увеличить + zoom
Товарищ.
Умер Ленин. Мы уже никогда не увидим этого громадного лба, этой чудесной головы, из которой во все стороны излучалась революционная энергия, этих живых, пронизывающих, внимательных глаз, этих твердых, властных рук, всей этой крепкой, литой фигуры, которая стояла на рубеже двух эпох в развитии человечества. Точно разрушилась центральная станция пролетарского ума, воли, чувства, которые невидимыми токами переливались по миллионам проводов во все концы нашей планеты, где бьются сердца рабочих, где куется сознание великого класса, где точится оружие его освободительной борьбы.
Милый! Незабываемый! Великий!
Товарищ Ленин был и останется в веках единственным и неповторяемым.
Природа и история завязали в нем замечательный узел громадного ума, нечеловеческой воли, личного мужества и той редкой человечности, которая свойственна только избранникам. И эти комбинированные силы дали нам гений Владимира Ильича.
Тов. Ленин был прежде всего вождем, таким вождем, какими история дарит человечество раз в сотни лет, по именам которых потом отсчитывают эпохи. Он был величайшим организатором масс. Точно великан шел он впереди людского потока, направляя его движение, из бесчисленных человеческих единиц строя дисциплинированную армию труда, бросая ее в бой, круша противника, обуздывая стихию, освещал прожектором своего мощного ума и прямые пути, и темные обходные закоулки, по которым приходится звучать мерной поступи черных рабочих рядов с мятежными красными знаменами.
Что делало Ленина таким гениальным выразителем миллионов?
Это прежде всего его необычайная чуткость к запросам масс. Точно было у Ленина какое-то неведомое шестое чувство, которое позволяло ему чутким ухом прислушиваться, как растет под землею трава, как бегут и урчат подземные ручейки, какие думы, какие мысли бродят в головах бесчисленных тружеников земли. Он, как никто умел слушать. Он терпеливо и внимательно слушал солдата старой армии, крестьянина из далекой окраины, рабочего-металлиста. По случайному разговору с деревенской старухой он угадывал биение пульса в крестьянстве. По записке рабочего на митинге он, мудрец нашей партии, видел и чувствовал, какими путями бегут мысли рабочего класса. Из каждого человека он каким-то, только ему свойственным, способом точно вытягивал тысячи нитей, весь клубок социальных связей, сложных сплетений и узлов, — и перед его глазами была картина жизни миллионов, картина классовых отношений во всей необъятной стране. Ленин имел особый дар говорить с людьми, подходить к людям настолько близко, настолько интимно, что они шли к нему навстречу со всеми своими сомнениями, нуждами, запросами. С каждым Ленин находил общий язык. Ненавидя всеми силами своей могучей души противников рабочего класса, порывая с ними резко, решительно, бесповоротно, Ленин умел убеждать, терпеливо разъяснять сомнения «своих» людей, борющегося труда. Оттого Ленин пользовался таким исключительным обаянием. Он очаровывал людей. Они шли к нему не как к начальнику, хотя бы и пролетарской армии, а как к лучшему другу, товарищу, вернейшему, мудрейшему, опытнейшему советчику. И он сплачивал людей вокруг себя таким цементом, которого размыть не была в состоянии никакая сила.
Вряд ли можно найти в истории такого другого вождя, который был бы так любим своими1 ближайшими соратниками. У всех у них было к Ленину какое-то особое чувство. Они его именно любили. Не просто ценили его мощный головной аппарат и его железную руку. Нет. Он привязывал людей пучкам» интимных ниточек, он был свой, близкий, родной. Он был в полном смысле т о в а р и щ, — великое слово, которому принадлежит будущее. Такими будут когда-нибудь отношения между всеми людьми...
Эта величайшая простота была у Ленина основной чертой его политики.
Это не простота наивных людей. Это именно простота гения. Он находил простые слова, простые лозунги, простые решения самых сложных задач. Ничто не было так чуждо Ленину, как „выкрутасы", поза, умничанье. Он ненавидел все это, издевался над этим проклятым наследством старого, которое еще тяготеет над нами. Он знал цену д е л у и был бешеным противником всякой пустопорожней шумихи.
И вместе с тем, Ленин властно вел всю партию, а через нее всех трудящихся.
Он был диктатором в лучшем смысле этого слова. Впитывая в себя словно губка все токи жизни, перерабатывая в своей изумительной умственной лаборатории опыт сотен и тысяч людей, он в тоже время мужественной рукой вел за собой, как власть имеющий, как авторитет, как могучий вождь. Он никогда не подлаживался к отсталости, он никогда пассивно не „регистрировал" событий. Он мог итти против течения со всей силой своего бешеного темперамента. Таким и должен быть настоящий массовый вождь.
Товарищ Ленин ушел от нас навсегда. Ушел навеки. Перенесем же всю свою любовь к нему на его родное дитя, на его наследника — на нашу партию. Пусть будет она жива его духом, его умом, его волей, его беззаветным мужеством, его преданностью рабочему классу. Будем все вместе так же внимательно прислушиваться к массам, как это умел делать Ленин, — наш общий вождь, наш мудрый учитель, наш милый, наш бесценный товарищ.
Н. Бухарин.
Великий мятежник.
Ленин создан был для того, чтобы в самую катастрофическую, самую мятежную, самую революционную эпоху мировой истории стать во главе миллионов и вести их в бой.
Он родился на берегах Волги, на стыке между Европой и Азией. Как бы в предвидении эпохи величайших потрясений, десятилетий войн и революций, история создала вождя, воплотившего в, себе всю бурную революционную страстность и всю; не оглядывающуюся назад решимость класса, которому — „нечего терять, кроме своих цепей" — и которому суждено — „завоевать весь мир".
История вооружила его высшим достижением мировой культуры, оружием, которое столетиями вырабатывалось и ковалось величайшими умами человечества,—оружием научного социализма, марксизмом.
И она же напитала его великим чувством мятежа, бунта", восстания. Страстное .чувство возмущения и негодования; веками накопленное в „низах" человечества, в фабричных пригородах, в задавленных деревнях, среди колониальных рабов, жило в его груди и направляло его железную волю.
Из глубин историй идут эти волны мятежей и восстаний, потрясающих мир. Ими давала знать о себе своим господам задавленная масса рабов, тех, для которых до сих пор история была лишь сменой форм рабства.
Длинная цепь этих вулканических извержений, как красное зарево освещает пути человечества, это — красная нить его развития. Для Ленина она никогда не была лишь предметом исторического изучения — как для Каутского или Плеханова. Нет! После Парижской Коммуны именно Ленин и только он — как бы по молчаливому доверию миллионов угнетенных — поднял и продолжил — в теории и на практике — эту красную нить всемирной истории.
Не пренебрегая никакой деталью, не отстраняясь ни от какой .будничной работы, умея выжидать, когда это целесообразно, и рисковать, когда этого требует дело, Ленин систематически, упорно, неустанно готовил восстание миллионов против мира насилия и гнета.
Но он не только продолжал дело великих мятежников.
Вместе с пролетариатом Ленин готовил восстание для того, чтобы восставший пролетариат взял власть.
Восстать, чтобы победить; победить, чтобы взять власть; взять власть, чтобы властной, железной, пролетарской рукой в союзе со всеми угнетенными начать перестройку мира. Так рассуждает каждый рабочий. Так рассуждал, для этого жил, для этого работал, над этой работой умер Ленин.
Диктатура должна закрепить восстание; не закрепленное диктатурой самой массы восстание, даже успешное, — это еще не победа, это, в лучшем случае, .только шаг к победе — эту мысль выковала в Ленине вся предшествующая история бесплодных попыток трудящегося человечества освободиться от своих господ.
Против диктатуры меньшинства - диктатура большинства; против диктатуры „господ" —диктатура „низов"; все остальное обман народа, предательство, слабость мысли или слабость воли, „поповство" и „толстовство: так учил Ленин, и это учение было только формулировкой тяжкого, неслыханно дорогой ценой купленного исторического опыта миллионов и миллионов людей.
Не случайно великого вождя борющемуся человечеству дала Россия.
Именно в России, на великом историческом стыке между Западом и Востоком, в бурлящем котле глубочайших противоречий, на почве, мучительных и героических усилий сотен миллионов рабочих и крестьян освободиться и от азиатского царизма, и от европейского .капитализма, мог вырасти и закалиться вождь, под руководством которого рабочий класс перешагнул через порог новой эпохи.
Здесь выковалась и получила впервые , политическое воплощение идея пролетариата, собирающего вокруг себя крестьянство для окончательного удара капиталу, идея союза рабочих и крестьян. Ленин сделал эту формулу — формулой мирового освобождения, превратив ее в динамитный патрон, подрывающий все здание мирового империализма.
Она — эта идея — сливает в единый, могучий, непреоборимый поток классовое пролетарское движение городов-спрутов Запада с революционным движением Индусских деревень и китайских крестьян; она превращает коммунизм в небывалую по своей глубине и захвату силу, которой обеспечена мировая победа.
С факелом ленинизма в руках трудящиеся всего мира из эпохи стихийных, разрозненных попыток освобождения входят в эпоху победоносных восстаний, закрепленных диктаторской властью рабочего класса.
Л.Каменев
ЛЕНИНА НЕТ.
Ленина нет. Нет более Ленина. Темные законы, управляющие работой кровеносных сосудов, оборвали эту жизнь. Медицина оказалась бессильной совершить то, чего от нее со страстью ждали, требовали миллионы человеческих сердец.
Сколько среди них таких, которые отдали бы, не задумавшись, свою собственную кровь до последней капли, только бы оживить, возродить работу кровеносных сосудов, великого вождя Ленина—Ильича, единственного, неповторимого. Но чудо не совершилось там, где бессильной оказалась наука.
И вот Ленина нет.
Слова эти обрушиваются на сознание, как гигантская скала в море.
Можно ли верить, мыслимо ли признать?
Сознание трудящихся всего мира не захочет принять этот факт, ибо страшно силен еще враг, долог путь, не закончена великая работа — величайшая в истории; ибо Ленин нужен мировому рабочему классу, как, может быть, никогда никто не нужен был в человеческой истории.
Более 10 месяцев длился второй приступ болезни — более тяжкий, чем первый. Кровеносные сосуды, по горькому выражению врачей, все время «играли». Это была страшная игра жизнью Ильича. Можно было ждать и улучшения, почти полного восстановления, но можно было ждать и катастрофы.
Мы все ждали выздоровления, а пришла катастрофа. Дыхательный центр мозга отказался служить — потушил центр гениальнейшей мысли.
И вот нет Ильича. Партия осиротела: Осиротел рабочий класс. Именно это чувство порождается, прежде всего вестью о смерти учителя, вождя.
Как пойдем вперед, найдем ли дорогу, не собьемся ли? Ибо Ленина, товарищи, с нами больше нет.
Ленина нет, но есть ленинизм. Бессмертное в Ленине — его учение, его работа, его метод, его пример живет в нас, в той партии, которую он создал, в том первом рабочем государстве, которое он возглавлял, направлял.
.Наши сердца потому поражены сейчас такой безмерной скорбью, что мы все, великой милостью истории, родились современниками Ленина, работали рядом с ним, учились у него. Наша партия есть ленинизм в действии, наша партия есть коллективный вождь трудящихся. В каждом из нас живет частица Ленина — то, что составляет лучшую часть каждого из нас.
Как пойдем вперед? — С фонарем ленинизма в руках.
Найдем ли дорогу? — Коллективной мыслью, коллективной волей партии найдем.
И завтра, и после завтра, и через неделю, и через месяц мы будем спрашивать себя: неужели Ленина нет? Ибо невероятным, невозможным, чудовищным произволом природы долго еще будет казаться его смерть.
Пусть тот же укол иглы, который мы чувствуем, будет каждый раз чувствовать сердце при мысли о том, что Ленина более нет, — станет для каждого из нас напоминанием, предостережением» призывом:
— Твоя ответственность повысилась; Будь достоин воспитателя, твоего вождя! Скорбя в трауре, в горе, сомкнемте наши ряды и сердца, сомкнем их для новых боев!
Товарищи-братья! Ленина с нами нет. Прощай, Ильич! Прощай, вождь!
Л. Троцкий.
Тифлис, вокзал, 22 января 1924 г.*).
*) Статья передана по телеграфу.
Кончина Ленина и задачи ленинцев.
Можно ли представить себе человека, который когда-либо слышал Владимира Ильича и забыл бы об этом? А слышали его живую речь сотни тысяч, если не миллионы людей. Каждому, кому выпадало на долю счастье непосредственно слышать Владимира Ильича, тов. Ленин как бы передавал частицу самого себя. Где бы ни были сегодня эти сотни тысяч и миллионы людей, слышавших Ленина или даже только слышавших о Ленине, как бы разбросаны ни были эти люди по всему свету, многие и многие из них, если не все, вспомнят сегодня о Владимире Ильиче с просветленным чувством глубокой душевной благодарности к тому, кто, как никто, с такой неслыханной силой ударил по сердцам всего борющегося за лучшее будущее человечества. Во всем мире, на всех языках миллионами и миллионами трудящихся сегодня повторяется одно имя: Ленин.
У каждого, кто знал Ленина, кто слышал Ленина, сегодня прежде всего просится нарушу .чувство личной благодарности к тому, кто поднял на такую недосягаемую высоту идею рабочего класса, кто сделал человечество выше на целую голову. С тем большей силой такое чувство просится наружу у всех нас, членов той партии, которую создал гений Владимира Ильича, у тех учеников Владимира Ильича, которые в течение двадцати лет и больше работали бок-о-бок с ним, вместе с ним переживали горечи поражений и радости побед, учились у него и знали его не только, как гениального вождя, но и как человека и учителя.
14 марта 1883 г., в день смерти Маркса, Энгельс писал старому товарищу Маркса Зорге:
«Все явления, даже самые ужасные из них, совершающиеся по законам природы, чреваты утешением. Так и в данном случае. Искусство врачевания могло бы, может-быть, продлить ему пару лет растительного существования, жизнь беспомощного, лишь во славу искусства докторов, не сразу, а медленно умирающего существа: но такой жизни наш Маркс не перенес бы. Жить, имея перед собою ряд незаконченных работ, и испытывать муки Тантала при мысли о невозможности довести их до конца — было бы для него в тысячу раз тяжелее спокойной смерти... По моему мнению, после всего пережитого, другого исхода не было; это я знаю лучше всех врачей».
Сегодня, когда перед нами лежит сухой протокол врачебного вскрытия тела Владимира Ильича, приходится, к несчастью, повторить эти слова Энгельса в применении к тов. Ленину. Упорный склероз — результат нечеловеческого перенапряжения сил на непосильно тяжелой умственной работе — сделал положение Владимира Ильича безнадежным и до того последнего удара, который разразился 21 января и привел к катастрофе. Ленин, лишенный возможности говорить, писать, вести людей на борьбу, работать и работать! — можно ли себе представить большие муки для этой мятежной натуры, для этого бунтовщика из бунтовщиков и мыслителя из мыслителей?..
— Но возьмемте сердце в руки. Пусть каждый сам с собой переживет те чувства, которые естественно будит в нас кончина Владимира Ильича.
Попробуемте уже сейчас со всей холодностью и спокойствием, которым учил нас Владимир Ильич, наметить задачи, поставленные пред ленинцами кончиной тов. Ленина.
До самого последнего времени все мы, вся наша партия, не переставали верить в то, что Владимир Ильич вернется еще к работе. Верили в чудо: ведь Ленину десятки и сотни раз удавалось то, что казалось совершенно неразрешимым. Теперь — свершилось. Партия должна работать без Ленина.
«Движение пролетариата пойдет своим путем, но не будет уже центра, к которому в критические минуты спешили за помощью французы, русские, американцы, немцы, получавшие от него всегда ясные и верные советы такие советы, которые мог дать только гений и человек, в совершенстве владеющий предметом». Так писал Энгельс в день смерти Маркса.
Это чувство осиротелости переживаем сегодня все мы.
Задачи, которые стояли пред марксистами в 1883 году — после смерти Карла Маркса — были трудны и сложны. Но во сколько же раз трудней и сложней те задачи, которые стоят пред нами, марксистами-ленинцами, в 1924 г., когда нас покинул тов. Ленин!
После смерти Маркса пред марксистами стояли задачи в первую голову теоретические. Международное рабочее движение переживало полосу глубокого безвременья. Первый Интернационал распался, Второй еще не успел сложиться. Французское рабочее движение — да и не одно оно — все еще не оправилось после тяжелого разгрома Парижской Коммуны 1871 г. Международное революционное рабочее движение только еще выходило на широкую дорогу. Главная задача заключалась в том, чтобы великое теоретическое наследие, оставленное Марксом, сделать достоянием широкого рабочего движения.
Задачи марксистов-ленинцев теперь куда сложней и ответственнее. Международная пролетарская революция началась. Она одержала свои первые победы в одной из крупнейших стран, мира. И в то же время все трудности великой борьбы за осуществление пролетарской .диктатуры в международном масштабе еще впереди. Второй Интернационал миазмами своими все еще отравляет международное рабочее движение. Задачи Коммунистического Интернационала, созданного Владимиром Ильичом, усложняются с каждым днем. Путь становится все более извилистым и тяжелым. Идущий к своей победе международный пролетариат в лице своих отдельных отрядов еще не раз и не два собьется с пути и, обливаясь кровью, будет искать новую дорогу. Разгромленный в первой мировой империалистской войне, распятый и обманутый лжевождями из Второго Интернационала, — международный пролетариат еще не освободился от кошмарного ощущения бездорожья. Пред марксистами-ленинцами, которые должны теперь руководить международным рабочим движением без нашего несравненного мастера и вождя, стоит непочатый край труднейшей не только теоретической, но и практически-политической работы.
Первая задача ленинцев в России заключается в том, чтобы в отсутствии Ленина закрепить прежде всего основную идею ленинизма — союз рабочего класса и крестьянства. Коренная и основная задача РКП после смерти Ленина заключается прежде всего в этом. Своей работой мы должны добиться того, чтобы в кратчайший срок миллионы и миллионы российского крестьянства поняли: Ленин умер, но ленинская партия в основном вопросе, определяющем судьбы всей русской революций, будет с еще большей энергией вести прежнюю политику. Добьемтесь того, чтобы в кратчайший срок среди активных слоев крестьянства не осталось ни одного человека, который не знал бы: партия большевиков ведет по-прежнему и еще с большей силой политику нерасторжимого союза рабочего класса и крестьянства.
Вторая задача РКП заключается в том, чтобы еще больше укрепить связь партии с беспартийной массой рабочих. Смерть Ленина задела за живое не только рабочего-коммуниста, но и рабочего-беспартийного. Если мы хотим исполнить заветы Владимира Ильича, мы должны работать так, чтобы через короткое время миллионы и миллионы беспартийных рабочих нашего Союза республик поняли: Ленин умер, но созданная им партия не промотает ленинского наследства, а сумеет с еще большей силой устанавливать связь передовиков-коммунистов со всей остальной беспартийной рабочей массой; она сумеет ленинским плугом подымать новые все более глубокие пласты; она сумеет поднимать с низов беспартийных рабочих; она сумеет поддержать каждого рабочего, в котором есть хоть искорка дарования; она сумеет помочь многомиллионной рабочей массе учиться и учиться, поднимать свой культурный уровень, приобщаться к делу социалистического строительства.
Третья задача, стоящая пред ленинцами, заключается в том, чтобы во чтобы то ни стало уберечь единство созданной Владимиром Ильичом партии. Самое великое, что создал гений тов. Ленина, это взрощенная и взлелеянная им Российская Коммунистическая Партия. Все лучшее, что было у Владимира Ильича, он отдал нашей партии. Кровью своего сердца спаял он ее. Партию нашу Владимир Ильич всегда мыслил, как монолитное целое, как вылитую из одного куска организацию, которая умеет собрать воедино все, что есть сильного во всем рабочем классе. В этом смысле наследство, оставляемое Владимиром Ильичом Лениным, несравненно более драгоценное наследство, чем даже то, которое оставил марксистам Маркс, когда он умирал в 1883г. Российская Коммунистическая Партия была и должна остаться авангардом рабочего класса, его главой, его коллективным вождем. Выполнить эту задачу наша партия может, разумеется, лишь в том случае, если она останется единой. Еще во много раз острее, чем до сих пор, вся партия, как один человек, будет реагировать на всякую попытку разбить ряды партии.
Четвертой нашей задачей является — остаться партией воинствующего большевизма. Через пестрядь нэпа, через трудности переходного периода, маневрируя в окружении буржуазных врагов, отступая, когда это нужно, для того, чтобы завтра лучше наступать, остаться партией воинствующего большевизма, какой нашу партию создал тов. Ленин. И для этого — видеть все опасности, связанные с эпохой нэпа, не закрывать глаза на существующие опасности перерождения, беспощадно бороться с извращениями ленинизма и с рецидивами мелкобуржуазных взглядов, откуда бы они ни шли.
Вспоминаются первые дни Смольного после великого октябрьского переворота. Сотни и тысячи солдат из окопов, крестьяне, одетые в солдатские шинели, загорелые и обросшие, лавиной стремились в Смольный, чтобы посмотреть на Ленина, перемолвиться с ним несколькими словами, спросить его о том, что будет с Россией, что будет со всеми нами дальше. Тысячи и тысячи таких крестьян-солдат пытливо заглядывали в глаза Владимиру Ильичу, в котором все они чутьем действительных представителей народа угадывали нового вождя России. Иные из этих солдат буквально изучали тов. Ленина. Каков ты есть? Сумеешь ли ты повести нас к победе, к новой жизни? Теперь, когда этот колосс скошен безжалостной смертью, русский рабочий и крестьянин обратит столь же пытливые взгляды ко всей нашей партии, созданной тов. Лениным. Рабочий и крестьянин спросят нашу партию: а поведешь ли ты нас к победе теперь, когда Ленина не стало?
Давайте же работать так, чтобы мы имели право ответить и рабочему классу и крестьянству: поведем! Партия, которую выпестовал тов. Ленин, сумеет оказаться на высоте требований, предъявляемых нам великой исторической эпохой.
Перед ленинцами русскими, перед ленинцами в Коммунистическом Интернационале и во всем мире стоят неизмеримой важности грандиозные задачи. Важнейшее наследие, оставляемое нам усопшим учителем, это 1) Союз Советских Социалистических Республик и 2) Коммунистический Интернационал вместе со своим авангардом — РКП.
В сознании неизмеримой важности стоящих пред нами задач, которые отныне мы вынуждены будем решать собственным коллективным опытом, без гениального совета Владимира Ильича, .мы во что бы то ни стало должны сплотиться в еще более тесную семью. Смерть тов. Ленина не может не послужить сигналом для братского сплочения всех тех, кто действительно являются ленинцами. Будем стараться работать так, чтобы всем вместе, хотя бы в малой степени, заменить Владимира Ильича. Давайте вносить в то великое дело, которое завещал нам Владимир Ильич, его преданность, его осторожность, его спокойствие, энергию и мужество, его любовь к делу и хоть немного его дальновидности.
Г. Зиновьев.
ЛЕНИН - теоретик и практик вооруженного восстания
(Посвящается Германской коммунистической партии).
Никто в нашей марксистской литературе за последние десятилетия не уделил столько внимания вопросам вооруженного восстания, как Ленин. Он не только изучал эти вопросы, исследовал их самым внимательным образом, он стремился дать на основе этого исследования отдельных моментов вооруженной борьбы рабочего класса точные выводы , точные указания — что надо сделать для успеха вооруженного восстания. Ленин гораздо раньше и глубже, чем кто то ни было другой, учил нас тому, что революция есть своего рода искусство, которое надо знать, которое надо изучать. Вопросам подготовки к вооруженному восстанию т. Ленин придавал всегда громадное значение, живо интересовался всеми мелочами постановки нашей военной работы, нашей пропаганды и агитации в войсках, созданию военных и боевых организаций. Его речи и статьи на эту тему вызывали пошлое хихиканье со стороны меньшевиков, которые нас — ленинцев — за наши взгляды на вооруженное восстание называли заговорщиками, якобинцами, бланкистами и анархистами. Много пошлого словоблудия в то время было с их стороны о «пятках» и «тройках», которые предлагал тов. Ленин организовать из наиболее передовых рабочих, как инициативные группы в массовой вооруженной борьбе. Тов. Ленин учил нас, какие уроки надо извлечь из сделанных нами в первой революции ошибок.
После поражения декабрьского восстания среди меньшевиков началось оплевывание тактики вооруженной борьбы, отступление от боевых методов этой борьбы. Плеханов в своем дневнике „социал-демократа" писал: «Не надо было начинать вооруженной борьбы». На этот тов. Ленин ответили блестящей статьей «Уроки московского восстания» («Пролетарий», № 2, от 29 августа 1906 г. Н. Ленин, собр. сочин., т. VII., ч. И, стр. 47—53).
„Нет ничего более близорукого, — писал он, — как подхваченный всеми оппортунистами взгляд Плеханова, что нечего было начинать несвоевременную стачку, что „не нужно было браться за оружие". Напротив, нужно было более решительно, энергично и наступательно браться за оружие, нужно было разъяснять массам невозможность одной только мирной стачки и необходимость бесстрашной и беспощадной вооруженной.борьбы. И теперь мы должны, наконец, открыто и во всеуслышание признать недостаточность политических забастовок, должны агитировать в самых широких массах за вооруженное восстание, не прикрывая этого вопроса никакими „предварительными ступенями", не набрасывая никакого флера. Скрывать от масс необходимость отчаянной, кровавой истребительной во и н ы, как непосредственной задачи грядущего выступления, значит о б м а ны вать и себ я и народ".
Это написано было в 1906 г. Но когда сейчас думаешь о том, какими мучительными путями, ценою каких тяжелых ошибок и жертв приходит рабочий класс других стран к этим выводам, хочется сказать западно-европейским товарищам: изучайте внимательно тов. Ленина. Вопросы вооруженной борьбы, массовых восстаний стоят пред вами. Вы найдете у тов. Ленина лучший анализ пролетарской революции, наиболее точные и верные выводы для вас самих. Конечно, надо принимать во внимание особенность обстановки. Сам тов. Ленин был непримиримым противником каких-либо застывших, раз навсегда данных формул. В статье «Партизанская война», в которой он разбирает в сентябре 1906 г. возражение против партизанской войны (Пролетарий, № 5, 30 сентября 1906 г. Н. Ленин, собр. сочин., т. VII, ч. 2, стр. 77—86), тов. Ленин предупреждает против этих отвлеченных формул.
„Безусловно враждебный всяким отвлеченным формулам, всяким доктринерским рецептам, марксизм требует внимательного отношения к идущей массовой борьбе, которая с развитием движения, с ростом сознательности масс, с обострением экономических и политических кризисов порождает все новые и все более разнообразные способы обороны и нападения. Поэтому марксизм безусловно не зарекается ни от каких форм борьбы. Марксизм ни в каком случае не ограничивается возможными и существующими только в данный момент формами борьбы, признавая неизбежность новых, неведомых для деятелей данного периода форм борьбы с изменением данной социальной конъюнктуры. Марксизм в этом отношении учится, если можно так выразиться, у массовой практики, далекий от претензий учить массы выдумываемым кабинетными „систематиками" формам борьбы."
Меньше всего сам т. Ленин был таким кабинетным «систематиком». Он весь был — живое воплощение революции. В то время, как многие впадали в панику, готовы были бить отбой, т. Ленин внимательно изучал пройденный этап борьбы, изучал сделанные ошибки внимательно и учил нас, как эти ошибки исправить. Меньшевики (и не только у нас, но и западно-европейские меньшевики из II и II 1/2 Интернационалов) учили, что пролетариату трудно победить в открытой вооруженной борьбе и даже невозможно победить, если в руках господствующего правительства современное войско с его сложной и богатой техникой. И на этом вопросе т. Ленин останавливается, как на втором важном выводе и уроке московского восстания. В той же статье об уроках восстания т. Ленин писал:
„У нас, в правом крыле партии, сильно распространен крайний односторонний взгляд на этот переход (войска). Нельзя, дескать, бороться против современного войска, нужно, чтобы войско стало революционным. Разумеется, если революция не станет массовой и не захватит самого войска, тогда не может быть и речи о серьезной борьбе. Разумеется, работа в войске необходима. Но нельзя представлять себе этот переход войска в виде какого-то простого единичного акта, являющегося, результатом убеждения, с одной стороны, и сознания—с другой".
Именно меньшевики распространяли в то время идеалистический взгляд, что все дело только в пропаганде и агитации в войсках, в убеждении. Мы, большевики-ленинцы, никогда не преуменьшали необходимости такой работы. Никто так хорошо не поставил издание военной газеты, солдатской газеты, как наша большевистская организация, издававшая в 1906—1907 г.г. газету для солдат «Казарма» (в марте—апреле 1907 г. «Казарма» печаталась в Питере, в одной из больших типографий, в количестве 10—12 тысяч экземпляров и была органом московской, петербургской, кронштадтской, финляндской и уральской военных организаций). Мы издавали в Москве газету «Солдатская Жизнь» сейчас же после декабрьского восстания, когда для нас выяснилась необходимость именно такой «войны за войско». Мы издали в громадном количестве экземпляров популярный в то время «Катехизис солдата», который читали чуть не в каждой воинской части. Но никто так четко не формулировал эту нашу задачу идейной борьбы за войско, как тов. Ленин.
"На деле неизбежное при всяком истинно-народном движении колебание войска приводит при обострении революционной борьбы к настоящей борьбе за войско. Московское восстание показывает нам именно самую отчаянную, самую бешеную борьбу реакции и революции за войско"... И надо иметь мужество прямо и открыто признать, что мы оказались в этом отношении позади правительства, мы не сумели использовать имевшихся у нас сил для такой же активной, смелой, предприимчивой и наступательной борьбы за колеблющееся войско, которую повело и провело правительство. Мы готовили и будем еще упорнее готовить идейную „обработку" войска. Но мы окажемся жалкими педантами, если забудем, что в момент восстания нужна также и физическая борьба за войско".
В 1917 году мы в полной мере учли этот урок.
Никто так не поставил пропаганду в войсках как большевики, и мы понимали, что надо суметь организовать физическую борьбу за войско. Неоднократно в нашей борьбе мы приходили к выводу, что без поражения 1905 года не могло бы быть и победы. 1917 года. Одним из уроков этого поражения первой революции т. Ленин считал доказанную опытом необходимость „отчаянно-смелого, бесповоротно-решительного" наступления. Он писал тогда:
«Декабрь подтвердил наглядно еще одно глубокое и забытое оппортунистами положение Маркса, писавшего, что восстание есть искусство, и что главное правило этого искусства — отчаянно смелое, бесповоротно-решительное наступление. Мы недостаточно усвоили себе эту истину. Мы недостаточно учились сами и учили массы этому искусству, этому правилу наступления во что бы то ни стало. Мы должны наверстать теперь упущенное нами со всей энергией. Недостаточно группировок по отношению к политическим лозунгам, необходима еще группировка по отношению к вооруженному восстанию. Кто против него, кто не готовится к нему, того надо беспощадно выкидывать вон из числа сторонников революции, выкидывать к противникам ее — предателям или трусам, ибо близится день, когда сила событий, когда обстановка борьбы заставит нас разделять врагов и друзей по этому признаку. Не пассивность должны проповедовать мы, не простое «ожидание» того, «когда перейдет» войско, — нет мы должны звонить во все колокола о необходимости смелого наступления и нападения с оружием в руках, о необходимости истребления при этом начальствующих лиц и самой энергичной борьбы за колеблющееся войско».
И во многих статьях и речах своих т. Ленин возвращался в те дни к этому вопросу и учил нас этому искусству восстания. Он сосредоточивал наше внимание на изучении тактики и организации сил для восстания, не ограничиваясь простым переживанием таких истин, как та, что военная тактика зависит от уровня военной техники. Он изучал — какая же тактика массовой борьбы должна быть теперь, при данной военной технике, при данных условиях уличного боя. Он выдвинул и защищал со всей энергией тактику партизанской войны, или, как писал тогда Каутский, будучи в то время революционером, „новую баррикадную тактику". С презрением писал он о соц.-демократах, которые этого не понимали, которые тогда также препятствовали рабочему классу организовать свои силы для вооруженной борьбы, как теперешние социал-демократы в Германии, в еще большей степени, мешают выполнению этой задачи в Германии. „У нас часто можно теперь встретить социал-демократов, — писал т. Ленин, — которые хихикают, когда речь заходит о „пятках" и „тройках". Но хихиканье есть только дешевенький способ закрывать глаза на новый вопрос о тактике организации, вызываемый уличной борьбой при современной военной технике".
Меньшевики считали хорошим тоном выступать на всех наших с'ездах и конференциях именно против этих взглядов. Они указывали на то, что партизанская война дезорганизует нашу партию, деморализует ее и в этой борьбе против партизанских действий не раз договаривались до разговоров о вреде гражданской войны. Конечно, в 1905—06 г.г. вопрос о гражданской войне ставился несколько иначе, чем теперь. Но уже тогда мы находим именно у т. Ленина совершенно отчетливую постановку этого вопроса. В специальной статье, посвященной партизанской войне, он указывал, что „дезорганизуют движения не партизанские действия, а слабость партии, не умеющей взять в руки действия…", „Деморализует не партизанская война, а неорганизованность, беспорядочность, беспартийность партизанских выступлений". И на стокгольмском с'езде в 1906 г., и на лондонском с'езде 1907 г. меньшевики . вели на нас нападение за проповедь партизанской войны, за нашу военную работу.
Я помню, как в тот момент, когда мы надеялись еще устроить с'езд в Копенгагене и шли переговоры с датским правительством относительно этого, т. Ленин прочел на специальный доклад, в связи с предстоящими дебатами на с'езде партии партии по вопросу о вооруженном восстании, партизанской войне, экспроприациях (к сожалению, этот доклад нигде до сих пор не отмечен, надо бы его восстановить по памяти). Он говорил тогда, что проповедь меньшевиков в этом вопросе фактически сводится к проповеди социального мира и скатывается к буржуазной морали, что принципиально мы не можем проповедывать запрещения экспроприации помещиков, капиталистов и правительственных учреждений в эпоху гражданской войны, если экспроприированные средства употребляются партией на то, чтобы вооружить рабочий класс, чтобы помочь рабочему классу уничтожить господство капиталистов и помещиков. А в статье „Партизанская война" он ту же мысль выразил так: „Марксист стоит на почве классовой борьбы, а не социального мира. В известные периоды острых экономических и политических кризисов классовая борьба доразвивается до прямой гражданской войны, т.-е. вооруженной борьбы между двумя частями народа. В такие периоды марксист обязан стоять на точке зрения гражданской войны. Всякое моральное осуждение ее совершенно недопустимо с точки зрения марксизма".
Конечно, мы не можем сказать нашим германским товарищам, что им надо обязательно повторить все наши этапы борьбы. Но изучить эти формы, чтобы уметь их направлять, руководить ими, они должны.
Но правильное понятие о формах гражданской войны составляет одну из главнейших задач, которые должна поставить себе партия пролетариата. Тов. Ленин учил нас, что наша партия должна быть перестроена таким образом, чтобы быть в состоянии руководить вооруженною борьбою масс и подготовить эти массы к вооруженной борьбе и победе. „Наша партия, — писал он, — должна воспитывать и подготовлять свои организации к тому, чтобы они действительно выступали, как воюющая сторона, не упуская ни одного случая нанести ущерб силам неприятеля". Она должна „ставить своей задачей создание таких организаций, которые бы в наибольшей мере способны были руководить массами и в этих крупных сражениях и по возможности в этих мелких стыках... ". Она должна „ставить своей задачей не только участие, но и руководящую роль в этой гражданской войне... ". „Это трудная задача, слов нет, ее нельзя решить сразу. Как перевоспитывается и учится весь народ в ходе гражданской войны, так и наши организации должны быть воспитаны на основании данных опыта, перестроены для того, чтобы удовлетворить этой задаче".
В конце 1906 года у нас, работников военных и боевых организаций нашей партии, возникла мысль созвать конференцию военных и боевых организаций, создать об'единение этих организаций, которое выработало бы методы этой работы. У нас был обширный план расширения нашей военной работы, создание целой сети военных и боевых организаций с центром, связанным тесно с центральным комитетом нашей партии и получающим от него непосредственно директивы. Мы ставили себе задачу расширения нашего военного издательства, создания популярнейшей литературы для войска, организации инструкторских школ, где лучшие передовые рабочие обучались бы технике военного боевого дела (нечто в роде краткосрочных курсов командного военно-боевого состава). Кое-что из этих планов мы выполнили. В Финляндии, в Куокалла, мы создали военно-боевую инструкторскую школу, а в конце 1906 года созвали в Таммерфорсе конференцию военных и боевых организаций. На этой конференции мы создали временное бюро военных и боевых организаций (живые участники этой конференции: М. Трилиссер, В. Бустрем, Э. Кадомцев, Ф. Локацков, Д. Гончарова, Г. Гиммер и др. Я участвовал в этой конференции под именем „Ильина"). Мы обратились тогда к тов. Ленину, жившему в Финляндии, с просьбой принять участие в этой конференции. Тов. Ленин очень сочувственно отнесся к самой мысли, подробно расспрашивал и затем прислал нам письмо, в котором писал, что считает чрезвычайно важной и своевременной такую конференцию; но так как он сам не мог принять в ней участия, то прислал на эту конференцию тов. Любича "(покойного Самера). Эта конференция вызвала бешеные нападки со стороны меньшевистского ЦК, который в газете „Народная Дума", от 3-го апреля 1907 г., обратился ко всем партийным организациям с письмом, указывая на то, что „конференция эта была созвана представителями нескольких военных и боевых организаций не только без согласия, но даже вопреки решительному протесту ЦК, находившего какие бы то ни было формы об'единения боевых организаций недопустимыми". Тов. Ленин в специальной статье в „Пролетарии", №16, от 2 мая 1907 г., по поводу этой конференции (см. Н. Ленин, собр. соч. т. VIII, стр. 370—378), отмечал положительные стороны этой конференции, взял ее под свою защиту, указал на совершенную правильность ее решений и особенно отметил одну из главных задач боевых организаций, которую мы себе тогда поставили. Это — прежде всего, распространение правильного понимания вооруженного восстания. В резолюции о роли военных и боевых организаций вооруженного восстания мы эту задачу формулировали так: роль боевых организаций — развитие в народных массах правильного понимания вооруженного восстания. Думается, что и теперь многое, о чем мы тогда спорили, должно быть предметом изучения наших западно-европейских товарищей.
Тов. Ленин считал в 1906 г., что новый под'ем революции близок. Если он, как и вся наша партия, в этом ошибся, то мы не потеряли времени даром. Мы потратили это время на то, чтобы массы рабочих и крестьян лучше подготовились к этой борьбе. В этом состоит и задача наших западно-европейских товарищей. Быть-может, лучшим заветом для них будут слова, написанные тов. Лениным в 1906 году:
„Будем помнить, что близится великая массовая борьба. Это будет вооруженное восстание. Оно должно быть, по возможности, единовременно. Массы должны знать, ч го они идут на вооруженную, кровавую, отчаянную борьбу. Презрение к смерти должно распространиться в массах и обеспечить победу. Наступление на врага должно быть самое энергичное; нападение, а не защита, должно стать лозунгом масс, беспощадное истребление врага — станет их задачей; организация борьбы сложится подвижная и гибкая; колеблющиеся элементы войска будут втянуты в активную борьбу. Партия сознательного пролетариата должна выполнить свой долг в этой великой борьбе".
Ем. Ярославский.
Пролетарский вождь крестьянства.
Характеристика Ленина осталась бы неполной, его нельзя понять целиком, если забыть про отношение его к крестьянству.
Ленин, гениальный вождь пролетариата, — одновременно такой же вождь беднейшего и среднего трудового крестьянства. В силу исторических условий наше крестьянство в революции не выдвинуло своего вождя из своей среды. Таким вождем стал пролетарский вождь Ленин. И он наилучшим образом умел защищать интересы трудового крестьянства, согласуя их с интересами пролетариата и пролетарской революции в целом.
Если в революционном рабочем движении Ленин теоретически и практически применил марксизм, создав ленинизм, то в революционном крестьянском движении Ленин применил и развил основные положения марксизма о крестьянстве, создав особую главу в ленинизме. В последнем отношении творческая заслуга мысли Ленина, быть может, еще больше, — поскольку положения о крестьянстве до него были теоретически лишь намечены, а практически — совершенно не разработаны.
В эпоху первой революции в России Ленин выдвигает лозунг: „диктатура пролетариата и крестьянства», основанный, между прочим, на тщательном изучении аграрного вопроса. В первый же день октябрьской революции он издает д е к р е т о земле крестьянам, говоря по адресу контр-революции: „пусть они теперь попробуют нас взять!" С этого момента Ленин проявляет себя гениальным тактиком пролетарской революции в крестьянской стране.
Руководитель многих лет непримиримой борьбы с мелкобуржуазным социализмом, он берет у эсэров их аграрную программу и делает ее декретом советской власти, зная и чувствуя, что таким образом обезпечивает поддержку крестьянства рабочему классу.
Бесстрашно приканчивает он империалистическую войну, распускает старую армию, идет на «похабный мир» с Германией, вызывая этим бурю возмущения со стороны «патриотов» (в том числе и эсеров), но зная и чувствуя, что этого хочет вся страна, хочет народ, т.-е. то же крестьянство, сочувствие которого он тем обеспечивает.
Вслед за тем он смело бросает декрет об организации новой постоянной армии, Красной армии, твердой рукой вычеркивая из первоначального текста слова о том, что рабоче-крестьянская Красная армия создается „без принуждения и насилия: она составляется только из добровольцев". Так мог поступить только тот вождь пролетариата, который одновременно чувствует себя вождем трудового крестьянства, непоколебимо уверен в его поддержке.
В начавшейся гражданской войне Ленин бросает декрет о комитетах крестьянской бедноты, перенося тем самым октябрьскую революцию в деревню, в крестьянскую массу, подавляя с помощью пролетарских элементов деревни сопротивление деревенской буржуазии.
Тотчас по окончании гражданской войны на 8-м съезде партии, выступает со своей знаменитой речью об отношении к среднему крестьянству, и здесь развертывается во всю мощь, как пролетарский вождь крестьянства. Он бросает такие практические лозунги, которые по их резкости, смелости и соответствию интересам трудового крестьянства могли бы выставить вожди из недр самого крестьянства: „Учесть особенные условия жизни крестьянина!...
Учиться у крестьян способам перехода к лучшему строю и не сметь командовать!"
Вождь пролетарской партии выступает как бы против своей рабочей партии в защиту „мелкой буржуазии!" Учит рабочих-коммунистов соглашению с средним крестьянством! Настаивает в отчаянных условиях послевоенной разрухи на необходимости срочной помощи в первую голову именно крестьянам. Незабываемая, поучительнейшая картинка для каждой коммунистической партии, особенно в аграрных странах.
Отсюда берут начало все новейшие декреты, касающиеся деревни, — замена продразверстки продналогом, разрешение свободы торговли, переход к единому сел.-хоз. налогу, — и другие декреты эпохи новой экономической политики, основной смысл которых — один: облегчить положение среднего и беднейшего крестьянства, всячески охранить и упрочить союз с ним рабочего класса.
Ленин был единственным из руководителей партии, который во время сверхчеловеческой загруженности важнейшей государственной работой, подточившей его силы, всегда находил минуточку внимательно побеседовать с простым крестьянином, с деревенским работником, с редактором деревенской газеты. Ленин был единственным из наших вождей, который высоко ценил письма крестьян:
— Ведь это же подлинные человеческие документы! Ведь этого я не услышу ни в одном докладе! — говаривал Владимир Ильич, когда я показывал ему крестьянские письма. И, беспрестанно бросая новые вопросы, долго, внимательно слушал, чем живет, чем болеет деревня.
— Ну, что показывает наш „крестьянский барометр?" — так обыкновенно начиналась наша беседа: „крестьянским барометром" Владимир Ильич называл „Бедноту".
Мне особенно хорошо помнится одна беседа—зимой 1920—21 г. Время было самое тяжелое — конец длинной гражданской войны, когда жертвы и лишения трудящихся достигли высшей меры. Крестьянское хозяйство пришло в неслыханный упадок. Крестьянские массы были охвачены тревогой и глухим брожением. Самые стойкие передовые крестьяне впадали в сомнения. Крестьяне заваливали „Бедноту" письмами с жалобами и протестами. Редакция напечатала одно из самых яростных писем с обвинениями против Советской власти. Открылась горячая дискуссия. Я пошел побеседовать с Владимиром Ильичом.
На этот раз беседа особенно затянулась. По каждому пункту Владимир Ильич буквально засыпал вопросами. И про каждое письмо непременно спросит:
— А кто пишет, — кулак, средняк, бедняк?
— Вот, говорю, пишут, что Советская власть хуже царской.
— Хуже царской? - переспрашивает Ильич и смеется прищуренным глазом. - А кто пишет?;
Беседа кончилась требованием представить подробный доклад с выдержками из крестьянских писем. Более сотни таких писем о продразверстке и положении крестьян было изучено и вошло в обширный доклад лично Владимиру Ильичу. Слушая потом его речи на 8-м.съезде, я в некоторых местах, в резкости формулировок, ясно чувствовал следы влияний итого доклада.
С тех пор Владимир Ильич требовал регулярных докладов от „Бедноты" по крестьянским письмам. У меня сохранился клочок бумажки, унизанный мелким, бисерным почерком Ильича. Вот он дословно:
26/1-1922. т. Карпинский!
Не напишете ли мне кратко (2—3 странички maximum)
сколько писем от крестьян в „Бедноту? что важного (особенно важного) и нового в этих письмах?
настроения? злобы дня?
Нельзя ли раз в два месяца получать также письма (следующее к 15/111 1922)?
а) среднее число писем .
б) настроения
в) важнейшие злобы дня.
С к. пр. Ленин".
Будучи уже болен, 23 марта 1922 г., Владимир Ильич пишет статью для „Бедноты". На клочке бумажки, сопровождающей статью, он, говоря о своей болезни, прибавляет следующие строки, ярко характеризующие огромную скромность этого великого человека:
„Поэтому написать что-либо путное к четырехлетнему юбилею „Бедноты" не могу. Если подойдет прилагаемое, поместите; не подойдет, — бросьте в корзину, это будет лучше. Ваш Ленин".
Разумеется, превосходная статья Ильича была напечатана („Беднота" 26 марта 1922 г.).
Крестьянство, по слову Ленина, — такой „класс, которого городской рабочий не знает". Мы, городская рабочая партия, до сих пор еще не знаем деревни, не знаем крестьянства, не умеем, как следует, вести работу среди крестьянства. Это — факт, это мы должны особенно почувствовать в момент тягчайшей утраты. Без Ленина, гениального провидца, мы наделали бы непоправимых ошибок в области отношений с крестьянством. Это совершенно ясно при взгляде назад, при оценке роли Ленина в этом вопросе.
Тов. Ленин дал нам в своих последних речах подробные наставления, какой линии держаться по отношению к крестьянству, как вести работу в деревне, как направлять нашу экономическую политику, чтобы сохранить и укрепить союз рабочего класса с крестьянством. Вот наиболее выразительные строки, которые каждый член партии должен знать наизусть, как завет дорогого вождя:
„Мы должны устроить так, чтобы была смычка между нашей работой социалистической по крупной промышленности и сельскому хозяйству и той работой, которой занят каждый крестьянин, и которую он ведет так, как он может, выбиваясь из нужды, не мудрствуя.... Надо показать эту смычку, чтобы мы ее ясно видели, чтобы весь народ ее видел, и чтобы вся крестьянская масса видела, что между ее тяжелой, неслыханно разоренной, неслыханно нищенской мучительной жизнью теперь и той работой, которую ведут во имя отдаленных социалистических идеалов коммунисты, есть связь. Надо сделать так, чтобы простому рядовому трудящемуся человеку было понятно, что он получил какое-нибудь улучшение и получил его не так, как получали немногие из крестьян в эпоху помещичьей власти и капитализма, когда каждый шаг улучшения (улучшения, несомненно, бывали и очень крупные) при старом строе был связан с издевкой, с надругательством, с издевательством над мужиком, с насилием над массой, которого никто из крестьян не забыл и десятки лет в России не забудет. Наша цель — восстановить смычку, показать крестьянину, что мы начинаем с того, что ему понятно, знакомо и сейчас доступно при всей его нищете, а не с чего-то отдаленного, фантастического, с точки зрения крестьянина, что мы ему умеем помочь, что коммунисты в момент тяжелого положения разоренного, обнищалого, мучительно голодающего мелкого крестьянина ему сейчас помогают на деле. Либо мы это докажем, либо он нас пошлет ко всем чертям*)".
Вот основной завет Ленина, следуя которому мы сумеем пережить трудное время и довести революцию до конца.
Б. Карпинский.
*) Из речи на ХI-м съезде партии.
Доведем дело до конца
21 января 1924 года ушел могучий, клокочущий энергией человек, в котором живая революционность сочеталась с сильным творческим умом. В сонме погибших борцов мировой революции т. Ленин был одним из тех немногих, кто умел претворять в жизнь и развивать великую теорию Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Большевики, во главе с Лениным, в борьбе выковали свое оружие, и еще в 1905 году пытались вести к победе рабочих и крестьян. Статья Ленина «По поводу уроков московского восстания» уже в ту пору ясно показала рабочим и крестьянам России и всего мира, что нужно еще проделать в области политической, организационной, военной и технической для подготовки, дабы вторая российская революция закончилась победой. В период 1905—17 г.г. Ленин так хорошо сумел эту революцию подготовить, что завоевал в борьбе доверие самых широких масс и нанес убийственный удар буржуазии в красные дни октября 1917 года.
Гонимый и преследуемый охранкой, преодолевая чудовищные трудности, Ленин, подобно искусному кормчему, твердой рукой вел корабль революции в намеченную верную гавань. Во всей своей неустанной деятельности, в борьбе с буржуазией и ее пособниками меньшевиками он сознательно преследовал одну цель — цель освобождения трудящихся от капиталистического ярма путем осуществления пролетарской революции и диктатуры пролетариата.
Весть о кончине тов. Ленина исполнит глубокой печали сердца миллионов пролетариев во всех странах. Что касается германских рабочих, то они пред лицом грядущей решающей борьбы с буржуазией почувствуют эту потерю вдвойне больно.
Ленин скончался, но дух его продолжает в нас жить. Начатое им великое дело будет доведено до конца мировым пролетариатом. Руководимый Коминтерном, проникнувшись духом Ленина и впитав в себя его революционную энергию, рабочий класс установит диктатуру пролетариата, разгромив позиции и государственный аппарат буржуазии.
Член центрального комитета германской
коммунистической партии Браун.
22 января
О мертвом как о живом.
Ленин!
Как-то не вяжется с ним это коротенькое и простенькое: умер...
Потому-то не поверили сразу, что это правда. С утра передавали на ухо, как белогвардейскую сплетню. Потом сотнями толкались и давили друг друга у здания «Рабочей Газеты», сверлили напряженным, испуганным взором окошко с бюллетенем о смерти. Шли затем толпами к редакции «Правды» и «Известий» и здесь требовали точного ответа.
А когда слушали ответ, заволакивались слезой глаза, и смерть, такая далекая всегда и чужая, вдруг камнем упадала на сердце: ведь умер Ленин, а что такое Ленин, об этом говорить не надо.
Этой картины забыть нельзя. Какое-то студенческое общежитие вышло на улицу со знаменем, на котором было начертано: умер Ильич, но Ленин жив.
Увидели рабочие, возмутились.
— Как умер? Это провокация. Ильич жив!
И под угрозой расправы потребовали разойтись. Ребята показывают партбилеты, просят верить. Тщетно. Дело чуть не дошло до милиции.
Вдруг на вид работница, голова красным платком повязана, протискивается сквозь толпу. Глаза заплаканы.
— Стойте, товарищи. Это правда... Ильич... И не докончила, а зарыдала...
Смутились все, окаменели. Даже неугомонные ребятишки притихли
Потом кто-то крикнул:
— Ну, что-ж, тверже, товарищи, не к лицу рабочему слюни распускать...
И огромной, тяжелой колонной двинулись все дальше, еще более бередя душу — «вы жертвою пали»...
В этом немного странном эпизоде сказалась великая, всепреодолевающая, неизбытная сила любви рабочих к Ленину. И с этой силой любви и преданности широких рабочих масс Ленину и ленинизму не страшно было и самое тягчайшее горе.
К вечеру по всей Москве только и было слышно одно клинкообразное, из уст в уста передаваемое: «Ленин».
22-го января 1924 года Москва переживала незабываемый исторический день.
С. Володин.
3 а ч ем?
Накануне девятого января, накануне девятнадцатилетия политической зрелости русского рабочего оборвалась жизнь любимейшего вождя угнетенных.
Эта весть печали врывалась в рабочие дома, рабочие кварталы, ошеломляла своей неожиданностью, своим трагизмом. Эта весть гнала всех на улицу проверить, разузнать подробности.
Не верилось.
— Как же профессора?..
— Да что профессора, — не слушался он их. Газеты даже читал.
— Не усмотрели.
— Не только газеты читал, на охоту ездил.
— Как же это он?
К маленькой группе подошла престаренькая женщина.
— Что случилось, товарищи, народ уж больно волнуется?
— Эх, и говорить тяжело.
— А что?
— Ильич, Ленин умер.
— Умер?
Старушка выпрямила согнутую от старости спину:
— Как же мы теперь без него? В Москву привезут? Пойду поплакать. Эх, такой человек и умирает, нужен-то как...
Рабочие собрания протекают с тихим рыданием, иногда прерывающимся истерикой. Работа не клеится, рвутся в Колонный зал, в здании не хватает воздуха.
В среду с утра прилегающие к Колонному залу улицы загружены народом, рвущимся проститься с Ильичом.
В какой-то советской школе преподавательница сообщила ученикам о смерти Ильича. Один из учеников привстал и обратился к преподавательнице с таким вопросом:
«Зачем он умер теперь»?
Наивный, детский вопрос, но невольно и у взрослых всплывает:
«Зачем он умер теперь»?
Д. К.
ПЕРВЫЕ ЧАСЫ.
Давно знали, ждали, мысленно готовились, — и когда пришло, подавило неожиданностью.
Уже долго был вне текущей жизни, уже год не вел сам политической работы, но один факт его наличности среди людей безмерно усиливал, укреплял нас.
Разве не жила идейно весь год и наша рабочая партия теми указующими пути обобщениями, какие он сделал год назад в появившихся статьях о рабкрине?
Рабоче-крестьянские ножницы, последняя дискуссия, возможные опасности и подход к преодолению их — теперь нам еще гораздо яснее, чем год назад, значение при оценке всего этого столь решительно сказанного тогда слова, столь твердо проведенной линии.
Он не был среди нас последний год, но постепенно все больше начинала распространяться в партийных и рабочих кругах надежда скоро вновь увидеть его хотя бы на основных высотах пролетарского руководства. Эта надежда согревала и служила вместе с тем лучшим залогом единства, — настолько велико было цементирующее влияние его личности в наших рядах. Возместить это усилением собственной выдержки, чувством возросшей ответственности — вот настроение, со стихийной силой сразу охватывающее партийные ряды.
И затем — какой глубокий источник нежности, пламенной любви к бедным, трудящимся людям всех стран, благородного человеческого чувства даже в разгаре борьбы хранился за полной самообладания, за резко-холодной иногда внешностью. Он никогда не давал сердцу отуманить политический разум вождя.
Только, беглые, случайные отрывки мыслей ложатся сейчас под перо. Рука не подымается начать писать воспоминания, когда перед глазами встают залитые слезами лица людей, приведших в трепет весь буржуазный мир, десятки раз спокойно смотревших в лицо смерти и не могущих теперь совладеть с собой. Но внутренне грозной была картина в большом театре, когда многие сотни делегатов всенародного съезда трудящихся масс великой страны недвижно стояли в глубоком молчании с непослушно катящимися слезами. Наш вождь погиб жертвой буржуазного мира, — говорило это молчание. Он мог бы работать на радость человечеству еще многие годы. Но вражда и злоба капиталистов всех стран окружила нашу страну такой сложной цепью нападений, лишений, интриг и всяких невзгод, что он должен был работать сверх сил, и пал героем труда как раз к тому времени, когда обстоятельства начинали уже делаться легче. Преждевременно отнял у нас своей осадой буржуазный мир эту голову, — и пусть дрожат капиталисты всех стран, все эти собирающиеся нас „признавать": они еще дорого за эту голову международному пролетариату заплатят. Вот, что означало молчание съезда.
Не подымается рука писать воспоминания о том, что так еще свежо, да и не пришло еще вообще время давать характеристики. Мы еще не можем вполне оценить, что потеряли, ибо исторически потеря слишком близка. Истинная роль и значение Маркса стали вполне ясны широким кругам только через десятилетия после него. Так и с Лениным: грядущие годы ходом своих событий будут все более развертывать историческое значение его дела, расширяя и углубляя доступную нам в настоящей время оценку.
Грусть и горе, гнев на столь ранний конец жизни, — но никакой растерянности, никакой тревоги за прочность положения. Так надо характеризовать настроение рабочих, выяснившееся, когда весть разнеслась по районам. Мы незыблемо прочны внутри и снаружи. Ленина нет, но нет и тревоги за положение, за будущее пролетарской диктатуры, за судьбы революции — вот лучший памятник его работе.
Вечно будет гордиться наш пролетариат, вечно будет гордиться наша страна, что здесь с нами жил и боролся; учил и трудился человек, имя которого стало легендой и надеждой для угнетенных всех стран еще при его жизни и останется маяком и знаменем в борьбе пролетариата вплоть до полной победы социализма повсюду.
Ю.Ларин
В Колонном зале.
Очередь. Разворачивается змейкой у середины Б. Дмитровки и спиралью к Дому Союзов сжимается. Пришли рабочие, рабфаковцы, служащие, красноармейцы проститься с Ильичом.
Ежеминутно группами по три человека в ряд заходят. Молча идут, снимают шапки. По бокам часовые с печально-серьезными лицами.
Длинные коридоры. Траурные знамена. Тишина.
Наконец, последний поворот налево. Посреди зала гроб.
По взволнованным рядам проносится:
- Ильич!
Да, Ильич. Бледный строгий. На груди орден Красного знамени, который при жизни никогда не носил.
Трещат кино-аппараты. Сосредоточен почетный караул по бокам гроба. Один рабочий шепчет:
— При жизни, жаль, его мало снимали.
Плачет старик: профессор. Плачет, по-детски утирая слезы.
При выходе тесно; Красноармейцы в галлереях застыли в раздумьи. Крепко сжали винтовки.
Снег. И теряющаяся в ночи вереница людская.
Идет народ. Идут многотысячные рабочие массы прощаться с вождем. В умах и сердцах трудящихся:
- Жив Ильич!
Последний рейс
В глубокую ночь, в морозную мглу поехали старейшины великого племени большевиков туда, откуда надо было получить недвижное тело почившего вождя. Привезти и показать осиротевшим миллионам.
Маленький поезд на пустом притаившемся вокзале, молчаливый, украдкой отход. В вагонах понуро молчат, укутавшись в воротники, упершись в пол твердыми, окаменелыми взглядами. Стучащая песня вагонов — до остановки, до замерзшего полустанка на снежной равнине.
Рассвет близок, но холод неба чернее лесных громад, чернее нас, темной гусеницей ползущих по снегу вверх, далеко, сквозь щели зимнего леса, туда, где далекий надо обрести огонек ленинского дома.
Уже не поезд вагонов, скрипучий, древне-крестьянский цуг саней, низких розвальней тянет нас в снежную чащу, черной гусеницей извиваясь все вверх по дороге-тропинке. Часть молча лежит в розвальнях, часть — хмуро и широко шагает, продираясь рядом с санями в тающую предрассветную тьму.
Сверкнуло, скрылось за поворотом. Опять, еще — и вот совсем открылась на лесном холме маленькая усадьба. Остановились. Не теснясь, тихо прошли в ворота, через маленький флигель во внутренний двор.
Белый, высокий, в стройных колоннах, старый дом, вправленный в благородную рамку серебряного леса, синего снега. Легко, как на даче, отворяется стеклянная дверь — сразу во внутрь. Будет стоять отныне в усталых, ждущих и верящих глазах миллионов угнетенных этот маленький лесной дворец, место успокоения вождя, место завершения неповторимой жизни, неутоленной воли к борьбе.
Дом тихий, удобный, вместительный. Ковры стерегут тишину. Здесь каждый вершок —история, здесь каждый шаг — поле для благоговейного любования поколениям. Вот в эти расчерченные морозом стекла он, все постигший, размахнувшийся, в расцвете сил скованный силач, мучась невыразимой мукой вынужденного бессилия, вглядывался вперед, за короткой лесной дорожкой, за наивной глушью деревенского сада, видя многоэтажный ад поджариваемых, распинаемых на индустриальных голгофах, из капиталистических пекл всего мира протягивающих руки за спасением сотен миллионов братьев.
Вот здесь, в креслах на колесиках, за пюпитрами, на качалках, сидел, двигался, терпеливо и трогательно пробовал выздороветь, чтобы вновь заработать. Выздороветь, чтобы осчастливить всех тревожных, мучающихся, беспрекословно ждущих возвращения вождя к рулю, к бессменной вахте.
Сюда, в большую комнату приходили к дяде Ленину окрестные деревенские ребятишки — посидеть, покувыркаться на ковре, получить улыбку, ласку, яблоко и игрушку в подарок. Стоит неубранная елка, в бусах, свечечках и ватном инее — последняя забава маленьких друзей.
Крутая лестница вверх. Тише!
В полутемной проходной, на диване — Надежда Константиновна, жена, друг, вечный, бессменный товарищ. Как всегда на своем посту, у раскрытых дверей комнаты Ильича. Так каменно-резки запавшие черты лица — но крепка большевистская порода — просто, вежливо и внятно отвечает короткими словами подсевшему, соболезнующему рабочему-другу. Мария Ильинична — та не сидит, а все ходит, ходит прямой твердой походкой по этажам и комнатам осиротевшего дома.
Печально, но спокойно и гордо дышится здесь, в комнате смерти. Нет ладонного истошного отчаяния, мистики потустороннего мира. Только скорбная простота и неизбежность происшедшего распада материи, организованной в великую субстанцию Владимира Ленина, вождя угнетенных классов человечества.
Оттого такая гордая, внятная тишина в комнате мертвого вождя, оттого непреклонны глаза и твердо сжаты губы у приходящих сюда. Вот он! Совсем не изменился. Как похож на себя! Лицо спокойно, почти-почти улыбается неповторимой, непередаваемой, понятной лишь видевшим, детски-лукавой усмешкой; задорно, совсем по живому приподнята верхняя губа со щетинкой усов. Словно сам недоумевает над случившимся: Ленин, а не движется, не жестикулирует, не бурлит, не машет рукой, не бегает коротенькими веселыми шажками по косой линии. Ленин, а лежит, безнадежно и прямо, руки по швам, плечи в зеленом френче.
Спускаясь с лестницы, военный большевик бормочет про себя:
— Отлично выглядит Ильич. Совсем такой, как видели его в последний раз.
...Старики. Они понуро уместились внизу на диванчике. Кутаются в шинели, похрустывают суставами пальцев и ворчливо, перебивая друг друга, все вспоминают. Они очень важные персоны в правительстве великой советской страны, руководимой Владимиром Лениным. Они начальники больших государственных учреждений, тех, в которых гений Ленина, политика и борца, развертывался с величайшей мощью. Но сейчас только старики, по-стариковски вспоминают простые, трепетно-живые пустяки. О ленинских шутках, об его упрямстве, широчайшей жизнерадостности, о „шахматном самолюбии", о коньках, о переписке, о беспредельной товарищеской чуткости и милой простоте.
Совсем рассвело. Пора отсюда уходить - Ленину и всем. Красный гроб плывет вниз по лестнице. Молча, без песен, вынесли. Опустили на землю. Минута невыразимой, невыносимой тоски и горя, вот такого горя, какое сейчас побелило известью лицо и запавшие глаза Сталина, наклонившегося над гробом. Надо закрывать стеклянную крышку. Снежинки падают на открытый лоб и губы Ильича. Накрывают. Плачут. Большевики плачут.
Узкой, вначале нестройной группой двинулись по лесной аллее. Толпа крестьян теснит по бокам. Трудно итти, пока не выбрались на широкую дорогу в снежном поле.
Вот разве не здесь — свое, национальное в великой международно-русской революции? Вождь мирового пролетариата — умер в 30 верстах от города, в 5 верстах от железной дороги, в .лесной глуши! Поле широкое, бескрайная белая скатерть, куда глазом хватить. Впереди, на розвальнях мужичок посыпает ельником путь. Большевики, несем Ленина на руках, по снежной степи, пять верст до железной дороги.
Кругом на холмах крестьяне, бабы, ребятишки снуют бородачи уперлись в снег высокими палками-посохами, сочувственно и спокойно провожают глазами по намеченной ельничком дороге:
— Славный человек Ленин был. Окромя хорошего, ничего нам, мужикам, не сделал.
Несем. Уже желтеет домик станции. Оттуда, начиная с полотна железной дороги, ждет Ленина пролетариат земного шара; Европа, Америка, телеграф, радио, конденсированная скорбь рабочих кварталов всех мировых столиц. Но эти пять верст пешком, по дорожке —наша русская революция, ее тысячеверстный размах над снежными пустынями, ее суровая стихия, разбуженная и направленная великим Лениным, железным вождем рабочих, вождем и другом крестьян.
Михаил Кольцов.
Под знаменем ЦК РКП.
В райкомах — столпотворение. Тучи народа и вокруг зданий, и на прилегающих улицах. Всюду «алый траур», — красные знамена, оттененные черным. И это так оригинально, так самобытно-революционно...
И хоть постановлено делегировать к встрече не более 5 человек от ячейки,— райком и прилежащие улицы забиты народом, знаменами, отрядами. И отовсюду еще идут и идут...
В райкоме перекличка.
— От Бромлея здесь? — Здесь. От второго трамвайного? — Тут. И т. д.
По лестнице катится кубарем поскользнувшийся и кряхтит, подымаясь.
— Чуть шеи не сломал...
— А ты не ломай! Все равно вместе с Лениным хоронить не будем. Чести много. Не заслужил!
И эти мимолетные шутки, и отсутствие подавленности словно освещают плакаты и лозунги траурных делегаций. Никаких похоронных элегических афоризмов, ничего слезливого.
— Ленин умер, но дело его живет в революционном пролетариате!
— Не паника и слезы, а с удвоенной силой вперед! Несмотря на внезапность события, —всюду образцовый, какой-то самопроизвольный порядок. На площади перед вокзалом цвет командно-учебной Красной армии во главе с Путно. Все на своих, точно циркулем обозначенных, местах. И где-то там, в верхней комнатке вокзала все нити в руках советско-московского отца-командира тов. Муралова, изредка вырастающего то тут, то там среди воинских рядов.
И в этом порядке — подобранность дисциплинированного сознания, еще шесть лет тому назад столь редкого в полуазиатской стране. Это — выучка Ленина, его школа. Вся плеяда его товарищей-соучеников здесь.
Быстро выстраиваются все на перроне навстречу мерно растущему поезду, Неподвижно, в одну шеренгу вытянулись члены ЦК РКП под колыхающимся знаменем. Красный с черным вагон останавливается открытою дверью прямо перед знаменем.
И вдруг воздух впервые всколыхнул грустный мотив... От шеренги отделилась группа и молчаливо приняла на руки гроб. Пурпурное знамя, от темного флера точно обвеянное пороховым прозрачным дымком, склонилось над гробом, и кругом воцарились молчание и печаль... Боевые, закаленные в борьбе товарищи, Сталин, Дзержинский, Бухарин, Молотов, взяли на плечи останки своего друга и учителя. Тов. Калинин движением грузчика приподнял подножие гроба и, заплаканный, мужиковатой развалистой походкой двинулся вперед.
А перед гробом шло знамя ЦК РКП, шелестя в морозном воздухе. Сзади темным потоком хлынули люди, на площади раздались возгласы воинской команды, все отряды быстро схлынули к одному краю, образуя цветистую стену штыков, мундиров и людей. Все лица, все взгляды, все движения потянулись к Знамени, около которого над толпою в стеклянной призме головной части гроба чуть можно было различить лицо усопшего.
И сразу же в живой поток на ходу один за другим стали вливаться районы. Впереди процессии двигалось, как пламя в дыму, знамя ЦК, затем гроб, затем людской поток, все растущий, все вбирающий в себя организации, знамена, венки.
А по опустевшей вокзальной площади вдруг смешно заметались черные фигуры с широкими через плечо красными, словно адмиральскими, лентами. Они путались в черных длиннополых сюртуках, падали, ловили раскатывающиеся по земле черные цилиндры и шляпы. И недоумело махали руками возницам роскошно-затейливых колесниц. Это факельщики и похоронщики губбюро церемониальных похоронных процессий, оставшиеся со всем своим кортежем в десяток колесниц не у дел, не знали, что делать.
Мимо их под знаменем ЦК РКП несли на руках венки и тело тов. Ленина.
А. Сергеев.
На заводах.
Будто тающее матовое серебро с чернетью расплывался зимний рассвет по московским рабочим окраинам. Дрожали и гасли огни, и с ними гасли дрожащие мириады искр на парчевой снежной ткани. И в этом угасании, и в бледных огоньках, и в нежном полусвете занимающейся зари была разлита извечная российская грусть, которая сегодня, как нельзя кстати, растекалась и просачивалась в маленькие рабочие домишки.
К темнеющим громадам заводов уже тянулись рабочие. Но сегодня это не были традиционные вереницы мерно бредущих друг за другом фигур. Догоняя друг друга, окликая, останавливаясь и останавливая все, скатывались в группы-клубки и катились дальше, роняя в морозный воздух обрывки восклицаний:
— Ильич... Пролетариат... Борьба... Интернационал...
В огромном, потемневшем, точно скалистом теле „Динамо" яркою точкой горело одно окошечко. Это дежурила в заводоуправлении и лихорадочно работала кучка коммунистов и комсомольцев. Уже развертывали траурное полотно плакатов, и дежурный комсомолец говорил:
— Всю ночь напролет работали. И вышло. Портрет Владимира Ильича в средине поместим: одному из втухемасов заказали, — переиначил он кабалистическое Вхутемас.
У входа в мастерские, в креповом медальоне, белеет лист с портретом Ленина. Около листа все время переменная группа проходящих в мастерские рабочих.
— Наша газета под названием „Шевели мозгами", — говорит рабочий. — Экстренно выпустили сегодня. Только...
Он почесался с некоторой растерянностью.
— Только заглавие мы на этот раз сняли. Дескать: — „Шевели мозгами — Ленин умер". Не подходит как-то. Стеснялись, не оскорбительно ли будет для памяти Ильича. И решили снять. Пусть на этот день уж без заглавия выйдет.
Милый юноша, уставший и напрягающийся, раздумывал вслух:
— Все-таки поспели: до прихода рабочих все сделали. По корпусам расклеили, профсоюзное обращение. В темноте клеили — через станки и балясины кувыркались. А я хотел было свет нащупать и открыть, да вместо выключателя на рубильник напоролся. Как хватило током, — едва опомнился!
По цехам загорались над станками огоньки лампочек. Но трансмиссии вертели холостые шкивы: никто не приступал к работам. Точно незримый магнит стягивал людей в группы, и тут, и там, и всюду виднелись склоненные друг к другу головы, говорящие вполголоса.
В литейном цехе, самом горячем, шумливом в буквальном и в переносном бытовом смысле, шел горячий не то спор, не то обмен мнений и сообщений.
— Я о смерти вчера еще узнал в театре. Был у нас назначен „Суд над Гапоном". Заместо этого вышел товарищ и объявляет: так и так мол, отменяется „суд", потому что умер наш дорогой Ильич.
Он остановился, перевел дух. Слушатели жадно глядели в рот, понукая: „ну, ну".
— Ну... как заплачет наш театр... Веришь ли, другие на фронте были, всего терпели: а тут ревут. Другие старики даже...
— А я, — перебивает другой, — вчера не был в нашем театре и не знал. Иду по улице, а навстречу бредёт один выпивши, поравнялся и говорит: „Ау, брат, умер Ленин-то наш"... Посмотрел я на него, вижу, выпивши. Снял я с него шапку-треух, похлопал его по лысине и говорю:
— Налопался, старый чорт, самогону и мелешь нивесть что: поди, проспись и не ври лишнего.
А он опять: Нет, говорит, я не пьян, а так, немножко... И не вру... Смотрю, и вот этакий шкет (он показал от полу на поларшина) бежит и кричит:
— Товарищи, умер Владимир-то Ильич!
Тут уж у меня так сердце и упало. Значит, верно...
На соседнем, заводе — митинг перед началом работы. Сдавливая друг друга в плотную горячую массу, стоят рабочие, напряженно слушая оратора. Напряжение видно в. каждой насупившейся фигуре в каждом сжатом кулаке. Вот-вот прорвет...
— Ой; не выдержат, ой, не будут сегодня работать! — шепчет один из ячейки. — Стоит только кому-нибудь бросить: „Пойдем встречать", и всем заводом повалят за ворота к вокзалу.
Напряжение, действительно, ищет себе выхода то в том, то в другом. То собрание яростно настаивает, чтобы непременно был венок отдельно от завода. И насилу удается уговорить слить свои средства в каком-нибудь общем практическом предложении. Тогда ищут все, как бы это устроить непременно в духе ленинских организационных пожеланий: детям, в помгол, в МОПР.
Наконец, найдена отдушина. На трибуне рабочий-интеллигент, беспартийный, читает стихотворение в прозе. Начинает тихо, волнуясь:
— Он умер... наш товарищ Ленин умер... . —Громче, громче! — раздаются властные голоса. И оратор, вдохновляясь, крепнет, оживляется... — Он все же на посту…
— И да здравствует товарищ Ленин в сердцах наших и умах! — заканчивает он под аплодисменты.
А кругом в самой гуще рабочих масс по заводам уже собрались и работают лихорадочно завкомы, ячейки, комитеты, комиссии — то организационное воплощение ленинизма, которое родилось в л. тому назад и растет и ширится вместе с революцией и развивается вместе с рабочим классом. И долго будет жить и расти.
. А. О.
На фабрике «Искра».
23-го утром, кучками, поскрипывая по жесткому снегу, потянулись рабочие в работницы в клуб. На лицах печаль. Говорят тихо, как будто каждый боится сказать громко страшные слом: Ленин умер.
Когда вышла докладчица на сцену, воцарилась нудная, тяжелая тишина, изредка прерываемая тяжелыми вздохами.
— Нет дорогого Ильича. Нет великого вождя мирового пролетариата. Велика наша потеря.
Ломается, дрожит голос докладчицы. Хмурятся лица рабочих. Капают на исхудалые щеки работниц горячие слезы.
— Нет дорогого Ильича.
Секретарь ячейки, старый рабочий отвертывается к окну, — слезы душат.
— Но жив дух Ленина в нас, — голос докладчика звонче, крепче, — пусть не радуются враги рабочего класса — мы не станем слабее. Стальной шеренгой сплотимся вокруг коммунистов и заветов нашего Ильича.
Высыхают слезы — блестят глаза.
— Нет, жив Ильич. Кончил докладчик.
Ширкая полушубком, вытирая слезы, говорила беспартийная старая работница:
— Трудно мне говорить. А как теперь его жене, товарищу Надежде Константиновне Крупской? Мы потеряли вождя — она потеряла все. Поможем ей в великом горе, разделим его.
Голос сорвался.
В принятой единогласно резолюции — привете Н. К. Крупской — говорилось: .
„Тянутся осиротевшими сердцами работницы фабрики „Искра" к тебе, старый боевой товарищ рабочего класса. Твое безмерное горе вместе с тобой поднимет рабочий класс. Общими усилиями поведем дальше победоносную борьбу за рабочий класс. Ленин —наше знамя".
Н. П—н.
* * *
— Велика утрата, понесенная рабочим классом, но дух Ленина, вождя и учителя всего мира, еще больше окрепнет в наших сердцах.
Докладчик замолк, но чувствуется, что эти слова являются словами и мыслью всей рабочей массы.
Выступали работницы, расстроенные, с заплаканными лицами и в то же время с твердой решимостью.
— Ленина нет, мы не найдем другого Ленина, но его тридцатилетняя самоотверженность на благо рабочего класса даст нам право заявить, Что мы, рабочие и работницы, коллективной волей будем продолжать начатую нашим великим учителем работу по освобождению рабочего класса всего мира.
Выборы для встречи гроба. Все, как один, предлагают, чтобы их избрали в делегацию. Успокоились лишь тогда, когда было объявлено, что всем будет предоставлена возможность побывать в Доме СОЮЗОВ, проститься с т. Лениным.
Собрание заканчивается. Одна из работниц заявляет:
— Теперь, товарищи, разойдемся к станкам. с нашей боевой песнью —Интернационалом и покажем всему миру, что рабочие России, понеся такую колоссальную потерю, ни на минуту не забывают то, чему учил нас тов. Ленин, — работа, работа и работа.
Лучшее сочувствие.
В управлении Московско-Белорусск.-Балт. ж. д. собрание. Доклад о смерти Ильича. При напряженной тишине выслушивается доклад. Собрание выражает соболезнование семье Ильича и ЦК РКП. Взамен венка на могилу устраивается сбор по подписному листу в пользу зарубежных революционеров, томящихся в тюрьмах. В минуту общего горя такая помощь — лучшее выражение сочувствия умершему.
В этом же номере напечатано несколько заметок под общим названием КОМИНТЕРН О ЛЕНИНЕ - К.Цеткин (Германия), А.Барский (Польша), У.Террачини (Италия), П.Паскаль (Франция) и другие представители Коммунистического Интернационала.
