В В Е Д Е Н И Е
В Петербурге, как и во многих других местах России, рабочее движение имеет большую давность. Оно связано с основанием первых крупных заводов и фабрик и с более или менее резкими изменениями в жизни и положении рабочих. История русской фабрики и положения рабочего класса в России дает немалое число очень наглядных и порой поразительных примеров стремлений рабочих к улучшению своего положения и к самоосвобождению, стремлений, которые начали проявляться не только задолго до появления новейших социалистических теорий, но и задолго до уничтожения крепостного права в России*. Что же самое можно сказать и про первые попытки организации рабочих с целью совместного осуществления этих стремлений общими силами.
* Значительное число соответствующих указаний можно найти, как в старой, но прекрасной работе М. Туган-Барановского — «Русская фабрика в прошлом и настоящем», т. I, изд. 1-ое, П., 1898, так и в новой работе К. А. Пажитнова — «Положение рабочего класса в России», т. I, Петроград, 1923.
Пример рабочего движения и организации так называемых поссессионных рабочих, приписанных к писчебумажной фабрике в Красном Селе около Петербурга, в этом отношении особенно интересен, поучителен и, можно сказать, поразителен.
Эта фабрика первоначально была казенной. В конце Х V Ш в. она была передана в частные руки и переходила от одного владельца к другому, при чем постоянно происходили столкновения рабочих с хозяевами. В начале прошлого века Красносельская писчебумажная фабрика принадлежала некоему Хлебникову, который в 1803 году, во избежание дальнейших столкновений с рабочими, заключил с ними в высшей степени интересный договор. Согласно этому договору, производство переходило в руки самих рабочих, управлявшихся своими выборными. Рабочие получали в свою пользу пятую часть стоимости всей вырабатываемой бумаги и обязывались за это производить необходимый ремонт фабричных зданий и машин, за исключением „знатных в машинах перемен". Владелец фабрики обязывался исправно доставлять тряпье, а рабочие должны были выделывать из этого тряпья определенное количество бумаги определенного качества. Всем ходом работ на фабрике заведывал избираемый рабочими мастер. Продолжительность рабочего времени устанавливалась на фабрике самими рабочими, при чем оно не превышало десяти часов. Распределение между рабочими суммы, приходившейся на их долю, производилось их выборными. Одним словом, согласно этому договору, писчебумажная Красносельская фабрика имела характер производительной рабочей кооперации, существовавшей на основе соглашения двухсот организованных рабочих с владельцем фабрики. С переходом фабрики от Хлебникова к новому владельцу, к помещице Полторацкой, стремившейся к уничтожению заключенного договора, начались рабочие волнения из-за неисполнения договора новым владельцем. Рабочие настаивали на исполнении договора, заключенного с Хлебниковым. Полторацкая жаловалась министру внутренних дел на то, что „мастеровые отпали от всякого повиновения, составили между собою общество, которое ими управляет, отклоняя всякое над собой начальство..." Произведенное правительственное расследование дела кончилось некоторым ограничением самоуправления рабочих. Это привело к дальнейшим волнениям среди рабочих, которые подавали жалобы самому государю, жалуясь на несправедливые вычеты и „прося о принятии фабрики в казну и о выдаче им в ссуду 100 тыс. руб. с тем, чтобы они сами заведывали фабрикой и платили бы в казну по 15 коп. с каждой выработанной стопы бумаги"*
* М. Туган-Барановский – «Русская фабрика», стр. 138.
Новое правительственное расследование дела, произведенное по приказанию императора Александра I, привело к тому, что владелица фабрики должна была вернуть рабочим недоплаченную ею сумму. Но на просьбу рабочих о взятии фабрики в казну и предоставление ее им в собственное заведование правительство ответило отказом. Мечте русских рабочих об организации фабрики на началах рабочей кооперации, еще до возникновения соответствующих идей в Западной Европе, не суждено было осуществиться. Но самое существование подобных мечтаний в среде русских рабочих времен крепостного права весьма интересно и поучительно.
Пример Красносельской писчебумажной фабрики поразителен и может показаться исключительным; однако, на самом деле это вовсе не исключительный пример организации и самоуправления русских рабочих того времени. Органы рабочего самоуправления существовали в период крепостного права и на других русских фабриках, как об этом свидетельствуют утверждавшиеся правительством „Положения", касавшиеся самых различных фабрик, являвшиеся обыкновенно плодом столкновений рабочих с хозяевами, т.-е. результатом рабочего движения того времени.
Это рабочее движение уже в 30-х годах прошлого столетия начало казаться правительству весьма опасным с политической точки зрения и привело к изданию тех суровых законов о стачках, которые появились в царствование Николая I в Своде российских законов, в „Уложении о наказаниях".
Развитие рабочего движения заграницей в первой половине прошлого века встревожило русское правительство, которое начало бояться дальнейшего умножения числа заводов и фабрик и увеличения численности рабочих. Правда, при известиях о восстании лионских ткачей во Франции и о начале чартистского движения английских рабочих, русский министр финансов граф Канкрин, в своей всеподданнейшей записке к императору Николаю, поданной в ноябре 1834 года, высказывался на этот счет весьма успокоительно. Ссылаясь на отличие русских рабочих, в большинстве случаев еще не порвавших связи с землей, от западно-европейского городского пролетариата, граф Канкрин доказывал, что умножение числа заводов и фабрик в России не представляет собой той опасности, какую оно имеет на Западе, где уже давно проявляется сильное недовольство рабочих, склонных к открытым возмущениям, и где рабочий класс представляет собой опасное целое, а хозяева фабрик оказывают политическое влияние на рабочих, втягивая их в политическую : борьбу. В России, по мнению Канкрина, хозяева „привязаны везде к существующему порядку", а рабочие „не составляют опасного целого", а потому „умножение у нас фабрик гораздо выгоднее и безопаснее, нежели в других государствах".
Но бурное развитие чартистского рабочего движения в Англии, трижды потрясавшего Англию во время грозных промышленных кризисов, и в особенности события 1848 года, революции в целом ряде западно-европейских государств и широкое участие рабочих в революционных событиях показали неосновательность успокоительного оптимизма графа Канкрина. События 1848 года встревожили русское правительство гораздо сильнее, чем лионское восстание и чартистское движение 1834 года, и заставили его опасаться развития пролетариата в России. В это время московский губернатор Закревский в своей всеподданнейшей .записке императору Николаю писал о необходимости запретить открытие новых фабрик и заводов в России и по возможности сократить производство существующих, не допуская увеличения численности рабочих. Эта мысль, как ни была она нелепа, свидетельствовала однако о том, что самодержавное русское правительство очень рано и вполне правильно поняло, какое значение может иметь для его дальнейшего существования развитие пролетариата и рабочего движения в России. К сожалению, русская революционная интеллигенция поняла это очень. поздно, возлагая первоначально все свои надежды в борьбе с существующим строем на крестьян. Г. В. Плеханов, говоря в свое время, что русское революционное движение восторжествует как рабочее движение или не восторжествует вовсе, как известно, оказался пророком, но пророком все же весьма запоздалым. То, что понял Плеханов в конце семидесятых годов, гораздо раньше поняло или, по крайней мере, почувствовало царское правительство. Здесь интересно отметить, что и первый русский обоснователь социалистической теории трудящихся, Н. Г. Чернышевский, посвятивший целый ряд наиболее крупных своих работ („Труд и Капитал", „Примечания к политической экономии Джона Стюарта Милля", „Очерки политической экономии по Миллю", „Кавеньяк" и др.) рабочему вопросу и впервые провозгласивший в России идею самоосвобождения трудящихся с помощью социализма, не возлагал особых надежд на русских рабочих, хотя первые рабочие кружки в России и были основаны его последователями.
Но народники не признавали самостоятельного значения за рабочим движением и смотрели на свои связи с рабочими скорее, как на средство приобресть связи с тою крестьянскою средой, с которой были связаны рабочие. Многие из распропагандированных рабочих, по примеру Петра Алексеева, шли в народ, уезжая из города в деревню, как это делали городские „интеллигенты", ставшие народниками-революционерами, членами общества „Земли и Воли". И, кажется, только одни „лавристы", т.-е. последователи П. Л. Лаврова, который первый в своем революционном журнале „Вперед" познакомил русскую „интеллигенцию" с немецким социал-демократическим движением, настаивали на самостоятельном значении социалистической пропаганды среди городских рабочих. Но „лавристы" не имели сколько-нибудь сильного влияния даже и среди революционной интеллигенции, и потому их направление не получило сколько-нибудь крупного значения для рабочего движения в России.
Впрочем, народническое движение русской интеллигенции не пропало для рабочих даром. Его участники, уцелевшие от погромов, тюрем и ссылок, вернулись в города и здесь снова принялись за пропаганду среди учащейся молодежи и рабочих, поставя себе новую цель — борьбу с царским правительством, которое мешало успеху народнического движения и всеми средствами стремилось подавить его.
Благодаря пропаганде начала и середины семидесятых годов, среди рабочих крупнейших городских промышленных центров накопилось уже некоторое количество революционеров, которые, казалось, были готовы отдать все свои силы тому „рабочему делу", от которого их до известной степени отвлекала революционная интеллигенция того времени, начавшая свой поединок с царским правительством посредством революционного террора, бывшего ответом на правительственные преследования народников-революционеров.
На участии рабочих в революционном движении семидесятых годов здесь можно не останавливаться. Этот вопрос весьма обстоятельно и наглядно разъяснен Г. В. Плехановым в его известных и в высшей степени интересных воспоминаниях (см. Г. В. Плеханов — „Русский рабочий в революционном движении"). Достаточно упомянуть об участии петербургских рабочих в 1876 году на политической демонстрации у Казанского собора, во время которой впервые в России было развернуто революционное красное знамя „Земли и Воли" и социалистического пролетариата. Достаточно вспомнить, что во время этой демонстрации рабочие составляли основное ядро демонстрантов, сомкнувшихся вокруг Г. В. Плеханова, говорившего речь. Рабочие же помогли отбить и полицию, напавшую на собравшихся. Подобное же революционное значение имела и рабочая демонстрация, происшедшая год спустя на похоронах рабочих, погибших во время взрыва на Василеостровском патронном заводе. Революционно-настроенные рабочие превратили похороны в своего рода противоправительственную демонстрацию.
Но в будничном рабочем движении участие революционеров чувствовалось слабо. Стачечное движение, происходившее в Петербурге в конце семидесятых годов, возникло самостоятельно, без каких бы то ни было посторонних „внушений", хотя оно и было поддержано „бунтарями" и учащейся молодежью, организовавшей сборы денег в помощь забастовщикам. Стачки 1878 г . на Новой Бумагопрядильне, на фабрике Кенига за Нарвской заставой, на фортепьянной фабрике Беккера, на табачной фабрике Шапшал —были лишь началом забастовочного движения, которое продолжалось и в следующем году (1879), распространившись на другие фабрики. Это рабочее движение имело чисто экономический характер борьбы за повседневные требования, за улучшение условий труда. Рабочие сами руководили своею борьбой, обращаясь за помощью к своему же брату рабочему, к рабочим небастующих фабрик, а также и к землевольцам, помогшим рабочим выпустить особое воззвание „К рабочим всех петербургских фабрик и заводов".
Это стачечное движение петербургских рабочих оказало свое влияние на деятельность членов революционного общества „Земля и Воля", в особенности на тех, которые имели связи с рабочими. .За это время революционное значение городских рабочих очень выросло в глазах революционеров, несмотря на их народническое направление. Рабочее движение начало приобретать самостоятельное значение, которое проявилось особенно ярко в момент основания „Северно-Русского Рабочего Союза" в конце семидесятых годов. „Северно-Русский Рабочий Союз", по свидетельству Г. В. Плеханова, возник из петербургской организации „старых" испытанных революционеров-рабочих и с первых дней своего основания насчитывал не менее двухсот членов, преимущественно заводских рабочих. Он объединял рабочие кружки, существовавшие в самых различных частях Петербурга. Эти кружки, были как бы местными отделениями, ветвями союза, которые находились под руководством, центрального кружка, в распоряжении которого находилась центральная касса союза, пополнявшаяся взносами местных кружков, и союзная библиотека. Главным руководящим деятелем союза, как известно, был Степан Халтурин, стремившийся к созданию печатного органа, который бы мог обслуживать должным образом рабочее дело союза. Попытка основать рабочую газету однако не удалась. Тайная типография, в которой набирался, ее первый номер, была захвачена полицией. А участие Халтурина в террористической деятельности партии «Народной Воли", возникшей в это время на почве раскола революционного общества „Земли и Воли", до известной степени лишило союз его главной руководящей силы. Террористическая борьба „Народной Воли" с царским правительством привлекла к себе главнейшие силы тогдашних революционеров, не только интеллигентов, но и рабочих. Пример Халтурина в данном случае не был каким-либо исключительным случаем и был весьма знаменателен. Землевольцы, оставшиеся верными своей прежней народнической программе, превратились в чернопередельцев. Часть их впоследствии эволюционировала в сторону социал-демократии, следуя за Г. В. Плехановым. Но в описываемое время они не имели влияния, в особенности в Петербурге, где происходил героический поединок „Народной Воли" с царским правительством, закончившийся цареубийством, событиями 1-го марта 1881 г . и гибелью главнейших руководящих деятелей партии „Народной Воли", обессилевшей в этой борьбе, которая гибельно отозвалась и на дальнейшем существовании „Северно-Русского Рабочего Союза". Он исчез, оставив после себя лишь воспоминания о первой попытке чисто рабочей революционной организации, которая не могла возродиться вплоть до нового подъема рабочего движения в Петербурге.
Правда, революционная деятельность среди петербургских рабочих не прекращалась и после падения партии „Народной Воли". Даже в самое злейшее время реакции восьмидесятых годов продолжали существовать рабочие кружки, организовавшиеся вокруг некоторых рабочих, принимавших участие в революционном движении периода „Земли и Воли" и „Народной Воли".
Массовое рабочее движение, временно затихшее в Петербурге, давало о себе знать в других местах. Наиболее ярко проявилось оно в 1884 году, во время стачки на большой фабрике Морозова в Орехове-Зуеве. Руководителями морозовских рабочих во время забастовки были рабочие-социалисты Моисеенко и Волков, которые помогли рабочим формулировать и сообща отстаивать свои требования. Эта стачка имела большое значение и обратила на себя внимание как правительства, так и самых различных общественных кругов. Правительство пустило в ход все средства, чтобы подавить движение. Масса рабочих была арестована. Над наиболее видными участниками забастовки был назначен суд, который однако, благодаря сочувственному отношению присяжных, вынес обвиняемым оправдательный приговор. Этот оправдательный приговор реакционный публицист Катков назвал „первым салютом русскому рабочему движению". Оправданные судом присяжных, рабочие подверглись однако дальнейшим преследованиям со стороны правительства. После своего освобождения из-под суда, они были арестованы жандармскими властями и высланы. Однако стачка орехово-зуевских рабочих и суд над ними не прошли даром. Благодаря раскрывшимся на суде злоупотреблениям фабричной администрации, правительство принуждено было признать справедливость требований рабочих и издать в 1886 году особые законы о штрафах.
Революционное социалистическое движение в это время переживало свой перелом, изживая прежние направления, наряду с которыми возникали новые, более соответствующие русской действительности и насущным потребностям времени, потребностям рабочего движения в особенности. В 1883 году бывшими членами „Земли и Воли": Г. В. Плехановым, В. И. Засулич, П. И. Аксельродом, Л. Г. Дейчем и В. Игнатовым, — чернопередельцами, ставшими социал-демократами, — была основана социал-демократическая „Группа Освобождения Труда", а через год мы видим возникновение первой социал-демократической группы в самом Петербурге. Я имею в виду группу Благоева, выпустившую в январе 1885 года первый номер социал-демократической газеты „Рабочий", а в июле того же года — второй номер, среди статей которого были статьи Плеханова и Аксельрода. Но социал-демократическая группа, организованная Благоевым, просуществовала лишь до января 1886 года, когда участники ее были арестованы.
В это время в умах революционной интеллигенции еще преобладало народническое направление, и, несмотря на глубокий кризис революционных понятий, социал-демократические идеи группы Освобождения Труда встречались с большим недоверием и даже враждебно.
Но среди рабочих уже проявлялось сильное стремление к образованию и к лучшему пониманию окружающей действительности.
Были среди рабочих и такие, которые сумели получить некоторое образование и пытались помочь своим товарищам в их стремлениях к свету. Воспоминания Н. Д. Богданова*, К. М. Норинского и В. А. Шелгунова ** свидетельствуют об этом достаточно убедительно и красноречиво. В 1889 году возникла идея объединить рабочие кружки, имевшиеся в различных районах Петербурга. Это было время подпольных рабочих кружков, существовавших с целью самообразования и пропаганды. Из этих рабочих кружков вышло немало хорошо подготовленных рабочих - пропагандистов, готовых отдать свои силы рабочему делу и проявить себя в нем.
* Напечатанные в журнале «Освобождение Труда» в 1918 году (№№ 2, 4, 7).
** См. Сборник — «От группы Благоева к Союзу Борьбы» (1886—1894), статьи и воспоминания К. М. Норинского, В. А. Шелгунова, В. Невского, М. Мельникова. Материалы по делу М. И. Бруснева и Ю. Мельникова. Речи рабочих 1-го мая 1891 года. Изд. Донским отделением Государственного Издательства. 1921 г .
Одна из первых попыток подобного рода была сделана в 1890 году во время забастовки в Петербургском порту, причем было выпущено соответствующее воззвание. Производившиеся аресты наносили кружковым рабочим иногда весьма серьезные потери, но кружковая деятельность продолжалась. На место арестованных становились другие. Кружковая работа имела то преимущество, что постоянно давала новых деятелей взамен выбывавших и, таким образом, способствовала даже некоторому накоплению сил.
В 1891 году кружковые рабочие проявили себя поднесением адреса больному писателю Шелгунову, уделявшему в своих публицистических статьях немало внимания рабочему вопросу.
Несколько позже, во время его похорон, произошла демонстрация, в которой кружковые рабочие приняли самое деятельное участие. Наконец, в том же году (1891), кружковые рабочие проявили себя празднованием 1-го мая, устройством с этой целью собрания рабочих в лесу за Невской заставой и произведением соответствующих речей. Собрание это, правда, по необходимости было тайное, и на нем присутствовало сравнительно небольшое число (около 200) организованных рабочих. Но оно получило большое значение. Вести о нем и о речах рабочих, произнесенных на нем, распространились широко, проникли в провинцию, свидетельствуя о нарождении социалистического рабочего движения и пробуждая повсюду самые светлые надежды, в особенности в среде рабочей молодежи. Народные бедствия, неурожайные 1891 —1892 годы, с последующим голодом и холерной эпидемией, сопровождавшиеся народными волнениями, вызвали необходимость общественной помощи бедствующему населению, благодаря бессилию правительства справиться с последствиями голода и с эпидемией.
Все это привело к широкому общественному движению, охватившему всю Россию. Это движение охватило все слои русского общества, начиная с голодающих крестьян и кончая господствующими его классами. Оно проявилось особенно ярко в деятельности земств и учащейся молодежи, в особенности революционно настроенной и самоотверженно шедшей на помощь голодающим крестьянам.
Общественная реакция восьмидесятых годов кончилась. Начинался подъем и возобновление революционного движения. К этому времени как раз и относится начало моих воспоминаний, касающихся петербургского рабочего движения девяностых годов. Однако я хочу начать изложение еще с более раннего времени, для того, чтобы дать читателю возможность более критически отнестись к личности автора, неизбежный субъективизм которого всегда вносит те или иные оттенки в его изложение, которые могут без всякого желания автора влиять на читателя в нежелательном направлении. Я же в этом небольшом очерке не хочу влиять на читателя ни в каком направлении. Я хочу лишь рассказать о том, чему был очевидцем.
Глава I. Ранние воспоминания.
