"Повидимому, только к вечеру 28-го, получив из Царскаго Села известия об успехах революции, он почувствовал, серьезность момента и бросился из Ставки в направлении к столице. Но и в это свое последнее путешествие в звании императора Всероссийского Николай II отправился не с добрыми намерениями. Он назначил, состоявшего при нем генерала Иванова главнокомандующим войсками петроградского округа, и в сопровождении отборного батальона георгиевских кавалеров новый „диктатор" поехал в Петроград. Сам царь решил добраться до Царского Села.
Но в пути Николаю II пришлось воочию убедиться, что власть выпала из его рук. На железных дорогах был уже признан новый порядок.Всем железнодорожным движением распоряжался комиссар Думы А. А. Бубликов. Были приняты меры к недопущению в Петроград эшелонов с фронта. Царский поезд находился под бдительным надзором железнодорожных властей. Некоторое время царь беспомощно метался между станциями Дно и Бологое. Он узналъ. что в Петрограде борьба кончена, что гарнизон Царского Села перешел на сторону революции, и что Россия подчинилась думскому правительству. Царский поезд встретился с поездом генерала Иванова. „Диктатор!" признал дело царя проигранным. Тогда, вероятно, в настроении Николая II произошел перелом. Безумное упрямство сменилось тупою покорностью судьбе. Николай II проехал во Псков и здесь, под влиянием телеграмм генерала Алексеева и всех главнокомандующих фронтами, примирился с мыслью о неизбежности отречения. Вечером 27-го марта во Псков прибыли военный министр А. И. Гучков и член Временного Комитета Думы В. В. Шульгин, и после разговора с ними между 11 и 12 часами ночи на 3-e марта Николай II подписал акг отречения от престола за себя и за своего сына Алексея. Передавая престол своему брату, он заповедывал великому князю Михаилу Александровичу „править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народными в законодательных учреждениях, на тех началах, кои будут ими установлены". Первый этап ликвидации монapxии был таким образом пройден.
Прохождение второго этапа было облегчено благородным поведением великого князя Михаила Александровича. Вместо того, чтобы цепляться за власть и карабкаться на расшатанный его братом трон, он честно присоединился к решению Временного Правительства отсрочить определение вопроса о форме правления и предоставить это решение воле русского народа. Утром 3-го марта великий князь принял членов Временного Правительства и представителей думского Комитета и подписал акт, в котором обязался в том лишь случае воспринять верховную власть, если такова будет воля великого русского народа. Народная молва в кратких словах так выразила созданное этим актом государственно - правовое положение: „Царь отрекся в пользу Михаила, а Михаил в пользу народа".
Общее согласное признание народного верховенства всеми представителями „нсторическихъ прав" и прав революции — вот что было конечным результатом ликвидации монархии. Государственная власть вернулась к своему первоисточнику. Россия стала народоправством".
Проф. К. Соколовъ
«Нива» № 15, 1917 г.
Разсказъ полковника В. В. Ступина.
Полковникъ В. В. Ступинъ, прикомандированный къ штабу севернаго фронта ставки главнокомандующего ген. Рузскаго, одинъ изъ первыхъ, присутствовавшихъ при акте отреченiя императора Николая II. Нашему сотруднику полковникъ Ступинъ сообщилъ следующее:
— Текстъ акта отреченiя былъ заготовленъ б. царемъ еще до прибытiя его поезда во Псковъ. Въ 23 часа ночи я былъ вызванъ на станцiю Псковъ. Изъ царскаго поезда вынесли подписанный уже черновикъ акта и вручили мне для заготовленiя второго экземпляра. Въ присутствiи моемъ, генерала Болдырева, адъютанта начальника штаба поручика Ползикова и начальникъ отделенiя, Вишпевскiй вытребовалъ писаря Логинова, которому актъ отреченiя и былъ продиктованъ. Начальникъ штаба фронта генералъ Даниловъ поручилъ мне отвезти оба Экземпляра обратно въ поездъ для подписанiя государемъ 2-го экземпляра и контръ-ассигнированiя обоихъ документовъ гр. Фредериксомъ. Въ моментъ моего возвращенiя въ царскiй поездъ тамъ уже были: главно-командующiй ген. Рузскiй, ген.-адъют. Воейковъ, ген. Нарышкинъ, гр. Фредериксъ, подполковникъ Медiоритскiй и комендантъ ст. Псковъ подполковникъ Кирпиченко. Въ центре сиделъ бывшiй царь. Онъ говорилъ о томъ, что хотелъ бы съездить повидаться съ матерью, а затемъ отправиться на югъ.
Ген. Нарышкинъ взялъ у меня неподписанный еще царемъ экземпляръ и вышелъ вместе съ императоромъ въ следующiй вагонъ. Возвратившись вскоре съ подписаннымъ уже актомъ, Нарышкинъ поручилъ мне дать оба экземпляра для подписи гр. Фредериксу.
Фредериксъ нервничалъ.
Онъ сталъ указывать на то, что для контръ-ассигнироганiя оставили мало места. Пришлось резинкой стереть слово «Псковъ» и вновь написать его выше, после чего Фредериксъ и подписалъ оба экземпляра.
Я ихъ отнесъ въ вагонъ, где находился главнокомандующiй, вместе съ Гучковымъ и Шульгинымъ. Ген. Рузский вручилъ одинъ экземпляръ депутатамъ, а второй оставилъ у себя. Oт Гучкова и Шульгина я получилъ росписку о врученiи акта отреченiя императора Николая II, контръ-ассигнированнаго гр. Фредерикссмъ.
Но распоряжению ген. Рузскаго, оригиналъ акта съ поправками, сделанными копировальнымъ карандашомъ бывшимъ царемъ, и все дело переданы на храненiе въ «оперативное отделенiе» при штабе фронта, где они находятся и сейчасъ.
Из журнала "Солнце Россiи"
№ 367-9, 1917 г.
Тексты отречения Николая, а также Михаила - в книге "Великие дни российской революции" - 3 марта - читать
Это - открытка по поводу отречения.
А это - еще одна журнальная заметка из "Огонька":
Русская революция.
Словно сто лет прошло, а всего неделя!
Какое, неделя... двадцать четыре часа!
Сам Сатурн удивился: никогда доселе
Не вертелась такой вертушкой его коса.
Вчера еще народ стоял темной кучей,
Изредка шарахаясь и смутно крича,
А Аничков дворец красной и пустынной тучей
Слал залп за залпом с продажного плеча.
Вести (такие обычные вести!)
Змеями ползли: „там пятьдесят, там двести
Убитых..." Двинулись казаки.
„Они отказались... стрелять не будут!.."—
Шипят с поднятыми воротниками шпики.
Сегодня... сегодня солнце, встав,
Увидело в казармах отворенными все ворота.
Ни караульных, ни городовых, ни застав,
Словно никогда и не было охранника, ни пулемета.
Играет музыка. Около Кирочной бой,
Но как-то исчезла последняя тень испуга.
Войска за свободу! Боже, о, Боже мой!
Bсе готовы обнимать друг друга.
Вспомните это утро после черного вчера,
Это солнце и блестящую медь,
Вспомните, что не снилось вам в далекие вечера,
Но что заставляло ваше сердце гореть!
Вести все радостней, как стая голубей...
„Взята Крепость... Адмиралтейство пало!"
Небо все яснее, все голубей.
Как будто Пасха в посту настала.
Только к вечеру чердачные совы
Начинают перекличку выстрелов,
С тупым безумием до конца готовы
Свою наемную жизнь выстрадать.
Мчатся грузовые автомобили,
Мальчики везут министров в Думу,
И к быстрому шуму
„Ура" льнет, как столб пыли.
Смех? Но к чему же постные лица,
Мы не только хороним, мы строим новый дом.
Как всем в нем разместиться,
Подумаем мы потом.
Помните это начало советских депеш,
Головокружительное: „Всем, всем, всем!"
Словно голодному говорят: „ешь!"
А он, улыбаясь, отвечает: ,,Ем".
По словам прошел крепкий наждак
(Обновители языка, нате-ка!),
И слово „гражданин" звучит так,
Словно его впервые выдумала грамматика.
Русская революция, — юношеская, целомудренная, благая,
Не повторяет, только брата видит в французе,
И проходит по тротуарам, простая,
Словно ангел в рабочей блузе.
М. Кузмин.
"Нива", №15, 1917 г.
