торговлей и не торопясь продолжить эксплуатацию трудящихся.

Перед нами стоит только одна задача:
всеми средствами, осознанно и последовательно, ускорять распад культуры эксплуататоров.

Всякое безразличие — контрреволюционно.

Мы никогда не смиримся с контрреволюционным инстинктом самосохранения Кокошек, которые не усвоили даже живые идеи футуризма, в картинах которых есть одна положительная черта — создатели их хотят, чтобы после их смерти их произведения были сожжены, правильно полагая, что к тому времени они себя изживут. (Зачем нам нужна футуристическая картина "Женская шляпка движется вниз по лестнице» в наше голодное время?)

Мы призываем всех решительно выступить против мазохистского благоговения перед историческими ценностями, против культуры и искусства!

В особенности мы просим пересылать нам отрицательные реакции на призыв, опубликованный Кокошкой! Мы будем собирать голоса протеста против этого сброда и тех, кто за ним стоит, и по возможности делать эти протесты достоянием общественности.

Что касается Вас, рабочие, то мы уверены, что Вы сами способны создать свою собственную рабочую культуру, как сумели собственными силами создать свою классовую боевую организацию.

Джон Хартфилд и Жорж Грос


Статья из журнала "Gegner" ("Противник"), №5-6, 1920-1921 г.


текст приводится по изданию

"Дадаизм в Цюрихе, Берлине, Ганновере и Кельне"
изд. "Республика", М. 2002 г. пер. с нем. С.К.Дмитриева

ДАЛЕЕ - Новая техника. Новое искусство