С О Д Е Р Ж А Н И Е :
   
IX. "Рабочая мысль"
   


К.М.Тахтарев "РАБОЧЕЕ ДВИЖЕНИЕ в ПЕТЕРБУРГЕ 1893-1901 г.г.)


ГЛАВА IХ. "РАБОЧАЯ МЫСЛЬ"


Описанные на предыдущих страницах условия развития рабочего движения мало-помалу подготовляли почву для возникновения группы и газеты „Рабочая Мысль". Последняя возникла не сразу. Еще в начале 1896 года один кружок рабочих замышлял начать издавать свою рабочую газету. К этому кружку принадлежал Поляков, который потом стал одним из главнейших сотрудников первых номеров „Рабочей Мысли". Им-то, если не ошибаюсь, и была написана основная статья первого номера „Рабочей Мысли", статья, которую с полным правом можно назвать декларацией принципов „Рабочей Мысли", ее программной статьей.

Вот эта статья *, которую я привожу целиком для того, чтобы сам читатель мог лучше судить о направлении „Рабочей Мысли":

* См. „Рабочая Мысль", № 1.

 

Никто из сочувствующих рабочему движению не станет отвергать всеми признанной и неопровержимой истины, что улучшение нашего рабочего положения зависит от нас самих.

Как бы ни был добр и великодушен капиталист, все же у него, как и у каждого смертного, на первом плане стоят свои личные интересы и свои потребности, об удовлетворении которых он и заботится больше всего. Средства для удовлетворения этих потребностей .капиталист получает с эксплуатируемых (обираемых) им рабочих; из этого уже становится вполне ясным, что заботиться о рабочих .капиталисту нет никакой надобности, потому что с улучшением положения рабочих ему не удастся выжать из нас столько соку, сколько он может выжимать тогда, когда мы находимся под более сильным гнетом. Капиталист знает, что вся роскошь и излишество, которыми он пользуется, приобретаются не его ничего-неделаньем, а трудом тех, которых он обирает и которые терпят всевозможные лишения, так как ему хорошо известно, что, чем больше лишений переносят им обираемые, тем больше прибыли переваливает на его долю.

Капиталисты могут быть добры к нам настолько, насколько мы им нужны, и они, при всей их доброте и великодушии, при первом удобном случае всегда готовы сократить наш заработок или выбросить нас на мостовую. Интересы капиталистов и рабочих совершенно противоположны; поэтому капиталисты уступают только то, что они не могут удержать. Рабочие могут улучшить свое положение только упорным требованием, таким, отказать которому капиталист не в силах. Я не стану углубляться в дальнейшие подробности о положении рабочих и об отношении к ним капиталистов, потому что все это известно нам, рабочим, которые на своих плечах выносят всю тягость капиталистического гнета. Желающие ознакомиться близко с этим вопросом могут достигнуть этого при помощи некоторых книг, достать которые не особенно трудно.

Из вышеуказанного видно, что дело улучшения рабочих зависит от них самих. Последние слова, пожалуй, никому из читающих эти строки не новы, и я несколько опасаюсь, что читатели „Рабочей Мысли" посоветуют мне подзаняться выдумкой такого способа, при помощи которого можно было бы улучшить нашу чересчур обремененную жизнь, прочесть о чем было бы гораздо интереснее и полезнее, чем то, что я писал в первых строках этой статьи. Выдумать такого способа, конечно, нельзя, при помощи которого каждый из рабочих мог бы улучшить свое положение, и, пока мы будем заботиться только о своем собственном положении отдельно, можно с уверенностью сказать, что мы не достигнем ничего лучшего; а если и удастся несколько удобнее устроить свою жизнь, то это удастся очень немногим и так мало, что такое улучшение всегда оказывается ничтожным в сравнении с тем громадным трудом, которым пришлось его приобресть, если только это лучшее устройство жизни достигается честным путем и без всяких счастливых случайностей. Но, как оказывается, задумывать какой-либо особый способ нет надобности, потому что он давно открыт и давно признан рабочими других стран самым верным, что подтверждает его применение к делу. Способ этот — соединение рабочих: он не представляет из себя новинки для нас, потому что мы слышим о нем и знаем его, но и устарелым его назвать тоже нельзя, во-первых, потому, что такие вещи не стареют, а во-вторых, что мы его не употребляли, исключая некоторых случаев, например стачки; рабочие, выведенные из терпения общим гнетом, предъявляют общее требование. И у нас, без всякой подготовки и самостоятельной организации рабочих, способ этот оказывает громадные успехи.

Рабочие разных заводов и фабрик составляют, так сказать, один класс; разница между нами только та, что один из нас исполняет одну, другой другую работу; но все мы обязаны работать с утра до вечера, все мы подчиняемся общему закону, возложенному на нас капиталистами и стоящим на их стороне правительством. Закон этот, как известно, составлен так, как нашли сделать это удобнее для себя его представители. И мы видим, что закон этот не только ничего не дает нам, но даже отнимает у нас то, что составляет неотъемлемую собственность каждого человека. Мы все скованы одною цепью произвола, порвать которую мы можем только общими силами.

Несмотря на всю очевидность необходимости объединения, нельзя ни заметить полной разрозненности рабочих, не только по всей России,. но и здесь в Петербурге, где сообщение вполне возможно. Однако несмотря на то, связи между рабочими почти совсем отсутствуют.

Причиной нашей разрозненности являются первым долгом те неудобства, которые приходится встречать при поддержке связей, при чем нельзя не признать того грустного явления, что мы сами слишком мало заботимся о восстановлении связей; но главная причина этого зла заключается в том, что у нас нет ничего такого, что представляло бы общий интерес. Разрозненность эта не остается бесследной: ее результатом является то, что кружки рабочих, потерявши своего руководителя, ищут восстановления новых связей через товарищей других заводов или фабрик; между тем их можно было бы возобновить через лицо, находящееся только в другой мастерской. Также мне приходилось встречать организовавшуюся группу товарищей, которая составилась сама по себе и не знала, как ей примкнуть к Союзу и получать книги.

Вообще о разрозненности можно сказать, что она поглощает и без того небольшие наши силы и мешает приложению их к делу. Из вышеприведенных примеров видно, что потребность объединения существует, которую вызывает сама наша жизнь, и мы должны считать своей обязанностью способствовать удовлетворению этой потребности. Мы, как и других стран рабочие, тоже сознаем, что способ объединения является в данном случае единственным и верным, который может принести нам громадную пользу; но как одолеть те препятствия, которые встречаются при его применении? Вот вопрос, который при первых же шагах столько запугивает нас своею сложностью, что мы отказываемся от его решения и малодушно остаемся в бездействии. Многие из нас и, быть может, даже большинство рабочих сознают необходимость объединения и желают его, но слишком мало стараемся перейти от слов к делу, утешая себя тем, что сделать этого у нас пока нельзя; мы видим перед собою мрачную стену монархического строя, которая препятствует доступу к нам света; мы сознаем все неудобство нашего пребывания во мраке, но приступить к этой стене не решаемся, видя, как отдельные попытки к этому ведут к печальным последствиям. Но вот в том-то и дело, что мы видим случаи только отдельных попыток и принимаем результат их за общую неизбежность. Стена современного строя крепка, и произвол нашего бюрократизма непоборим, но непоборим только в том случае, когда на это направляются отдельные силы, которые настолько малы, что падают жертвой произвола. Но дело примет совсем иной оборот, когда против произвола капиталистов и правительства будет направлена объединенная сила — сила сознания самостоятельности рабочего класса, справедливые требования которого должны быть удовлетворены. Каждый из нас подавлен заботой о содержании себя и своего семейства, забота эта поглощает все время и силы рабочего, так как только при напряженном усилии мы можем гарантировать себя от особой нужды, т.е. сводить концы с концами. Историческое положение наше, как рабочего класса, таково, что, работая над достижением своего благополучия, мы исполняем общественную работу. Мы — последний класс. За нами нет никого. Господство рабочего класса есть всеобщее господство или, лучше, всеобщее равноправие, и к достижению его должны мы стремиться: только тогда мы можем сказать, что жили не напрасно, и это подтвердят наши дети. Чтобы сделать что-нибудь полезное для рабочего класса, нам необходимо объединить наши силы, так как требования наши будут удовлетворены только тогда, когда они будут общим требованием всего рабочего класса, а иначе все наши заявления на принадлежащие нам права останутся гласом вопиющего в пустыне. Для прочности объединения рабочих всех заводов и фабрик необходимо иметь рабочую кассу, которая в свое время окажет нам громадную услугу. Касса такая уже существует, и устав ее, выработанный петербургскими рабочими, распространен. Кассу эту мы должны поддерживать всеми силами, потому что без нее деятельность на рабочем поприще почти невозможна. Внести 25 коп. в месяц может каждый рабочий без особых затруднений, и я надеюсь, что все сознательные рабочие примут участие в деле для пользы народа. Для установления связи между рабочими будет выходить газета „Рабочая Мысль", первый номер которой у читателя в руках. „Рабочая Мысль" будет отражать жизнь рабочих в ее настоящем свете, будет способствовать пробуждению в них интереса к окружающему, выражая их нужды и клеймя словами презрения и насмешки нашу опричнину.


Итак, по убеждению ее основателей, „Рабочая Мысль" должна была „отражать жизнь рабочих в ее настоящем свете", „способствовать пробуждению в них интереса к окружающему, выражая нужды и клеймя словами презрения и насмешки нашу опричнину", т.е. царский произвол. Она призывала рабочих к борьбе „против произвола капиталистов и правительства", провозглашая, что дело освобождения рабочего класса должно быть делом самих рабочих.

Исходя из этой самоочевидной истины, „Рабочая Мысль" восставала против того положения, которое создалось в русских социал-демократических организациях, в которых интеллигенты, благодаря условиям развития русского социал-демократического движения, присвоили себе роль исключительных руководителей и, отстранили рабочих от руководства своим собственным движением. Против этого недопустимого положения и была написана передовая статья первого номера „Рабочей Мысли". Эта статья против интеллигенции, правда, была написана тоже интеллигентом. Но она была написана интеллигентом, провозглашавшим своим девизом слова Маркса, что „дело освобождения рабочего класса должно быть делом самих рабочих".

На словах это положение принималось всеми интеллигентами социал-демократами, как азбучная истина. Но на деле было ее совсем так. На самом деле они поступали так, как будто освобождение рабочих от произвола капиталистов и правительства должно было быть в значительной степени делом интеллигентов социал-демократов, а не самих рабочих. История наших социал-демократических организаций показывает это так же наглядно, как и история образования нашей Российской социал-демократической рабочей партии, о моменте возникновения которой никто из русских рабочих не знал вплоть до появления Манифеста, известившего о ее образовании, манифеста, написанного П. Б. Струве. Русское социал-демократическое движение, как и английское движение чартистов и немецкое социал-демократическое движение, было в значительной степени соединением массового рабочего движения с движением революционно настроенной интеллигенции, стремившейся стать во главе рабочего движения и руководить им в значительной степени с целью осуществления своих политических стремлений. Правда, русская революционная социал-демократическая интеллигенция в своей борьбе с царским самодержавием выступала как представительница борющегося пролетариата, как выразительница интересов рабочего класса. Однако, на самом деле она стремилась руководить рабочим движением в том направлении, которое диктовалось необходимостью борьбы с царским самодержавием, нередко упуская из виду стремления самих рабочих, которые чувствовали, что их „тянут".

Социал-демократические организации этого времени состояли из интеллигентов, имевших связи с рабочими. Этими организациями, в большинстве случаев, почти исключительно руководили интеллигенты, которые далеко не всегда должным образом понимали рабочих, их нужды, стремления и настроения, нередко недостаточно принимали во внимание мнения и желания рабочих, иногда даже не считались с ними, решая свои организационные .дела без участия рабочих, которые не входили в центральные группы социал-демократических организаций.

Вот против этого порядка вещей и восставала „Рабочая Мысль", стремившаяся „отражать жизнь рабочих в ее настоящем свете" и „выражать их действительные нужды, потребности, стремления и желания".

Идея была не нова. Первая попытка ее осуществления, как известно, была сделана еще в конце семидесятых годов рабочим, членом „Земли и Воли", Степаном Халтуриным, основателем петербургского „Северно-Русского Рабочего Союза".

Северно-Русскому Рабочему Союзу не удалось выпустить даже первого номера рабочей газеты, организовывавшейся Халтуриным и его товарищами на основаниях, по-видимому весьма аналогичных только что описанной организации „Р. М.".

„У Союза было много связей в рабочем мире, — говорил Г. В. Плеханов*. — В достоверных сообщениях о темных сторонах фабрично-заводского быта недостатка быть не могло. Появление их в печати сочувственно встретили бы все рабочие. Таким сообщениям и должно было принадлежать главное место на столбцах газеты. Авторам передовых статей оставалось бы лишь надлежащим образом освещать эти непосредственно из жизни взятые материалы".

*Г. Плеханов, „Русский рабочий в революционном движении" (по личным воспоминаниям).

К несчастью, Халтурину и его товарищам не удалось осуществить своих заветных стремлений. Газета „вместе с типографией была заарестована при наборе первого же номера и не оставила по себе ничего, кроме памяти о попытке чисто рабочего органа, не повторявшейся уже потом ни разу".

Таким образом, на группу рабочих „Рабочей Мысли" выпала завидная доля осуществить заветную мечту Халтурина и его товарищей и быть основателями первой русской „чисто рабочей газеты".

Средства на издание „Рабочей Мысли" составлялись, во-первых, из специально определенных на то сумм, отчислявшихся двумя рабочими кассами, связанными с группою „Рабочей Мысли", а во-вторых — из частных пожертвований, собиравшихся на издание „Рабочей Мысли" примыкавшими к ней рабочими и интеллигентами.

Эти кассы были настоящими рабочими организациями, о чем свидетельствовал как состав их участников, так и их устав. Одна из них была организована рабочими Невской заставы, которые, как было выше упомянуто, стремились организовать свою рабочую кассу еще в 1895 году. Во время массовых забастовок 1896 года легко возникали боевые рабочие кассы, но они обыкновенно существовали недолго и не имели уставов. В 1897 г . идея рабочей кассы была уже весьма популярна среди рабочих.

С целью привлечения средств в кассу рабочими иногда устраивались вечеринки. Для лучшего представления о рабочей кассе, существовавшей за Невской заставой в 1897 году, еще до появления первого номера „Рабочей Мысли", привожу устав этой кассы.

 

Устав рабочей кассы,
выработанный рабочими Шлиссельбургского тракта.


Г Л А В А I. Цель кассы.

1. Главная цель кассы — способствовать объединению рабочих в один общий союз для борьбы с хозяевами-капиталистами и с защитником их интересов правительством. С этою целью касса:

а) помогает стачечникам, как своим членам, так и посторонним;

б) достает книги;

в) покрывает расходы по организации, напр., на наем квартиры для кружковых занятий;

г) издает рабочую газету;

д) помогает пострадавшим за рабочее дело.

Примечание. Взносы, сделанные в кассу, ни на какие другие дела расходоваться не могут, а также ни в каком случае не возвращаются.

Г Л А В А II . Устройство кассы.

2. Касса образуется при заводе или фабрике.

3. Касса состоит из одного или нескольких кружков, причем в каждом кружке должно быть не более пяти человек. Они выбирают из своей среды одного выборного, который собирает деньги, хранит или передает их куда следует и сносится с выборными других кружков.

4. Если касса состоит из нескольких кружков, то выборные из всех кружков завода или фабрики выбирают в свою очередь из своей среды кассира, которому передают деньги.

5. Участниками кассы могут быть и лица, не участвующие в кружках, если они делают взносы через членов кружка.

6. Размеры взносов определяются членами кружка или выборными кружков, при чем взнос может быть от 20 до 50-ти коп.

Примечание I. Лица, желающие вносить более 50-ти коп., могут это делать в виде пожертвования.

Примечание II. Для лиц, не участвующих в кружках, размер взносов не обязателен.

7. По окончании месяца касса сообщает отчетом о приеме и расходовании сумм.

8. Право расходования денег принадлежит членам кружка, если касса состоит из одного кружка, или выборным из каждого кружка, если касса состоит из нескольких кружков, причем все вопросы решаются большинством голосов.

9. При решении вопроса в собрании должно участвовать более половины членов или выборных.

10. В случаях, не терпящих отлагательства, выборные — с ведома двух членов, а кассир — с ведома двух выборных, могут произвести за свою ответственность расход, который представляется на утверждение следующего собрания членов или выборных.

11. В случае, если при какой-нибудь фабрике или заводе число сознательных рабочих будет недостаточно для основания кружка, то эти рабочие примыкают к кассе другого завода или фабрики, или же, соединившись с рабочими других фабрик или заводов, составят новый кружок-кассу.

12. Каждая касса должна иметь свое наименование.

13. Суммы, по достижении значительных размеров, могут передаваться для хранения в какую-нибудь организацию среди интеллигенции, при чем, если связь данной кассы с этой организацией будет порвана, то эта касса восстановляет связь через другую кассу.

14. Из членских взносов 20%, а из пожертвований 50% идут на составление основного фонда.

15. Расходы из основного фонда могут разрешаться единогласным решением всех (находящихся на свободе) членов.

16. Члены кассы, находящиеся без занятий, освобождаются на время от членских взносов.

17. Член, не сделавший двух взносов без уважительной причины, не считается членом кассы.

18. Для решения общих вопросов, а также для подготовки к объединению всех касс в одну, кассиры всех касс Петербурга не менее трех раз в году устраивают общее совещание.

С.-Петербург. Июль 1897 г.

 

Тесная связь рабочей газеты с рабочими кассами, одной из задач которых была денежная поддержка, столь необходимая для издания газеты, ставила дело ее издания на более прочные основания. Дело группы „Рабочей Мысли" быстро развивалось и расширялось. Связи и средства росли. В рабочих корреспонденциях не было недостатка. „Рабочая Мысль" действительно отражала на своих страницах рабочую жизнь и быстро приобретала сочувствие к себе в рабочей среде. Да и среди социал-демократической интеллигенции первые номера ее в общем были встречены очень сочувственно.

Вот что писала, между прочим, В. И. Засулич в № 7 „Листка Работника"*, издававшегося состоявшим при „Группе Освобождения Труда" Союзом русских социал-демократов, в особой библиографической заметке, посвященной второму номеру „Рабочей Мысли", дошедшему до заграницы раньше первого.

* „Листок Работника", № 7, апрель 1898 г ., стр. 16.

В. И. Засулич встретила его появление очень сочувственно, отмечая „характерную особенность" статей „Рабочей Мысли”, которые „и пишутся и редактируются самими рабочими". „Если бы даже мы не знали этого заранее, — писала В. И. Засулич *, — то характерные особенности языка, встречающиеся на каждой странице листков, уверили бы нас, что авторы этих страниц с детства говорили чисто народной речью, не на школьной скамье провели свое отрочество и лишь взрослыми ознакомились поближе с литературным языком, с книжными оборотами речи".

* Статьи, помещавшиеся в „Рабочей Мысли", писались и интеллигентами, членами группы .Рабочей Мысли". Но рабочие имели полную, возможность свободно выражать свои взгляды на ее страницах. «Рабочая Мысль" действительно была их рабочей газетой.

 

„Пожелаем же еще раз, — заканчивала В. И. Засулич* свою библиографическую заметку, — возможно более, широкого развития той чисто рабочей литературе, образчики которой мы видели в „Рабочей Мысли". Между прочим, она будет полезна уже и тем, что, заинтересовав русское общество, познакомит его с истинной физиономией нового борца, выступающего на то поле, на котором, не дождавшись его, уже погибло столько русских людей, слишком нетерпеливо рвавшихся к жизни".

* Там же, стр. 21.

Во втором номере „Рабочей Мысли" не было выступлений против интеллигенции, и, быть может, это обстоятельство позволило В. И. Засулич приветствовать его появление с таким громадным сочувствием. Быть может, она сразу же отнеслась бы к „Рабочей Мысли" несколько иначе, если бы в ее руки с самого начала попал не второй, а первый номер „Рабочей Мысли", передовица которого была резким выступлением против социал-демократической интеллигенции.

Первый номер „Рабочей Мысли" попал в руки редакции „Листка Работника", когда состав редакции этого издания несколько изменился, благодаря приезду в Женеву нашего старого товарища В. П. Иваньшина, ставшего членом редакции „Листка. Работника".

Иваньшин, желая лучше познакомить своих читателей с направлением и характером органа петербургских рабочих, выбрал для этого не совсем удачно именно передовицу первого номера „Рабочей Мысли", которую он перепечатал в своей библиографической заметке в № 9—м „Листка Работника". Правда, перепечатывая эту передовую статью первого номера „Рабочей Мысли", Иваньшин счел нужным прибавить от себя, что „статья эта... не совсем полно и точно выражает собой общее направление и характер органа петербургских рабочих" *

* „Листок Работника", №№ 9—10, стр. 50.

Заметка В. П. Иваньшина тоже была очень сочувственная. Но перепечатанная им передовая статья первого номера „Рабочей Мысли" произвела на других весьма отрицательное впечатление, и первоначальное сочувственное отношение к „Рабочей Мысли" со стороны русских социал-демократов за границей стала изменяться.

В самой России, в особенности в Петербурге, „Рабочая Мысль” скоро приобрела необыкновенную популярность среди рабочих, которые считали ее своей рабочей газетой. Рабочие забрасывали, редакцию „Рабочей Мысли" своими сообщениями о различных, непорядках на фабриках и заводах. Им нравилось, что она „отражает их мыслями". Они ставили „Рабочей Мысли" в особую заслугу, что она выражает их настроение. „Не „Рабочая Мысль " создает известное настроение среди рабочих, а, напротив, сама „Рабочая Мысль" создается рабочим настроением, отражает их. мыслями", писал один из рабочих, сотрудников „Рабочей Мысли".

Действительно, целью „Рабочей Мысли" было дать рабочим возможность самим проявить себя и поделиться со своими товарищами своими мыслями.

„Первая задача, которую поставила себе редакция, это — дать, нашим товарищам самим говорить за себя и печатно. Наша газета назначена, главным образом, для массы рабочих, а не для немногих избранных; для массы же слово своего брата - рабочего, понятнее отвлеченного писания интеллигентов, и поэтому мы всегда отдаем предпочтение рабочим".

И рабочие пользовались „Рабочей Мыслью" для общения друг с другом, для призывов к совместной работе на пользу общего рабочего дела. На страницах „Рабочей Мысли" они призывали друг друга к объединению и к борьбе за лучшую жизнь. Образцом таких призывов может служить обращение одного рабочего-металлиста ко всем своим петербургским товарищам. На страницах „Рабочей Мысли" он писал:

 

Товарищи! Ведь каждый из нас испытал хозяйский произвол, ведь, каждому приходилось не с тем, так с другим бороться. Но если мы будем соединяться в союзы, то, конечно, силы у нас будет больше: — за каждым рабочим стоит союз. В России союзы запрещены, так что открыто соединяться в союзы нельзя; но ведь и стачки запрещены, а между тем происходят все чаще и чаще, и участвуют в стачках тысячи, а под суд попадают 15—20 человек. Поэтому и членов союза не могут же всех арестовать; ведь против этого будут и сами фабриканты, у которых некому будет работать. Теперь вопрос только в том, как организовать союз, положим — железоделателей, которые по-моему должны итти впереди в рабочем движении, как более обеспеченные материально (у нас меньше рабочих часов и более развития). Многие зададут вопрос: „легко сказать соединяться, это давно уж все говорят, а как соединиться, когда на каждом шагу 10 сыщиков — это вопрос!"

Я над этим вопросом раньше долго ломал голову. Как соединиться, как попасть, напр., в кружок? Желанье имею, а попасть не могу. Поведал свое горе товарищу. Тот и говорит: „не так страшен чорт, как его малюют, а тебе не советую искать вчерашнего дня; давай лучше свой составим кружок: скорее дело-то пойдет". Не откладывая в долгий ящик, собрались четверо и составили кружок, в котором теперь уже 8 человек и скоро надеемся присоединиться к союзу, если он осуществится. А осуществится по-видимому он довольно скоро; почва готова. Товарищи! предлагаю и вам всем — семейным и холостым, работающим на железоделательных заводах, соединиться в кружки и через подпольную газету „Рабочая Мысль", которую достать стало очень легко, можно присоединиться к общему союзу железоделателей. Кружковые занятия нисколько не утомляют, напротив чувствуешь себя лучше, начинаешь сознавать свою силу и верить в лучшее будущее. Притом же кружок всегда помогает своему члену материально, может приискать место, дает совет на случай суда с хозяином и может оказать много таких услуг своему члену. Это при своем основании; если же союз разрастется, то выгода кажется всем очевидна.

Заводская молодежь! Позволь с тобой поговорить особо, по душе. Я также молод, всегда работал по заводам и надеюсь, что мы друг друга поймем.

Большинство из нас занято тем, что устраиваем вечеринки, гуляем с фабричными, с девушками, ходим в трактир, когда есть деньги. Все-таки чувствуешь тоску, чувствуешь бесцельность жизни (простая машинка фабриканта). При вступлении в кружок картина сразу меняется: в свободное время собираемся вместе, читаем, спорим, выясняем трудные места из прочитанного, узнаем все общественные и литературные новости, о предстоящих стачках и т. д., отнимают много времени. И вам тут уж некогда скучать, а будете плакать, что у вас мало времени.

Итак, товарищи, призываю вас соединиться с нами и итти на общих врагов, отнявших и сейчас отнимающих все, что есть лучшего у человека: жизнь, здоровье, свободу—на тех, кто удлиняет у нас рабочее время, сбавляет расценки, ссылает за стачки и союзы; в городской думе до сих пор рабочего нет, как нет; и законы для рабочих, не советуясь с ними, пишут; налоги, вместо того, чтобы на дорогое вино наложить, налагают на предметы первой необходимости. Как видите, работы много. Чтобы все это изменить, нужна долгая, упорная и дружная борьба. Соединяйтесь же, товарищи, для работы честной, полезной и притом выгодной, и, поверьте, она скоро будет обнаруживаться.

За-Невские, Нарвские, Василеостровские, Выборгские и Петербургской стороны рабочие, отдаю вам общий поклон, как ваш городской товарищ.

Рабочий — р — в.

 

Я прочла третий номер „Рабочей Мысли", — писала работница Карточной фабрики, — и, признаюсь, с большим нетерпением пробегала каждую строчку, ожидая встретить хотя несколько слов о том, какие безобразия творятся на нашей милой фабрике. Но, к сожалению, такого сообщения не оказалось, чем я была очень, очень опечалена, и теперь решилась сообщить обо всем, как умею.

За этим следовало весьма обстоятельное описание порядков, царивших на Карточной фабрике.

Завод наш, — писал рабочий с Балтийского судостроительного завода, — имеет некоторые свои оригинальности, с которыми я считаю не лишним познакомить читателей „Рабочей Мысли"...

За этим следовало не менее обстоятельное описание условий труда на Балтийском заводе и всех его особенностей.

Почтенные читатели, — писал рабочий завода Савельева на Обводном канале, — позвольте вас познакомить с некоторыми с завода под фирмой — Савельева и Компания, что на Обводном канале.

Далее шло весьма едкое описание заводских порядков.

То, что писалось в „Рабочей Мысли", обращало на себя внимание и администрации, которая очень прислушивалась к тому, что говорилось в „Рабочей Мысли", нередко даже исправляя замеченные непорядки. Это еще более подымало в глазах рабочих значение „Рабочей Мысли", к голосу которой прислушивались сами хозяева и администрация. Некоторые рабочие думали, что .достаточно написать о каких-нибудь непорядках, бывших на их заводе, в „Рабочую Мысль", чтобы непорядки эти были исправлены. Так один рабочий Обуховского завода писал:

Хотя в „Рабочей Мысли" писали уже о порядках на нашем заводе, да что поделаешь, приходится опять старое повторять: притеснения продолжаются, штрафы растут, — сил нет терпеть больше такие безобразия.


За этим следовало подробное описание притеснений рабочих со стороны мастеров и прочей администрации завода.

Рабочие-сотрудники „Рабочей Мысли" описывали в ней не только свой быт, но и самих себя, свою рабочую среду. В этом отношении особенно интересны были статьи Полякова, который давал яркие характеристики тогдашних рабочих.

Благодаря проникновению „Рабочей Мысли" в провинцию и завязавшимся сношениям группы „Рабочей Мысли" с самыми различными местностями России, в „Рабочую Мысль" поступали сообщения и письма от провинциальных рабочих.

„Я хочу сказать несколько слов петербургским рабочим", — писал один рабочий из Западного края в своем „Письме к петербургским рабочим", направленном в „Рабочую Мысль" и напечатанном на ее страницах.

Товарищи! У нас почти все номера „Рабочей Мысли" читали. Как хорошо, что каждый рабочий имеет возможность высказать свои мысли! Как я понимаю, у вас главная цель—это, чтобы рабочие имели возможность обо всем писать; мне кажется, что только тогда. и могут рабочие хорошо бороться. Товарищи! Я хорошо знаю, что у каждого рабочего всегда найдется, что писать, и каждый рабочий будет охотно помогать такой газете, как „Рабочая Мысль"., Мы были, бы счастливы, если бы у нас была такая газета, — к сожалению, у нас нет еще такой газеты, а в другие редко принимают корреспонденции и статьи от рабочих.

За этими строками следовало сообщение о местных событиях.

Некоторые из сообщений, получавшихся из далеких от Петербурга мест, до рабочих которых доходила „Рабочая Мысль", были весьма интересны. Хорошим образчиком таких сообщений может служить корреспонденция одного рабочего с фабрики Гусь, Владимирской губернии. Он писал:

Извещаем вас, что у нас бунта не было, а была стачка рабочих. Сговорились между собой ткачи и мюльщики: не идем на работу,, так как цены нам сбавили, а мера в товаре исправленная и во всем: увеличенная. Не пошли на работу и стали искать своего права.

Фабрика не работала две недели, с 22 февраля по 8-ое марта-22-го февраля приехал управляющий фабрикой С. И. Щегляев. Сперва он грозил, потом стал уговаривать и соглашался увеличить расценок как ткачей, так и мюльщиков. Но те опять не согласились и стали требовать, чтобы им уплатили за пять лет разницу между прежним расценком и исправленным.

„Давай нам за пять лет!" кричали рабочие. Щегляев предложил рабочим получить за три года — две тысячи рублей. Но они и на это не согласились. Так же мало успеха имели младший, а потом и старший фабричный инспектор. 24 февраля мастеровые и рабочие послали телеграмму в Москву великому князю Сергею Александровичу, прося; его вступиться за рабочих. Ответа они не получили, так как почтовая контора отправила телеграмму не в Москву, а в Гусевскую контору во Владимир. Потом послали телеграмму владимирскому губернатору. На эту телеграмму приехали вице-губернатор князь Урусов... с полком солдат, товарищ прокурора, полковник жандармского управления с жандармами, становые пристава и Меленковский и Судогодский следователи. 28-го февраля приехало сто казаков с графом Никитиным во главе и много прочего народу; всех не перечтешь. И вот, как только кто-нибудь из приехавших господ выйдет в народ или начнет с крыльца увещевать, поднимается крик: „голоштанники! приехали мальцовским золотом карманы набивать, рябчиков есть, а не дела разбирать". Конечно, начальство, нарвавшись на такую дерзость, сейчас же уходит со сцены.

Потом народ решил итти в церковь, чтобы дать клятву не выдавать друг друга и не изменять делу. Пришли в церковь. Отец Александр клятвы не разрешил, а отслужил молебен божьей матери, Николаю чудотворцу и Сергию преподобному и в заключение, чтобы народ не изменял друг другу, дал целовать крест и евангелие. Что после было, я просто не в состоянии описать. Начальство заставило о. Александра ходить с крестом и уговаривать народ. Он стал ходить по казармам, а народ ему кричит: „Христа продал за карман золота! Бегите от него: это не пастырь, а христопродавец!"

Потом уже заперли магазин и не стали давать харчу. Только это и подействовало. Когда .вышел харч, то стали выходить на работу. Много еще совершилось, да голова не работает, чтобы описать. Подробно опишу в другой раз".


Печаталась в „Рабочей Мысли" и беллетристика. В лице одного из основателей „Рабочей Мысли", рабочего Полякова, „Рабочая Мысль" имела своего собственного писателя-беллетриста, который очень недурно описывал в своих статьях типы петербургских рабочих. Образчиком этих статей может служить статья, помещенная в пятом номере, под заглавием „Наши рабочие". Помещались на страницах „Рабочей Мысли" и рассказы из быта рабочих, хорошим образчиком которых может служить рассказ „Старика"—„Тяжелая расправа" (из быта сибирских рабочих). Помещались и стихотворения, вроде „Сказки о попе и чорте".

Это стихотворение очень понравилось петербургским рабочим, и потому я считаю возможным привести его здесь в виде образчика стихотворных произведений писателей „Рабочей Мысли".


Сказка о попе и чорте.


В церкви золотом залитой,

Пред оборванной толпой.

Проповедывал с амвона

Поп в одежде парчевой.

 

Изнуренные, худые

Были лица прихожан;

В мозолях их были руки...

Поп был гладок и румян.

 

«Братье! — он взывал к народу,

Вы противитесь властям;

Вечно ропщете на бога,

Что живется плохо вам!

 

Это дьявол соблазняет

Вас на грешные дела,

В свои сети завлекает,

Чтоб душа его была.

 

Вот за то, когда помрете,

Вам воздастся по делам:

В пламень адский попадете

Прямо в общество к чертям».

 

Мимо церкви в это время

Чорт случайно проходил

Слышит, — черта поминают.

Уши он насторожил.

 

Подобрался под окошко

И прислушиваться стал.

Все, чем поп народ морочил

Чорт все это услыхал.

 

Повалил народ из церкви:

Наконец выходит поп.

Чорт к нему... Сверкнул глазами.

И попа за рясу — цоп!

 

„Ну-на, отче толстопузый,

Что про нас ты в церкви врал?

Отвечай, какие муки

Беднякам ты обещал?..

 

Чортом вздумал ты пугать их,

Страшным адовым огнем!..

Что им ад?.. Они и в жизни

Терпят тот же ад... Пойдем!.."

 

Поп — бежать... Но чорт за ворот,

Как щенка, его поймал

И, подняв с собой на воздух,

В даль туманную помчал.

 

И принес попа к заводу.

В дынных, мрачных мастерских,

Печи яркие горели;

Адский жар стоял от них.

 

Молот тысячепудовый

По болванке ударял

И фонтаном искр горячих

Всех рабочих осыпал.

 

А машины грохотали,

Точно в небе июльский гром;

Стены толстые дрожали, —

Все ходило ходуном.

 

И куда наш поп ни взглянет, —

Всюду жар, огонь и смрад;

Сталь шипит, валятся искры,

Духота...— уж чем не ад!

 

У попа дыханье сперло,

Жмется, мнется, сам не свой.

Слезно к чорту он взмолился:

„Отпусти меня домой!"

 

— „Чтож!?... Так скоро надоело!?..

Хочешь скоро так назад!?..

Посмотрел ты очень мало:

Это, ведь, еще не ад!"

 

Вновь схватив попа за ворот,

Чорт взвился под облака

И в другую мастерскую

Опустил он толстяка.

 

Здесь — средь смрада и шипенья —

Из огромного котла

В приготовленную форму

Лава яркая текла.

 

Вдруг большими языками

Лаву стало вверх кидать...

Люди в ужасе смертельном

Попытались убежать.

 

Но напрасно... С страшной силой

Клокотал чугун в котле:

Обгорелые стонали,

Корчась в муках на земле.

 

Поп от страха заметался,

Полы рясы подобрал

И быстрей косого зайца

Из заводу тягу дал.

 

С той поры наш поп суровый

Стал умнее и смирней,

Никогда уж больше адом

Не стращает он людей.

 

Что касается до общего направления „Рабочей Мысли", то оно лучше всего определяется тою приведенною мною выше статьей первого номера, которую я назвал декларацией принципов „Рабочей Мысли". Как было показано, в ней писалось:

Стена современного строя крепка, и произвол нашего бюрократизма непоборим, но непоборим только в том случае, когда на это направляются отдельные силы, которые настолько малы, что падают жертвой произвола. Но дело примет совсем иной оборот, когда против произвола капиталистов и правительства будет направлена объединенная сила — сила сознания самостоятельности рабочего класса, справедливые требования которого должны быть удовлетворены. Каждый из нас подавлен заботой о содержании себя и своего семейства, забота эта поглощает все время и силы рабочего, так как только при напряженном усилии мы можем гарантировать себя от особой нужды, т.е. сводить концы с концами. Историческое положение наше, как рабочего класса, таково, что, работая над достижением своего благополучия, мы исполняем общественную работу. Мы — последний класс. За нами нет никого. Господство рабочего класса есть всеобщее господство или, лучше, всеобщее равноправие, и к достижению его должны мы стремиться: только тогда мы можем сказать, что жили не напрасно, и это подтвердят наши дети. Чтобы сделать что-нибудь полезное для рабочего класса, нам необходимо объединить наши силы, так как требования наши будут удовлетворены только тогда, когда они будут общим требованием всего рабочего класса, а иначе все наши заявления на принадлежащие нам права останутся гласом вопиющего в пустыне.

 

Исходя из этого основания, „Рабочая Мысль" постоянно призывала рабочих к самостоятельным рабочим организациям, к устройству боевых рабочих союзов и касс, несмотря на все противодействия, препятствия и преследования, которые встречали попытки рабочих организоваться со стороны хозяев, капиталистов и царского правительства.

В передовице № 2 мы читаем:

„Правительство открыто, не стесняясь, становится на сторону капиталистов и, при помощи полиции и войска, с оружием в руках старается заставить рабочих снова приняться за свою несносную лямку. Таким образом, приходится вести борьбу с двумя врагами: фабрикантами, заводчиками и их защитником правительством". Статья оканчивается так: „Здание капиталистов с правительством устроено на песке; очевидно, оно рушится при первой буре. Сила пролетариата, рабочих скрыта в них самих; но русский рабочий еще только начинает просыпаться; проснувшиеся с ужасом узнают, насколько долго они спали, и, дабы не потерять драгоценного времени, спешат будить своих спящих товарищей.

„Будите же, товарищи, быстрее, старательнее друг друга, соединяйтесь в союзы, и таким образом за нами, русскими рабочими, будет полный успех и победа!"


В № 3, наряду с выдвиганием необходимости боевых союзов и касс, говорится: „Правительство и фабриканты заключили „союз" для борьбы с рабочими, и дружными усилиями полиции, войска и духовенства им удается подавлять требования рабочих. Понятно, что для отпора союза врагов и нам надо устроить союз рабочего класса".

Таким образом очевидно, что „Рабочая Мысль" стояла за образование широкой рабочей, классовой партии, которая, по мысли некоторых руководителей „Рабочей Мысли", должна была быть объединением всех рабочих организаций всевозможного рода, начиная с профессиональных союзов и обществ взаимопомощи и самопомощи и кончая политическими организациями рабочих.

От направления этих трех номеров не отступает ни на йоту и „знаменитая" передовица № 4, одно место которой было в свое время кое-кем совершенно неправильно истолковано и в этом неверно истолкованном виде послужило почвой для распространения слухов о том, что будто бы „Р. М." даже против борьбы рабочих за политическую свободу.

Вот это место:

„Нет! довольно той лжи, по которой рабочее движение оттого развивается, что уже налицо политическая свобода... Нет! настоящая свобода оттого развивается, что рабочее движение двинулось и неудержимо стремится вперед! Истина в том, что всякая стачка, всякая касса, всякий рабочий союз только тогда становится „законным", когда стал делом обычным, когда — запрещай его или дозволяй — все равно ничего не поделаешь".

А вот заключение этой статьи:

„Да! Дело в том, чтоб бороться за жизнь... Какими средствами?.. законными или беззаконными?.. Всеми! Всеми, какие только дает современная жизнь и указывает в своем движении вперед.

„Всеми средствами, начиная с открытых массовых стачек за повышение заработной платы и сокращение рабочего дня — до тайных рабочих сообществ и касс, от „трудовых товариществ или сообществ работников, добровольно составленных", по проекту министерства внутренних дел, и им же разрешаемых потребительных обществ, обществ взаимопомощи, образования, развлечения и т. д. — до союзов борьбы за освобождение рабочего класса, от книг и журналов, цензурой одобренных, вплоть до „преступнейших" прокламаций, говорящих о необходимейших нуждах рабочих, вплоть до машин скорописных и тайных типографских станков!

„В ход все, следуя жизни! Пусть жизнь вся пропитается „злонамеренным", „незаконным" духом рабочих! Правительство уже чувствует себя не в силах остановить все усиливающееся движение рабочих, охватившее всю страну, и изменяет политику (замечайте!). По-прежнему преследуя „зачинщиков" и „главарей", оно начинает уже разрешать настоящие рабочие общества (напр. „Харьковское общество взаимопомощи заводских рабочих", устав которого недавно утвержден министерством внутренних дел, и др.); оно, очевидно, рассчитывает канализовать рабочее движение, направить его по более удобному для себя руслу. Это значит, что у нас началась хорошо известная всем заграничным рабочим политика „приручения" рабочих союзов.

„Великолепно! Пусть же всеоживляющая сила сознательных рабочих деятелей проникает повсюду, где мыслимо двигать рабочее дело под каким бы то ни было покровом. Товарищи!; Крыться нам нечего. Наживной, сознательный класс фабрикантов и его ловкое правительство знают хорошо, что так и будет. Весь их расчет — на отсрочку.

„Пусть же не будет отсрочки! Пусть скорее забьют струи жизни там, где про них никто не гадал и не думал! Пусть все оживает! Пусть желательное становится скорей настоящим, а настоящее пусть неудержимо бьет кипучим ключом жизнедеятельности!"

 

„Рабочая Мысль", правда, в первое время не называла себя социал-демократическим органом и мало говорила о социализме. Но не следует забывать, что она считала себя органом рабочего класса, который должен был организоваться в социал-демократическую партию по мере проникновения сознания в широкие массы рабочих.

Пробудить это сознание и стремление рабочих к борьбе за свою жизнь и право „Рабочая Мысль" стремилась, пользуясь. всеми столкновениями рабочих со своими врагами, считая забастовочное движение самою лучшею школой для первоначального общественного воспитания рабочих масс.

„Рабочая Мысль" считала себя органом массового движения. Выше всего она ставила его самостоятельность, проявлявшуюся в рабочей самодеятельности, в стремлении рабочих к самостоятельным организациям.

Руководители „Рабочей Мысли" хотели не столько руководить рабочими, сколько помогать им итти вперед в том направлении, по которому рабочие должны были сами итти, в зависимости от условий развития рабочего движения, следуя своим классовым интересам. Руководители „Рабочей Мысли" не хотели „толкать" или „тянуть" рабочих. Они хотели, чтобы рабочие шли сами. „Рабочая Мысль" хотела лишь помогать им в этом и, главным образом, помогать организоваться.

„Рабочая Мысль", считая себя органом рабочего класса и стремясь к образованию самостоятельной рабочей партии, как я сказал, долго не объявляла себя социал-демократическим органом. Тем не менее она шла заодно с социал-демократическими организациями, которые немало помогали ее распространению.

„Рабочая Мысль" смотрела на социал-демократов как на своих союзников, но она хотела быть выразительницей не столько рабочего-интеллигента, в значительной степени оторвавшегося от массы, сколько передового рабочего, тесно связанного с массой.

Она не стремилась революционизировать рабочие массы, полагая, что они сами будут революционизироваться в ходе борьбы за свои классовые интересы. О социализме она почти не говорила, считая, что развитие общественного самосознания рабочих в атмосфере борьбы рабочих с собственниками капиталистических предприятий само неизбежно приведет их к пониманию необходимости обобществления средств и орудий производства. Социал-демократизм „Рабочей Мысли" скрывался под провозглашаемой ею классовой борьбой с капиталистами и царским правительством.

Но эта борьба в описываемое время не выходила еще из узких рамок частичных столкновений с отдельными предпринимателями и представителями царского правительства. Это по большей части была борьба за повседневные требования рабочих, их обычные нужды, которые были еще весьма ограничены. Одним словом, это была борьба, которая потом была заклеймена презренным названием „экономизма".

Правда, эта борьба должна была скоро принять более широкий характер и стать политическою, как всякая классовая борьба. Наиболее передовые социал-демократические организации хотели всеми средствами ускорить этот процесс, пользуясь частичными столкновениями рабочих с хозяевами, полицией и представителями правительства для политической агитации. Впрочем и деятельность многих социал-демократических организаций тоже страдала этим „экономизмом", с которого в 1895 году, можно о полным правом сказать, начала свою деятельность среди рабочих масс и группа старых социал-демократов, сорганизовавшаяся вокруг самого Владимира Ильича.

Эта борьба в свое время оказалась весьма плодотворной, не только для улучшения экономического положения рабочих, но и для их политического воспитания. В это время к массовому рабочему, конечно, нельзя было подойти не только с, социалистическою программой, но даже и с политическими требованиями, которые были ему еще непонятны и чужды.

Но борьба за его повседневные нужды была понятна всякому рабочему и уже влекла широкие рабочие массы вперед в направлении образования самостоятельной социалистической рабочей партии, хотя массовые рабочие и не сознавали еще этой необходимости.

Но представители интересов царского правительства рано поняли, куда неизбежно должна привести эта будничная борьба рабочих за их повседневные мелкие нужды и частичные требования.

Не даром 8-го апреля 1898 года Трепов, бывший в это время московским обер-полицеймейстером по охранному отделению, в своем докладе московскому генерал-губернатору, великому князю Сергею, писал: „Успехи, достигнутые путем забастовок, имеют крайне опасное и вредное государственное значение, являясь первоначальною школою для политического воспитания рабочих. Успех в борьбе приносит с собой рабочему веру в свои силы, научает его практическим приемам борьбы, подготовляет и выдвигает из толпы способных инициаторов, убеждает рабочего на практике в возможности и полезности объединения и вообще коллективных действий; возбуждение борьбою делает его более восприимчивым к принятию идей социализма, казавшихся ему до того праздной мечтой; на почве местной борьбы развивается сознание солидарности своих интересов с интересами других рабочих, т.е. необходимости классовой борьбы, для успешности которой выясняется все большая настоятельность в политической агитации, ставящей себе целью изменение существующего государственного и общественного строя на началах социальной демократии.

„Если мелкие нужды и требования рабочих эксплуатируются революционерами для таких глубоко антиправительственных целей, то не следует ли правительству как можно скорей вырвать это благодарное для всех революционеров оружие из их рук и взять исполнение всей задачи на себя, тем более, что для этого не требуется никаких коренных преобразований, а нужно только усовершенствование деятельности соответствующих органов? Пока революционер проповедует чистый социализм, с ним можно справиться одними репрессивными мерами; но, когда он начинает эксплуатировать в свою пользу мелкие недочеты существующего законного порядка, одних репрессивных мер мало, а надлежит немедля вырвать из-под его ног самую почву".

Одним словом, Трепов предлагал правительству прикинуться друзьями и защитниками рабочих в их борьбе с капиталистами и попытаться начать руководить рабочим движением с помощью правительственных агентов, которые бы явились таким образом соперниками и конкурентами социал-демократов. Этот план был осуществлен в Москве, где не существовало самостоятельной рабочей организации и рабочей газеты, подобной петербургской „Рабочей Мысли", связывавшей рабочие массы с передовыми рабочими. Он был осуществлен начальником охранного отделения Зубатовым, который сделал попытку организовать рабочих с помощью провокаторов.

В Петербурге, по-видимому, условия для подобной попытки во время существования „Рабочей Мысли" оказались неблагоприятными. Группа „Рабочей Мысли" скоро объединилась с Союзом Борьбы и газета эта стала социал-демократическим органом, крепко связавшим рабочие массы с Союзом Борьбы.

Это обстоятельство должно было несколько изменить ее направление в отношении к политике. Она должна была превратиться из независимого органа рабочих, выражающего их мысли и настроения, в социал-демократический орган Союза Борьбы, выражающий политические интересы рабочих. Это превращение совершилось не сразу и не без трений, даже не без некоторой борьбы с руководителями „Рабочей Мысли", как независимой газеты петербургских рабочих, служащей органом их общения, выразительницей их свободных мыслей и настроений.

Первое столкновение подобного рода произошло по поводу отношения к бурным событиям, происшедшим на фабрике Максвеля. Однако, раньше чем говорить об этом моменте, необходимо сказать несколько слов о первоначальном периоде существования „Рабочей Мысли".

Первые два номера „Рабочей Мысли" были изданы первоначальною группою „Рабочей Мысли", с которою были связаны рабочие кружки Андреева и Полякова, а также и рабочая касса, о которых я упоминал выше. Эти два первые номера были изданы весьма неприхотливо, с помощью пишущей машинки и самодельного мимеографа, в небольшом количестве экземпляров (по 500). После разгрома первоначальной группы „Рабочей Мысли" 8 января 1898 года, среди членов возобновленной группы „Рабочей Мысли", наряду с Поляковым, особое руководящее влияние получил Карл Кок, бывший садовник. Будучи горячим сторонником рабочей самодеятельности и относясь с большим недоверием к революционной интеллигенции, как к внеклассовому элементу, весьма ненадежному для руководства классовым рабочим движением, К. Кок проявил необыкновенную энергию в деле лучшей технической постановки и организации „Рабочей Мысли". Он перенес ее печатание за границу, в Берлин, где она начала печататься в образцовой типографии союза германских типографских рабочих, с которыми Кок вошел по этому поводу в особое соглашение, так как газета должна была печататься тайно. Весь редактируемый материал привозился Коком из Петербурга в Берлин, где Кок составлял номер, печатавшийся под его руководством. Он же корректировал и все привезенные или присылаемые статьи, добавлял свои собственные; приготовлял отпечатанные номера для обратной переправы в Россию. Обыкновенно он сам же и вез их, пользуясь при этом и помощью других лиц из числа приверженцев „Рабочей Мысли". Начиная с третьего номера „Рабочая Мысль" стала выходить в большем числе экземпляров. Третий номер вышел в количестве полутора тысяч, четвертый уже в количестве трех тысяч. Но дальнейшему увеличению количества выпускаемых экземпляров мешала трудность ее доставки в Россию. Перенос за границу кроме некоторых своих преимуществ имел и большие недостатки, кроме затруднений доставки газеты. Необходимость окончательного редактирования „Рабочей Мысли" на месте ее печатания привела к одновременному существованию двух редакций: одной — в России, в Петербурге, другой — за границей, в Берлине. Пока „Рабочая Мысль* была самостоятельным органом петербургских рабочих, группировавшихся вокруг нее, и пока Кок, постоянно ездивший из Петербурга в Берлин и обратно, объединял собою обе редакции, это было еще полбеды. Но соглашение и объединение „Рабочей Мысли" с Союзом Борьбы, после издания четвертого номера, сделало ее органом и петербургского комитета Российской социал-демократической партии. Союз Борьбы принял участие как в собрании материала для „Рабочей Мысли", так и в ее редактировании. Это сразу же привело к некоторым разногласиям в деле ведения газеты и направления ее руководящих статей. Первое крупное разногласие произошло при совместном издании первого же номера, вышедшего после объединения группы „Рабочей Мысли" с Союзом Борьбы. Союз послал Коку в Берлин, где он подготовлял печатание пятого номера „Рабочей Мысли", конспект передовой статьи, которую Союз Борьбы хотел поместить по поводу событий, происшедших на фабриках Паля и Максвеля в декабре 1898 года, во время забастовки рабочих. Эта забастовка, благодаря вмешательству полиции, сопровождалась беспорядками и привела к крупному столкновению рабочих с полицией, превратившемуся в настоящий бой, который был очень картинно описан одним из рабочих, рукопись которого „Бой за правду" была передана в редакцию „Рабочей Мысли". Союз Борьбы хотел воспользоваться происшедшими событиями для политической агитации и поместить соответственную передовицу в ближайшем (пятом) номере „Рабочей Мысли". Но написать эту передовую статью Союз поручил Коку, для чего и послал ему конспект. Кок же написал статью, осветив происшедшие события иначе, чем желал Союз Борьбы. Передовицу Кока, в которой он советовал рабочим, выведенным из терпения полицией, соблюдать „побольше спокойствия, побольше хладнокровия", Союз Борьбы нашел совершенно неподходящей и поэтому задержал распространение номера „Рабочей Мысли", в котором эта передовица Кока была напечатана. Чтобы читатель мог лучше судить, кто был в данном отношении более прав, я считаю необходимым привести факты, т.е. дать описание событий, происшедших на фабрике Максвеля в декабре 1898 г .


Глава Х. События на фабриках Паля и Максвеля в декабре 1898 года. Бой за правду.