О путче - Т.Малкина и Л.Радзиховский
ВОПРОС НА ЗАСЫПКУ
«Понимаете ли вы, что сегодня вы совершили государственный переворот?» — эти слова Тани Малкиной, журналистки из «Независимой газеты», прозвучали как андерсеновское «Да ведь он голый!» И все вдруг увидели, что у «короля» дрожат руки и вовсе не королевский вид... Правда, «камергеры шли за ним, поддерживая мантию, которой не было», еще два дня. Но «все стали передавать друг другу слова ребенка»...
Вопрос Тани, заданный на пресс-конференции в первый день переворота самозваному президенту, обозначил для миллионов людей суть происходящего. В тот день она стала знаменитой.
Таня МАЛКИНА: 19 августа - мой день рождения. Мама встала в шесть утра, чтобы приготовить огромное количество еды — везти в редакцию, отмечать. У нас все отделы в одной большой конюшне, бывшем цехе фабрики «Восход». Мы друг друга безумно любим. Я решила накормить сразу всех. Вдруг мама меня будит: «Таня, вставай, там такое по радио говорят...» Я спросонья злюсь: «Мама, ну как не стыдно, хоть раз в год дай поспать». Она включает радио на полную громкость. И вот представьте, сидит в кровати такой ангельский именинник и страшно ругается. При матери родной. Пришлось будить сослуживцев, препираться, кто разбудит главного...
Но ведь угощение-то никто не отменял. Возбужденные коллеги встретили яства громом оваций. В редакции Таня первым делом стала звонить помощнику Янаева...
Таня МАЛКИНА: Последние два месяца мы в «Независимой газете» частенько выстраивали версии подобного переворота. Думали, гадали, кто кем станет. Я большая любительница одиозных фигур. И мы договорились в отделе еще тогда, что Геннадий Иванович — мой...
Почти все лето Таня активнейшим образом добивалась встречи с вице-президентом. Помощник, Владимир Николаевич, был сама любезность и обещал, что уж если Геннадий Иванович и даст какому-нибудь изданию интервью, то только «НГ»... Потом доверительно сообщал: мол, только не сейчас. У Янаева посол... Мавритании, Танзании... Перечень государственных дел Геннадия Ивановича был бесконечен (может, к перевороту готовились?). Таня два раза в неделю пунктуально названивала Владимиру Николаевичу, он ее уже стал узнавать.
Таня МАЛКИНА: Периодически я озверевала и говорила: «Послушайте, Геннадия Ивановича пресса, что ли, балует? Неужели полчаса найти трудно?» — «Что вы, Танечка, для вашей газеты полчаса мало, нужен серьезный разговор». В конце концов редактор мне сказал: «Да ладно, брось ты его. Кому он нужен, этот Гена!» А тут и ГКЧП подоспело.
Звоню 19-го. «Владимир Николаевич, вы же должник мой. Все так здорово, так чудесно изменилось. Так интересно стало, Геннадий-то Иванович теперь и вовсе президент...»
Он, как повелось, ласково так отвечает, что у Яиаева много дел, он страшно занят. И просит перезвонить через час. Звоню через час. Владимир Николаевич стал суров. Сказал, что сегодня с интервью ничего не получится, но в пять часов будет пресс-конференция. И ни слова не обронил про разовые спецпропуска и что пройти туда — дело безнадежное.
На пресс-конференцию Таня поехала с коллегой. В дверях дикая давка, охрана и проход только по «пулу». Журналисты — народ привычный к неожиданностям, и после долгих препирательств с охранниками коллега оказался внутри и из-за спин стражей передал Тане чей-то пропуск.
Таня МАЛКИНА: А там еще двойной контроль. Рамки перед входом в зал, где опять нужно предъявлять пропуск. Снова пришлось изворачиваться и проходить по одному «пулу» вдвоем. Шмоналыцик почти держал в руках мой газовый баллончик, прикрытый носовым платком. Но не понял, что это. Ой, говорю, это мои женские мелочи, и давай со страху перечислять все виды косметики. В общем, проскочили...
На пресс-конференции хотелось встать, сделать тупое такое лицо и серьезно сказать: «Геннадий Иванович! Вы знаете, у меня сегодня день рождения. Вот в 68-м году в эти дни в Чехословакию ввели войска, но мне всего год был, а вот сегодня вы мне такой подарок сделали. Это такой класс! Спасибо!» И по возможности прослезиться... Мы чуть не опоздали, вошли одновременно с этими... руководителями. И что-то у меня вдруг жутко испортилось настроение. Ну такие козлы... И не то чтобы негодяи, преступники, нет. просто паноптикум... Батюшки, матушки, думаю, они же за пределами разумного, а раз это иррационально, значит, возможно, и укоренится. Знаете, они заставили меня испытать такое чувство бешенства, ну просто задушить их хотелось... А тут еще журналисты задают какие-то вялые вопросы. Несчастного Игнатенко всегда так и тюкают, а тут сидят красавцы — и ни гугу... Все зарубежники как будто спали... Единственный серьезный вопрос журналист из «Стампы» задал. Но такие вопросы не для этих горе-правителей.
После пресс-конференции Таню стали узнавать на улице, в метро. Реагировали по-разному. Так, в редакцию позвонила телезрительница, требовала главного редактора и очень возмущалась поведением Тани на пресс-конференции. Почему-то больше всего ей не понравилось платье. Потом какой-то юноша стихи прислал... Там тоже про платье было.
Это платье в молодости носила Танина мама. Оно считалось праздничным, и Таня надевала его. если с вечера решала: «Завтра буду барышней». Вот и девятнадцатого была в нем: день рождения все-таки... А обычная-то форма одежды — джинсы и свитер.
Таня МАЛКИНА: Я не хочу остаться в памяти сограждан героиней одного вопроса. Любой журналист из «НГ» задал бы подобный вопрос. На пресс-конференции был чисто эмоциональный момент, ведь мы уже с утра понимали, что все это — мыльная опера и кто-то двигает декорации.
В «НГ» Малкина всего полгода. После журфака. в 1989 году, пыталась вместе с однокурсниками сделать свою газету «Вести». Но шестеро выпускников журфака так и не смогли справиться с трудностями нулевого цикла. Потом год работала в «Московских новостях».
Таня МАЛКИНА: Я до сих пор потрясена тем, что Третьяков взял меня в «НГ» на корреспондентскую должность. Сначала не могла решиться, и тогда он сказал: «Таня, вы не первое перо в этой стране, и если вы подумаете еще некоторое время, я не предложу вам даже место уборщицы...» В «НГ» у меня был месяц такой паники... Ночами просыпалась от ужаса, что ничего не умею. У нас в редакции удивительный климат любви и нежности, наверное, паника прошла из-за этого. За каждым корреспондентом закреплен определенный участок, я вот ведаю Москвой. Мы учреждены Моссоветом, но находимся в крайне напряженных отношениях с учредителем. Тут и я свою лепту внесла. Меня считают экстремисткой. Редактор читает и говорит: «Таня, давай то же самое, но как-нибудь величаво». Я очень люблю, когда меня правят. У нас нет никакой цензуры. Третьяков иногда читает какие-то суперважные вещи, но не по цензурным соображениям.
После того как ГКЧП арестовали. Таня стала добиваться встречи с Геннадием Ивановичем. Этой идеей прониклись все. Главный редактор сделал все. что мог. и ему удалось договориться с прокурором. И Янаев наконец согласился встретиться с журналисткой из «НГ». На сей раз встреча не состоялась по каким-то высшим соображениям властей.
Таня МАЛКИНА: Геннадия Ивановича ужасно жалко. Ясно же, что он никакой не организатор, не глава хунты. Он ведь пешка, может быть, сшантажированный, скомпрометированный... Я всегда считала, что он такой... лопух. Ужасно раздражает создание какого-то официального мифа «о главаре путчистов». Он же типичный комсомольский деятель. Да еще из КМО... Сейчас главное — узнать, что же это такое было на самом деле. Мне кажется, их должен судить суд присяжных. Они непрофессионалы, они граждане. Пусть это будет независимый гражданский суд. Может быть, Геннадия Ивановича признают невиновным, дадут ему пенсию...
Среди тех, кто не дал развернуться информационной блокаде, было много молодых журналистов. Большинству сотрудников газеты «Россия» — не больше тридцати, все они в дни переворота не покидали «Белый дом», выпустили более сорока листовок. Таня Волошина, 27 лет, мама четырехлетней Саши, и Лена Москалева, 22 лет. у нее двое детей, провели в редакции «России», на пятом этаже «Белого дома», три дня и три ночи... «Эхо Москвы» не прекращало работы ни на один час. даже лишившись эфира. Демократические издания выпустили «Общую газету».
Вопрос, подобный Таниному, мог задать любой из молодых, не приученных к эзопову языку, к кукишам в кармане Им не пришлось бороться с самоцензурой, подобно старшим коллегам. Они, похоже, и не знают, что такое Главлит Эти журналисты воспитывались не на Праге шестьдесят восьмого, а на Прибалтике ...
У нас появляется действительно независимая пресса.
А 24 августа состоялась встреча Межрегиональной депутатской группы с правительством России Говорили о путче. И вдруг разговор взвинтился до крика. Уважаемые люди, кумиры демократов, яростно требовали расправы с политическими врагами.
Таня МАЛКИНА: Мне стало так стыдно. Снова требовать крови? Это же людоедство...
Она сказала это вслух. Громко. И ее услышали. И потребовали вывести.
Не просто быть независимым в нашей стране.
Леонид Радзиховский:
"СОВЕТСКИЙ ПИНОЧЕТ: ВТОРАЯ ПРИМЕРКА"
В числе многих журналистов, так или иначе писавших с начала 91-го года о возможности военного переворота (а кто же был таким смелым, чтобы вопреки общей тенденции о нем не писать?), я мог бы 19 августа воскликнуть: «Предвидел!»
Ни черта я, разумеется, не предвидел... Комбинировал некие логические выводы, не более того. Но одна статья все же получилась довольно любопытной. Она называлась «Советский Пиночет: первая примерка» («Горизонт» № 8) и вышла, странно сказать, прямо накануне путча.
Любопытна она, однако, не этим совпадением. Речь в ней шла про Лаврентия Берия как несостоявшегося советского Пиночета. В последней подглавке «Берия — наше будущее?», оценивая шансы военно-гэбэшных «переворотчиков» сегодня, я писал, что они слабее Берия по четырем основным позициям.
«Берия имел идеально отлаженную машину МГБ и военно-промышленного комплекса. Ясно, что сегодня разложение коснулось и этих структур.
Берия имел еще неплохую экономику. С 1953г. советская власть жила тем, что паразитировала на «папином» капитале. Ныне он протрачен до конца. Все размотано.
Берия имел перед собой двести миллионов, стоящих на коленях. Сегодня выходят 50 тысяч солдат, а толпа не боится.
Берия был цельным человеком. У него бы не дрогнула рука. ...Он мирно ел сырое мясо, понятия не имея, что бывает вареное. Нынче таких нет, а от частого повторения слова «плюрализм» лицевые мускулы вконец слабеют».
Что ж, вот это «предсказание», в общем, оправдалось. Только меня смущает такой вопрос: неужто все это было так невозможно трудно предусмотреть самим заговорщикам? Как говорится, «тоже мне бином Ньютона». И не люблю я расхожих разговоров: вот такие они идиоты, эти путчисты-коммунисты, настолько глупее нас, умненьких писателей и читателей... «Козлы», словом, как невольно выразился о себе Янаев, «мудаки», как якобы отозвался Горбачев о своих друзьях-однополчанах из политбюро.
Не знаю, не знаю... Может, чье-то самолюбие и тешат такие оценки, кого-то, может, они и успокаивают, я, простите, считаю подобные «рассуждения» просто смешными. Покойный философ Мамардашвили любил выражение «презумпция ума философа». Так вот, давайте уж допускать презумпцию ума заговорщиков тоже. Конечно, это не ум, нужный, чтобы создать философскую теорию, доказать теорему, написать роман или даже несчастную газетную статью (наверное, поэтому-то газетная братия и чувствует превосходство перед теми «козлами», которых она описывает, добывая себе дневное пропитание). Но ведь эти ребята вроде бы не доказывали нам 19 августа теорем, не играли на виолончели и шпаги не глотали. Они занимались своим делом — плели заговоры. А в этом они, кажется, профессионалы? Иначе бы они не оказались в Политбюро. Почему же у профессионалов не хватило «ума, чести и совести» учесть простейшие факторы, что же у них все так скверно вышло?
ПУСТЫЕ МУДРСТВОВАНИЯ
За эти месяцы народ времени даром не терял: версий выписали столько, что известные мне (конечно, я прочел далеко не все) впору классифицировать.
Ну, первая, как уже говорилось, «козлы». Хотели организовать крутой путч, а забыли о простейших вещах (не арестовали Ельцина, не отключили телефоны — это всех особенно умиляет! — и т. д.).
Вторая. Геройское сопротивление Ельцина и москвичей сорвало планы путчистов. Да тут еще и армия не та стала, непокорная.
Третья, самая распространенная. Нет, слишком уж все странно...
Путчисты со всей их мощью ни с того ни с сего поскользнулись — неведомо на каком «подсолнечном масле» — и загремели под трамвай истории.
«Неужели вы думаете, что это он сам собою управил так? Не правильнее ли думать, что управился с ним кто-то совсем другой?»
Вот эту самую ходовую и вроде бы самую «хитрую» версию давайте рассмотрим внимательнее.
Итак, игра, провокация. Замечательно и интересно. Чья же игра, с какими целями?
Сначала эту версию запустили те, кто мечтал о победе путча и повесил нос при виде провала. Признать простое поражение «наших», разумеется, невозможно. И вот Кургинян, Невзоров, газета «День» и все остальные, чтобы преуменьшить победу своих врагов и накал борьбы (кстати, допускаю, что это желание отчасти даже не осознается), ищут более сложные ходы. Они рассуждают по старому принципу — «кому выгодно?». Выгодно демократам, Ельцину. Значит, они как-то хитро «подставили» правых: а) спровоцировали путч, б) изнутри контролировали, точнее, блокировали действия заговорщиков. Но кто же этот демократический Штирлиц в ставке Янаева — Крючкова, кто этот Сусанин, заведший путчистов в болото? Ну, имена таких «сверхшпионов» всегда узнаются через десятки лет.
Некоторые версии еще мудренее. Они исхитряются как-то объяснить, что провал путча был выгоден Горбачеву. Он и организовал, он и контролировал из Фороса, он и пустил под откос — с помощью Ельцина и по договоренности с ним. Наконец, особо умудренные (тот же Кургинян) роют еще глубже — обнаруживают, что, оказывается, провал путча выгоден самим правым, которые свой путч и провалили... нарочно!
Что же касается «левых» журналистов и политологов, то они включились в разгадывание «тайной интриги псевдопутча» немного позже — все-таки не в их интересах преуменьшать значение победы, кроме того, многие из них были у «Белого дома», и им как-то трудно убедить себя, что все это была «игра», что они, оказывается, были фишками в игре... Но, включившись в бег за лидером, они, в общем, повторили — с вариантами — те же немудреные рассуждения.
Во всем этом есть известный психологический резон.
Классики марксизма некогда банально, но верно заметили: «История есть не что иное, как деятельность преследующего свои цели человека». Вот мы (пусть и не помня цитату, но думая точно так же) и пытаемся «вычислить»: кто же этот человек? Результат известен. Кто же мог бы преследовать такие цели?
Здесь, правда, начинается легкая путаница, поскольку непонятно, что же все-таки результатом-то считать. Ельцин преследовал цель укрепить свою власть? Резонно. Но, может быть, в разваливающейся стране, когда ясно, что в обозримом будущем недовольство людей будет только нарастать, кто-то, наоборот, преследовал цель свалить с себя непосильную ношу власти, перекинуть ее на широкие плечи того же Ельцина, скажем? Тоже резонно, черт возьми!.. В первом случае провал путча выгоден демократам, во втором — неким «коммунистически-военным структурам». А может, это Горбачев хотел избавиться от «мудаков», которых он нарочно вокруг себя собрал, чтобы смести их всех вместе, одним махом (версия Владимира Дашкевича)? А может, это Крючков хотел... Чего? Вот тут как-то непонятно. Отдохнуть на свежем воздухе? Похудеть на простой пище? Нет, тут что-то, воля ваша, не выходит...
Это относится к любому историческому событию. Результаты его всегда неоднозначны, действие равно противодействию, а значит, любое действие можно при желании считать обманным и провокационным, а можно и не считать, видеть в нем только прямой, буквальный смысл. Поэтому и нет «окончательных» версий исторических событий — и старых, и новых. Кстати, поэтому недорого стоят и заявления тех же заговорщиков (равно как и других участников событий), скажем, на следствии, на суде. Раз уж мы не верим делам, ищем их тайный смысл, то тем более имеем все резоны не верить словам.
Но это все хорошо, если считать, что какой-то человек (группа людей, социальный институт) контролирует события, добивается поставленных результатов. Если же исходить из того, что при столкновении разных целей, разных воль, разных групп в результате получается какой-то совершенно новый вектор, не совпадающий с изначальными целями ни одной участвующей группы, если считать, что человек предполагает, а Бог располагает, тогда мы и вовсе запутываемся. Да и вообще — что считать «результатом», «конечным счетом»? Жизнь-то, история-то бесконечна. Сегодняшняя победа — залог завтрашнего поражения, и наоборот...
Как говорится, «дуракам полработы не показывают», но история, когда на нее ни посмотри, всегда полработы. «Вся работа» будет только в Судный день.
Эти «пустые мудрствования» — простенькая попытка на конкретном примере проследить общую трудность, заведомо неразрешимую трудность точного исторического объяснения. В отличие от детектива в истории точной, бесспорной разгадки не бывает и быть не может. Это слишком сложная система со слишком многими степенями свободы. Но это, конечно, не значит, что само разгадывание — пустое, ненужное дело. Мы не узнаем всей правды, но можем к ней стремиться, строить более и менее удачные модели этой правды.
ВЕРСИЯ
Первое. Я исхожу из доброго английского принципа, известного, как «бритва Оккама»,— не стоит умножать сущности без крайней необходимости. Попросту говоря: если действие можно объяснить как прямое, преследующее те цели, которые открыто провозглашены, то этому объяснению надо верить, не стоит искать подземный ход, второй, тайный, противоположный смысл. Иногда — и довольно часто! — даже политики открыто показывают свои подлинные намерения. Далеко не всегда они движутся к заветной цели задом наперед, обманными ходами и провокациями. Например, Крючков и Павлов много раз прямо объявляли свои цели, даже на Верховном Совете. И Ельцин свои цели не скрывал. С Горбачевым, конечно, посложнее...
Второе. Никто не контролирует ситуацию. Путч организовали Крючков, Бакланов и К°. Он провалился. Но это вовсе не значит, что они (или некие силы, стоящие «за ними») так хитро его планировали, чтобы именно провалиться. Нет, они его планировали, чтобы выиграть. Или, с другой стороны, провал путча очевидно выгоден Ельцину и демократам. Но это не значит, что они как-то хитро, изнутри вызвали этот результат, например, через своих агентов в тылу врага. Просто было столкновение нескольких сил, результата которого никто не мог знать заранее, как и вообще никто, кроме Господа Бога, не знает заранее ничего наверняка. Политик только предполагает. И под эти предположения строит свою политику. А Бог смешивает карты, как ему нужно, «располагает».
Вот, приняв такие исходные допущения, и давайте вместе думать.
Ясно, что путчисты вполне могли сделать в тысячу раз больше того, что сделали, уж по крайней мере могли захватить «Белый дом» и совершить много других подвигов. Не сделали. Проиграли. Почему, если всерьез стремились к победе?
Так. Теперь давайте подумаем: а что такое для них «победа», к чему, собственно, они стремились?
Вспомним один из исходных пунктов, который, наверное, никто не будет оспаривать: эти люди далеко не Берия и Ко. И личные, и социальные качества у них не те, и система — как они отлично понимают! — им досталась не та, расшатанная, ржавая. И они — винтики именно этой системы, политики горбачевской генерации. И их «бунт» — это продолжение их политики чуть-чуть другими средствами. Неверно, разумеется, изображать членов хунты какими-то жуликами, которые стремились вырвать для себя личные блага. Это неверно и потому, что каждому из них лично абсолютно ничто не угрожало и при подписании Союзного договора, и даже при быстром (все-таки не столь быстром, как сегодня) распаде империи. В самом худшем случае угрожали роскошные пенсии при сохранении особняков и капиталов, положение Рыжкова — Лигачева. Недурное совсем положение! А главное, это неверно потому, что, дерясь за свои личные, кровные цели, они бы дрались совсем по-другому, начали бы куда более бурно и сильно.
Эти люди преследовали не частные, а общие политические цели. Какие же? Восстановить тоталитарный строй? Нет. Они и по биографии, и по складу характера на это не способны и понимали, что это невозможно. Даже в брежневские времена они не хотели возвращаться. Их предел — отмотать ленту на 3—4 года назад, в 87-й год, когда, как они много раз говорили, «правильная» андроповская перестройка поехала «не туда» благодаря таким людям, как Яковлев, Шеварднадзе. Этих людей они отстранили от власти в своем Центре (то есть в узкой группе лиц, окружавших Горбачева, и формально даже не объединенной в Политбюро, в общем, в этом самом ГКЧП). Отлично. Но как повернуть дело реально? Как перевести стрелку на пути, по которому идет страна? Как вдавить пасту обратно в тюбик?
Здесь очень важный вопрос: возглавлял ли их Горбачев? Я думаю, что Горбачев создал у них полную иллюзию, что он их возглавляет и, из тактических соображений обеспечивая себе алиби, готов к ним присоединиться после реального успеха. Скорее всего так искренно думал и сам Горбачев.
В самом деле, Горбачев не мог, наконец, не видеть, каких гигантских успехов достигла перестройка с 87-го года. 18 августа 91-го года Президент СССР и Генсек ЦК КПСС отлично понимал: успехи таковы, что скоро не будет ни СССР, ни КПСС. С 87—88-го года он, сидя задом наперед и вцепившись в седло, несся на диком мустанге по имени «перестройка», куда — он и сам не знал. Только все сильнее подбрасывает, да ветви все больнее хлещут. Бац — на ходу отлетели литовская подкова, грузинское стремя. Еще пять минут этой бешеной скачки, которую он и не направляет, и боится,— и он, пожалуй, летит через голову лошади, да на всем скаку. Этого ему — при всех его демократических убеждениях — наверное, не хотелось...
И под давлением справа, и чтобы остановить «это наводящее ужас движение», Горбачев начал с конца 90-го года поднатягивать вожжи. Чувствуя это, Шеварднадзе и подал в отставку, предупреждал о готовящемся перевороте. Нет, Горбачев и его окружение думали не о перевороте, а о довольно крутом повороте в политике. Пожалуй, это можно было бы назвать если и переворотом, то уникальным — переворотом с целью сохранения существующего строя! Строя, который уже сам все быстрее переворачивался. А надо было падающую башню вновь выпрямить, вернуть в исходное состояние.
Рычаг для поворота вроде был — армия, гэбэ. Но нужна точка опоры — ясная цель. Цель же в 91-м году у Горбачева и горбачевцев могла быть еще более туманная, чем когда-либо раньше. Не точка, а беспомощное, гнилое, чавкающее болотной водой «многоточие опоры»... Кое-как подтянуть Союз, повысить ставки ВПК, продолжить медленную номенклатурную «приватную приватизацию», не допустить широкой приватизации, в связке «чиновник — кооператор» усилить позиции чиновников. Вот такие клочки и обрывочки, перемена акцентов, тональностей, не более того. А в общем-то великая пустота и растерянность. Кто же в такой обстановке идет на путч? Бред же! Верно. Но, как резонно заметил по другому поводу один герой Достоевского: «А коли не к кому, коли идти больше некуда! Ведь надобно же, чтобы всякому человеку хоть куда-нибудь можно было пойти. Ибо бывает такое время, когда непременно надо хоть куда-нибудь да пойти!» Вот примерно в таком положении я вижу Горбачева и горбачевцев 18 августа. Впереди — крах, провал в небытие всей системы, вне которой они себя все-таки не мыслят. Позади — гора трупов и реки крови, тоталитарный режим, который их все равно вытолкнет и перемелет. Выход?
Выхода, вообще говоря, нет. А в частности — остается попробовать задержать падающую монету в воздухе. Ничего себе задачка: подтащить оползень метров на 200 вверх и опять усесться в середину этого оползня! Но другой перспективы уже не было.
Главное противоречие в исполнении этой задачи вот в чем: для решения таких чисто политических, тактических в конце концов вопросов единственно пригодны политические медленные волнообразные движения. А эти движения уже никак не идут. Приходится избрать иной способ — хирургический. Но этого способа сами горе-заговорщики боятся как огня. Значит, не хирургический, а псевдохирургический, имитация хирургического. Уколоть — не дай Бог, до крови — и отойти. Война, как известно, есть продолжение политики другими средствами. Им пришлось пытаться решить квадратуру круга — вести псевдовойну, продолжая свою политику... имитацией других средств! Если угодно, это была агония самой «методологии» горбачевской перестройки — те же полушаги, только с использованием БТРов, та же манная каша пополам с киселем, только залитая в моторы танков. Собственно, такие точно приемы — с неизменным провалом — они уже использовали в Баку, Вильнюсе, да и в Москве 28 марта. Но, может быть, провалы связаны с локальным размахом операций? Значит, надо сделать то же в большем масштабе. Тем более что ничего другого все равно не придумаешь...
Итак, это — имитация путча. Только имитация не с целью проиграть, а с целью выиграть.
Общий план мне видится примерно таким.
Объявлено «чрезвычайное положение». Республики — кто мытьем, кто катаньем — смиряются, но ропщут. Проходит неделя. Из укрытия выходит Горбачев (Янаев говорил святую правду, что надеется с ним еще поработать), снимает «крайности» и окончательно примиряет хунту с миром. Впрочем, никакая это и не хунта — то же самое советское руководство, чуть-чуть укрепившее свои позиции. В общем, с грехом пополам вернулись-таки на пару лет назад и начали новый тур политической игры в «стабилизацию». Весьма вероятно, кстати, что создали бы что-то вроде современного Госсовета. Скажем, включили бы в ГКЧП лидеров республик. Так что это был бы тот же Госсовет, только, конечно, соотношение сил «республики — Центр» было бы совсем другим.
Таков был план членов ГКЧП. Они, конечно, понимали, что Горбачев, имея алиби, может — в случае неудачи — отойти от них, больше того, выступить против них. Но Горбачев им был нужен именно в таком качестве — как резерв на случай поражения, как арбитр в случае победы. Со своей стороны, и Горбачев понимал, что члены ГКЧП могут так «заиграться», что не захотят обратно подпускать его к пирогу, когда он вернется из форосского заключения. Но он им слишком нужен — для заграницы, да и для «левых» внутри страны, которые все-таки не смогут вести диалог напрямую с Янаевым. Так что риск был — и для Горбачева, и для ГКЧПистов, но такова уж политическая игра,..
18 августа. Гонг. Начали. С Богом!..
ВСТРЕЧНЫЙ БОЙ
Все события у всех в памяти, и повторять их не стану. Если принять высказанную выше версию насчет целей заговорщиков, то все вроде бы (или почти все) становится на свои места.
Почему не арестовали Ельцина? А зачем? Чтобы точно не получить никакого компромисса с ним, да еще и спровоцировать забастовки, вообще начать гражданскую войну? Так что никакое это не упущение. Не арестовали — потому что незачем было.
Холостые танки, закрытие газет и т. д. — это была, конечно, демонстрация силы. Члены ГКЧП были убеждены, что демократы крепко подожмут хвосты. Будут, конечно, ерепениться, ну проведут там свои митинги. А тут — идут переговоры с Ельциным и с другими лидерами республик. Напряжение нарастает, но вдруг появляется посвежевший и загоревший Горбачев, и все приходят к «консенсусу» в виде расширенного ГКЧП... Вот в эти заранее расставленные силки и гнали дичь 19-го числа.
Путч сорвал Ельцин! Он не принял такой игры, занял однозначную позицию: танки не «символические», а железные; хунта не «символическая», а настоящая; Горбачеву не алиби обеспечивают, а в тюрьме держат. С вами, друзья, переговоры будет вести не Президент России, а прокурор в Лефортовской тюрьме.
В какой мере Ельцин говорил, что думал, а в какой играл? Надеюсь, что отчасти играл — слишком страшно думать, что наш Президент такой уж никудышный политик, что режет всю правду-матку. Конечно, отчасти играл, предполагая подлинную закулисную механику путча, и вместе с тем рисковал головой, рисковал по-настоящему. Ведь с какими бы целями ни начался путч, дальше его участники мог ли, в новой ситуации, изменить стратегию. Ах, вы с нами, как с натуральным Пиночетом?! Ладно, раз вы так хотите... Мы с тобой, Б. Н., поговорим, как говаривал генерал Аугусто Пиночет, как говаривал маршал Берия! Шансов на это было не очень много? Возможно. Но ведь и жизней у Ельцина не так чтобы очень много...
19 августа, налетев лбом на Ельцина, ГКЧП заметался. Возможно, и впрямь обсуждались бредовые планы штурма «Белого дома». Но генералы уже трубили отбой, а главное... Главное — сценарий такого поворота не предусматривал. Они двинулись 19-го вперед, крепко держа ногу на тормозе. Сбросить ногу, дать «полный вперед!» — и прямо в гражданскую войну? Этого они не хотели и не могли. И предпочли капитуляцию перед не имеющим сил противником.
Но события 19—21-го имели и еще один смысл. Часто говорят, что эйфория обманчива — народ не забастовал, к «Белому дому» из всей 10-миллионной Москвы ходило тысяч 50—100. Во-первых, это чушь: забастовки по всей стране не вспыхивают за один день, а у «Белого дома» перебывало (я говорю о митингах, не только о ночных дежурствах) за эти дни миллиона полтора людей. А во-вторых, где же и когда революцию совершает большинство, арифметическое большинство населения? Арифметическое большинство всегда молчаливо, всегда принимает любую победившую власть. А вот кто именно победит — это как раз решает активное меньшинство. Оно, это активное меньшинство, создает не арифметическое, но моральное большинство, дает решающую моральную силу. Активное меньшинство четко поддержало Ельцина, пассивное большинство приняло {и не без радости!) его победу, а за ГКЧП не вступился вообще никто (хотя пассивно ГКЧП сочувствовало около 40% населения). Напрасно троцкисты в своих листовках вопили: где же рабочий класс?! Почему не придет вслед за танками расшвырять мелкобуржуазную сволочь, русских националистов, антикоммунистов, сгрудившихся вокруг «Белого дома»? Рабочий класс либо помалкивал, либо строил баррикады. Так что народ высказался «не числом, а уменьем». И высказался твердо.
Это и определило поведение Горбачева. «Освобожденный» Силаевым и Руцким (понимали ли они, какую радость приносят узнику форосского «замка Иф»?), он явно сменил заготовленный сценарий. Вместо планировавшегося «отпуска на тормозах» он сперва гневно осудил заговорщиков, покусившихся на душевное здоровье его внучки (я, кстати, ничуть не иронизирую. Для нормального любящего деда это очень больно. Правда, глава страны вроде бы должен думать и о другом...), еще спасал КПСС и прежнее руководство Министерства обороны и КГБ. Однако уже на следующий день — поворот на 180 градусов! Горбачев распускает КПСС. Не могу не заметить, что даже если принять официальную версию о соратниках, предавших Президента, то им все же далеко до Генсека, росчерком пера ликвидировавшего ту партию, которая привела его к власти...
Но интересна не моральная оценка этого поступка (какая уж мораль в советской политике, с любой стороны!), а его причины. Дешевое детективное объяснение — «Ельцин, мол, держал Горбачева «на крючке» и пообещал выдать настоящую историю «форосского пленения» — я отвергаю. Мы не в фильме «Спрут», а в реальной истории (хотя три знаменитых самоубийства все-таки чертовски напоминают этот самый «Спрут», будь он неладен!). Я думаю, что причина капитуляции (а по сути-то дела, политического самоубийства) Горбачева была все-таки и проще, и серьезнее. Он ощутил новое соотношение сил, понял, что загнать джинна в бутылку уже невозможно, с многомиллионными толпами не справиться. Понял, что в этот момент: а) или эти толпы во главе с Ельциным опрокинут и его, вслед за ГКЧП; б) или он должен поговорить с народом куда более резко, чем это себе позволял злосчастный ГКЧП; в) или, наконец, ему остается сделать хорошую мину при чертовски плохой игре и изобразить свое тягчайшее поражение как победу.
СЕЗОН ПЕРЕВОРОТОВ ОТКРЫТ
Падение системы принесло много незамеченных открытий. Например, еще 18 августа даже самые отчаянные демократы в душе плохо себе представляли, что же это будет, если их лозунги вдруг сбудутся. Как это — без империи, без КПСС? Оказалось, очень даже просто.
Это напоминает рассказ об Атланте, который много лет держал Землю на каменных плечах, жутко устал, обозлился на людей, которые больше не верят в атлантов, а болтают какую-то чушь про «круглую» и «вращающуюся» Землю. Ах, так?! Ладно. Атлант выводит могучие плечи и, злорадно усмехаясь, уходит. И что же произошло? Вот это-то и есть самое удивительное! Ровным счетом ничего. Тот же эффект был, когда помер Атлант, державший на каменных плечах одну шестую часть суши,— папа Сталин. Все думали о его смерти как о каком-то конце света, а оказалось, что это всего-навсего 5 марта, за которым наступило 6-е.
Итак, Атлант исчез. Народ, который — если верить народным писателям — больше всего озабочен будущим Союза, судьбами страны и т. д., с поразительным равнодушием перенес исчезновение империи. Ни единой демонстрации, ни единого волнения. Поразительно! Растаяла империя, «как сон, как утренний туман», и все спокойны.
Чего же ждать в обозримом будущем?
Ни путч, ни антипутч не решили ни единой социально-экономической проблемы. Исчезновение КПСС, которого миллионы ждали как манны небесной, абсолютно никак не отразилось на их повседневной жизни.
Что же все-таки изменилось?
Те структуры (ЦК КПСС, армия, КГБ), которые стояли за ГКЧП, здорово надломлены. Больше они на путч не пойдут, хотя бы потому, что незачем.
Во-первых, восстановить империю и имперский Центр теперь уже окончательно невозможно – это все понимают. Конечно, раз «окраинных» республик нет, то в Москве легче идти на переворот – можно не бояться реакции республик. Но только ради чего идти на переворот?.. Во-вторых, отдельные люди, входившие в эти структуры, постараются (и очень успешно это делают) мигрировать в разные российские институты, так что их корыстные интересы соблюдены.
Это, однако, вовсе не значит, что путчи больше невозможны. Напротив, они очень вероятны.
Сейчас в игру вступают три основные социальные силы, действующие в России. Остатки старой и новая номенклатура; бизнесмены; люди наемного труда. Эти три группы будут разыгрывать великую битву за приватизацию, это советское «первоначальное накопление».
Номенклатура, понятно, теснейшим образом завязана на бизнесменов (и наоборот). Однако между различными кланами здесь неизбежны «схватки боевые, да. говорят, еще какие» — последний пример дает борьба К. Борового против Г. Попова. Кроме столкновений частных групп за место под солнцем, возможны и более общие конфликты — скажем, между бизнесменами, которые уже «схватили» властные структуры, и теми, кто находится вне их. Эти последние могут стать спонсорами соответствующих оппозиционных партий. Нормальная борьба, нормальное столкновение интересов. Но на фоне падающего производства и обнищания народа все это может провоцировать и соблазн использовать ситуацию — не разыгрывать политико-экономическую партию по правилам, а просто перевернуть доску, благо есть такая возможность... Итак, не ждите путчей «правых», но вполне возможны путчи различных групп «левых» дельцов и политиков друг против друга, с опорой на деклассированные элементы.
Второй источник возможных путчей — профессиональные авантюристы. Если группы, которые дерутся за куски пирога в процессе приватизации, хотя бы имеют некие «разумные» (корыстные, экономические) причины для путча и представляют, что они хотят делать «на следующий день», то авантюристы типа Жириновского или «памятников» действуют во многом вслепую, подгоняемые мощным инстинктом — не упустить свою рыбу в мутной воде, «использовать момент». Это особенно опасно. Не сдерживаемые ни малейшим чувством ответственности, они безудержно готовы нападать на власть, беспредельно врать, но если, на свое — и наше общее — несчастье, совершат некий путч и прорвутся на миг к власти, то тогда начнется такой развал, о котором 17—20-е годы не дают даже слабого представления.
Третий возможный путч — взрыв голодных масс. Ясно, что демократии удержаться невероятно трудно. Ведь в ближайшие годы предстоит систематически делать народу больно, а тот демократический правитель, который захочет «облегчить жизнь» своим подданным, только дополнительно запутает ситуацию.
Что касается перспектив этой зимы, то и здесь двойная ситуация. Паника — «голод, холод» провоцируют волнения народа, ажиотажный спрос подгоняет тот же голод. Но, с другой стороны, если люди уже подготовлены к «самому худшему», то даже сохранение того же (или почти того же) нищенского уровня жизни уже воспринимается чуть ли не как «достижение», что не только не приведет к волнениям, а скорее наоборот — еще и спровоцирует благодарность народа руководству, которое все-таки «спасло от смерти» зимой...
* * *
Что было 19-21 августа? Корабль, который семь лет волчком вертелся на месте, наконец-то был сорван мощной волной со старого слабого якоря.
Куда ж нам плыть?...
Из журнала "Огонек", № 41, октябрь 1991 г.
