НЕ ДОГМА,
А РУКОВОДСТВО К ДЕЙСТВИЮ...

 

 

 

 
   
   
   
 
   

 

Proletari vsech zemi, spojte se!




Революция начинается! Начинается революция!

Реорганизация "Союза справедливых" в "Союз коммунистов" произошла летом 1847 года. На втором конгрессе "Союза коммунистов" в ноябре-декабре того же года Ф.Энгельсу и К.Марксу было поручено подготовить программный документ. 21 февраля 1848 года был издан "Манифест коммунистической партии" - тиражом 1 000 экземпляров.

А уже 23 февраля 1848 года в Париже начались вооруженные столкновения, баррикадные бои и 25 февраля король Луи Филипп отрекся от престола в пользу своего сына, но...опоздал. 25 февраля Временное правительство провозгласило Францию республикой.

Началась очередная французская революция, которая эхом отозвалась и в Германии, и в Венгрии, и в Чехии, и в Австрии...

Причиной революционных событий, конечно, был не "Манифест коммунистической партии" и организаторами революционных выступлений были, конечно, не члены "Союза коммунистов". Так все совпало, что к революционным выступлениям был издан революционный документ.

Примечательно, что в нем не было требований 8-часового рабочего дня или повышения зарплаты, в нем не было требований всеобщего избирательного права... Но в нем говорилось, что

"Коммунисты считают презренным делом скрывать свои взгляды и намерения. Они открыто заявляют, что их цели могут быть достигнуты лишь путем насильственного ниспровержения всего существующего общественного строя. Пусть господствующие классы содрогаются перед Коммунистической Революцией. Пролетариям нечего в ней терять кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир".


Разумеется, наше восприятие Манифеста КП совсем не такое, как у его читателей в 1848 году. Но представьте себя на месте шефа полиции или даже монарха, которому показывают документ с призывом к Коммунистической революции. "Когда издан?", - спрашивает монарх. - "Да вот за пару дней до того, как все и началось!...". И что думать?


Манифест безусловно является выдающимся образцом агитационного искусства. Его существенные положения вошли позже в программы рабочих партий многих стран, а отдельные выражения сделались "Termini technici" (техническими терминами) интернациональбного социализма. Важно и то, что некоторые положения Манифеста были подтверждены ходом революционных событий.

Годы, непосредственно предшествовавшие революции, оказались во Франции, Австрии, многих германских землях неурожайными, а торгово-финансовый кризис 1847 года затронул прежде всего Англию, Францию, в меньшей степени Германию. Одним из его последствий стало снижение выпуска продукции, закрытие многих предприятий, понижение заработной платы работникам и увольнения - соответственно рост числа безработных.

Революционные события в Германии назревали в общем-то давно. И если Гамбахский праздник история давняя, то в 1847 году очередные "беспорядки" случились в Берлине .

Берлин был крупным городом. Из 400 тысяч жителей до 70 000 являлись наемными рабочими, занятыми не только на мануфактурах, но и на крупных фабриках и заводах - машиностроительный завод Борзига выпустил в 1847 году 67 паровозов, было в городе и несколько ткацких фабрик. Рабочий день длился 12-14 часов. Зарплата у рабочих, естественно, была по-капиталистически мала.

Если говорить о положении трудящихся, то можно привести еще такой факт: в Пруссии в 1839 году правительством принимается Положение о занятости молодых работников, которое запрещало на заводах, в горной, металлургической промышленности регулярную работу для детей в возрасте до 9 лет. Это не опечатка: ДО 9 ЛЕТ! Устанавливалось, что рабочее времени для не достигших 16-лет не может превышать десяти часов и что для них должна быть запрещена работа в ночное время, по воскресеньям и праздничным дням. Аналогичные положения были приняты в Баварии и Бадене в 1840 году.

В какой степени это положение выполнялось? Трудно сказать. Легче предположить.


«КАРТОФЕЛЬНЫЙ БУНТ» В БЕРЛИНЕ в 1847 г .

В 1847 г. повсюду господствовала сильная дороговизна, но в столице вследствие ростовщической спекуляции окрестных крестьян и мелких торговцев-перекупщиков она достигла неслыханной высоты. Мера картофеля стоила тогда в Берлине 6 зильбергрошей, а иногда и дороже.

Поэтому 19 апреля 1847 г., рано утром, толпа женщин на рынке у Оранненбургских ворот напала на издевавшегося над ними перекупщика, сильно избила его и разбросала его картофель и овощи по всему рынку. Это послужило сигналом для дальнейших действий. Толпа женщин, получившая подкрепление со стороны уличных мальчишек, подмастерьев, а также нуждающихся женщин, прибежавших из Розентальского предместья, так называемого Фойтлаза, и возросшая до нескольких тысяч, стремительным потоком катилась по улицам Берлина от рынка к рынку, повсюду повторяя одно и то же.

21 апреля женщины, разделившиеся к этому времени на отдельные отряды, сообразили, что спекулянты сидят не только на рынках, и кинулись на булочников, мясников и бакалейщиков. С этого момента положение стало гораздо серьезнее. Хотя толпа, со свистом, криком и песнями проносившаяся по улицам, состояла главным образом из представителей прекрасного пола, но вожаками были все же мужчины. Они очищали лавки со съестными припасами и навсегда раскланивались с хозяином, если он добровольно расставался со своим имуществом, в противном случае, они били стекла, громили мебель и жестоко избивали его самого, если он попадался им в руки. В булочных они взвешивали хлеб, и, если они обнаруживали, что кислый хлеб стоимостью в 5 зильбергрошей весил больше трех фунтов, они торжественно пожимали булочнику руку, кричали в честь его «ура» и уходили, ничего не реквизировав. На его двери писали мелом, что его хлеб имеет полный вес, и эта надпись служила ему гарантией при появлении следующего отряда.

В течение 22 и 23 апреля события развертывались все шире и шире и принимали все более и более организованный характер. Наконец на четвертый день власти решили вмешаться. Военные патрули, главным образом конные, появились на улицах; они по временам пускали в ход тупое оружие, арестовывали главных крикунов и таким образом почти в течение одного дня восстановили спокойствие и порядок. После того как спокойствие было восстановлено, филистеры, вновь появившиеся на сцене, назвали эти беспорядки «картофельным бунтом», так как они начались со штурма картофельных мешков. Берлин уже по примеру Парижа проделал свою революцию, и когда до них дошли первые вести о февральской революции, они многозначительно улыбались и полагали, что они уже пережили нечто подобное.

Angerstein, Die Berliner Marzereignisse im Jahre 1848.

(текст из хрестоматии "Эпоха промышленного капитализма", М., 1933)


А вот что писал Ф.Энгельс в статье

Движения 1847 года

... В Пруссии Фридрих-Вильгельм IV был, наконец, поставлен перед необходимостью дать конституцию. Бесплодный Дон Кихот из Сан-Суси после долгой борьбы и долгих мук разрешился от бремени конституцией, которая, по его мысли, должна была обеспечить на веки вечные победу феодально-патриархально-абсолютистско-бюрократически-поповской реакции. Но он просчитался. Буржуазия уже достаточно окрепла, чтобы даже эту конституцию превратить в оружие против него и всех реакционных классов общества. Как и везде, она и в Пруссии начала с того, что отказала ему в деньгах. Король был в отчаянии. Можно сказать, что в первые дни после отказа в деньгах в Пруссии вовсе не было короля; страна, сама того не зная, находилась в состоянии полной революции. Но тут, к счастью, явились пятнадцать русских миллионов; Фридрих-Вильгельм снова стал королем, перепуганные буржуа в ландтаге тотчас же сдались, и грозовые тучи революции рассеялись. Прусская буржуазия временно потерпела поражение. Но все же она сделала крупный шаг вперед; она завоевала себе форум, дала королю доказательство своей силы и привела в возбуждение всю страну. Вопрос о том, кому должно принадлежать господство в Пруссии: союзу ли дворянства, бюрократов и попов с королем во главе или же буржуазии, поставлен теперь так, что он неизбежно будет разрешен в пользу той или другой стороны. В Соединенном ландтаге имелась еще возможность соглашения между обеими сторонами, теперь же она исчезла. Теперь дело идет о борьбе между ними не на жизнь, а на смерть. К этому присоединяется еще и то, что в настоящий момент собираются комиссии — злополучное изобретение берлинских конституционных дел мастеров. Комиссии, несомненно, так запутают и без того запутанные правовые вопросы, что ни один человек уже окончательно не сможет в них разобраться. Они сделают из них гордиев узел, который сможет быть разрублен только мечом; им предстоит завершить последние приготовления к буржуазной революции в Пруссии.

Мы можем поэтому с полнейшим спокойствием ожидать начала этой прусской революции. В 1849 г., захочет ли того король или нет, придется снова созвать Соединенный ландтаг. Мы даем его величеству срок лишь до этого момента, но не больше. А тут он уж должен будет уступить свой скипетр и свою знаменитую «неослабленную» корону 228 христианским и еврейским буржуа своего королевства.

... Даже в совершенно варварских странах буржуазия делает успехи. В России развитие промышленности идет гигантскими шагами и даже бояр все более и более превращает в буржуа. Крепостное право подвергается в России и в Польше ограничениям, что означает ослабление дворянства в интересах буржуа и создание класса свободных крестьян, в котором буржуазия всюду нуждается. Евреи преследуются, и в этом прямо заинтересованы оседлые бюргеры-христиане, дела которых терпят ущерб от странствующих торговцев. — В Венгрии феодалы все больше и больше превращаются в оптовых торговцев зерном, шерстью и скотом, и их выступления в сейме носят последовательно буржуазный характер. — А все эти блестящие успехи «ци­вилизации» в Турции, Египте, Тунисе, Персии и других варварских странах — в чем ином заключаются они, как не в подготовке условий для расцвета будущей буржуазии? В этих странах исполняется ныне слово пророка: «Готовьте пути господу... Широко раскройте врата и распахните двери мира, чтобы вошел царь славы!». Кто же этот царь славы? Это — буржуа.

Куда мы ни посмотрим, везде буржуазия делает колоссальные успехи. Она высоко держит голову и дерзко бросает вызов своим врагам. Она ждет решительных побед, и ее надежды не будут обмануты. Она собирается перекроить весь мир по своей мерке, и на значительной части земного шара ей это удастся.

Мы не друзья буржуазии, это известно. Но на сей раз мы ей охотно предоставляем торжествовать. Мы можем отнестись со спокойной улыбкой к высокомерному взгляду, который она, в особенности в Германии, бросает свысока на кажущуюся столь незначительной кучку демократов и коммунистов. Мы ничего не имеем против того, чтобы она повсюду осуществила свои намерения.

Более того. Мы не можем даже удержаться от иронической усмешки при виде той страшной серьезности, того патетического воодушевления, с которыми буржуа почти всюду добиваются достижения своих целей. Эти господа действительно думают, что они работают для самих себя. Они достаточно ограничены, чтобы считать, что с их победой мир приобретет свой окончательный облик. А между тем яснее ясного, что они повсюду только прокладывают путь для нас — демократов и коммунистов, что они завоюют лишь самое большее несколько лет полного тревог блаженства, чтобы вскоре после этого быть свергнутыми в свою очередь. Повсюду за спиной буржуа стоит пролетариат, то разделяя их стремления и отчасти их иллю­зии, как в Италии и Швейцарии, то держась молчаливо и осторожно, но исподволь подготавливая свержение буржуа, как во Франции и Германии, то, наконец, как в Англии и Америке, — в состоянии открытого восстания против господствующей буржуазии.

Но мы можем сделать еще больше. Мы можем все это прямо сказать буржуа, можем раскрыть свои карты. Пусть буржуа знают заранее, что они работают лишь нам на пользу. И все же они несмотря на это не смогут прекратить свою борьбу против абсолютной монархии, дворянства и попов. Они должны либо победить, либо уже сейчас погибнуть.

И очень скоро в Германии им придется обратиться за помощью именно к нам.

Итак, продолжайте смело вашу борьбу, милостивые государи от капитала! Пока вы нам нужны; кое-где мы нуждаемся даже в вашем господстве. Вы должны убрать с нашего пути остатки средневековья и абсолютную монархию. Вы должны уничтожить патриархальщину, вы должны осуществить централизацию, вы должны превратить все более или менее неимущие классы в настоящих пролетариев — наших новобранцев. При помощи ваших фабрик и торговых связей вы должны создать для вас основу тех материальных средств, в которых пролетариат нуждается для своего освобождения. В награду за это вы получите короткий период власти. Вам предоставляется диктовать законы, наслаждаться блеском созданного вами величия. Вы можете пировать в королевском зале и взять в жены прекрасную королевскую дочь, но не забывайте, что «Палач стоит у порога».

Написано Ф. Энгельсом
около 20 января 1848г.

Напечатано в « Deutsche - Brusseler - Zeitung »
№7, 23 января 1848г .



В Германии к началу 1848 года требование созыва всегерманского парламента высказывалось все настойчивее. 12 февраля 1848 года требование создания единого законодательства и общих национальных учреждений было высказано депутатом Бассерманом в Баденской палате депутатов. Известие о том, что во Франции установлена республика побудило оппозиционеров в Маннгейме выступить с петицией, в которой были сформулированы требования:

1. вооружение народа с правом избрания офицеров
2. безусловная свобода печати
3. введение суда присяжных
4. немедленный созыв германского парламента.

Требования были зачитаны в палате депутатов либералом Г.Струве.

Правительство соглашалось ввести суд присяжных и принять новый закон о печати, но... одновременно было произведено несколько арестов, в Карлсруэ начали прибывать делегации из других городов, чтобы поддержать требования "революционеров" (хотя в тот момент они были скорее радикальными реформаторами), неизвестными лицами было подожжено здание министерства иностранных дел, начались крестьянские волнения. Герцог Леопольд обещал пойти на уступки, а оппозиция намеревалась установить республиканское правление уже не только в Бадене, но и во всей Германии.

И во всей Германии начались волнения, о которых русский посланник Горчаков сообщал в Петербург, что "топор уже стучит по основанию социального древа".

Уже не только либералы и буржуа проводили собрания и митинги и принимали те или иные резолюции и требования, на улицы вышли рабочие и ремесленники - они требовали не конституции, а работы, зарплаты, хлеба.

А когда крестьяне, вооруженные косами, вилами и топорами стали захватывать помещичьи замки и жечь документы, а то и сами замки, и требовать отказа дворян от своих феодальных привилегий, то...

И в Австрии, 3 марта вождь венгерской оппозиции Кошут произнес в сейме речь, в которой сказал, что "От разлагающегося трупа венской правительственной системы на нас веет зараженным воздухом, парализующим наши нервы, задерживающим развитие нашего духа".

А через несколько дней...



МАРТОВСКИЕ ДНИ В ВЕНЕ

.... рабочие, естественно, хотя этого никто не ожидал, готовились к 13 марта. В этот день, рано утром, я заметил, что на Херренгассе. собралось несколько рабочих. Гигантского роста человек в заплатанном сюртуке, сшитом не по росту и повидимому с чужого плеча, с вызывающим видом расхаживал огромными шагами вдоль по улице, мимо Дома сословий. Грязную шапчонку он смело надвинул на одно ухо, кулаки его были сжаты, глаза блестели, корпус был откинут назад, как бы приготовившись к бою. Задние карманы его были, очевидно, набиты камнями, так как его сюртук был туго натянут на спине и видно было, что он делает большие усилия, чтобы не опрокинуться под тяжестью камней назад. Рядом с ним, стараясь не отстать, поспешно ковылял маленький, приземистый, замызганный и уже довольно пожилой человек в длинном сюртуке, с слишком длинными и поэтому засученными рукавами. Он был нагружен доотказа; все карманы его были оттопырены, а задние при каждой шаге били его по икрам. Когда я увидел людей в таком снаряжении, я подумал, что сегодня выступят и предместья. Так это и случилось. После того как собрались сословия и студенты, разбив двери и стулья, погнали испугавшихся народного гнева, лепечущих о порядке и законности дворян к королю, чтобы они исполнили свой долг и сообщили ему о требованиях народа, волнение в центре города стало возрастать. Студент Бурман, стоя на плечах своего товарища, прогремел перед окошком канцлера, еще недавно внушавшего страх, проклятия народа; войска стали надвигаться со всех сторон. Когда весть обо всех этих событиях проникла на фабрики и дошла до рабочих, население венских предместий оставило свои станки и, вооруженное длинными кольями и другими железными орудиями, двинулось колоннами в качестве резервов в город. Немедленно перед ними захлопнулись городские ворота, на укрепления были выставлены пушки, обращенные жерлами к подступавшим к городу, чтобы предотвратить штурм городских ворот. Однако еще раньше несколько сот рабочих проникли в город. Когда эрцгерцог Альбрехт* приказал стрелять в народ, они сорвали вывески и осыпали его их обломками и камнями. Они же с шумом и криками ходили вечером по улицам, разгромили караульный дом, на глазах у солдат разбили во дворце окна в одном из зданий и сорвали косяки. Их ярость в этот день была ужасна; казалось, жизнь не имеет для них никакой цены.

* Эрцгерцог Альбрехт — командующий правительственными войсками в Вене.

Под вечер я видел на Грабене одного рабочего, который во время вылазки солдат получил три штыковых раны — в голову, руку и ногу. В то время как он сам перевязывал свои раны носовыми платками, которые ему бросили окружающие, он призывал к борьбе присутствующих бедняков, — к хорошо одетым он не обращался. Совершенно безоружный, он снова направился к солдатам, чтобы раздразнить их и вызвать их на решительный бой. При этом он сказал совершенно спокойно: «Жизнью я не дорожу, сегодня я хочу или умереть или свергнуть господ».

Другой рабочий подошел ко мне на Фреюнге*. Он попросил у, меня два гроша, так как он со вчерашнего дня еще ничего не ел. Когда я дал ему денег, он взмахнул своей длинной палкой, жалким оружием, сделанным из легкого дерева караульни, и сказал с пылающим взором: «Спасибо, я куплю себе что-нибудь поесть, а потом, даю вам слово, я кинусь на солдат, и пусть я останусь на месте, но дольше так продолжаться не будет». Я видел, что это не было хвастовством, и эта внезапно прорвавшаяся ярость пролетариата показала мне всю глубину его несчастья.

* Название улицы.

Однако я возвращаюсь к рабочим, которые около полудня без призыва, без предводителя, повинуясь только внутреннему побуждению, повалили из предместий в город и не могли в него проникнуть.

Когда ворота захлопнулись, они, не обращая никакого внимания на пушки, попытались их разбить. У Шотентора это им удалось, однако солдаты загородили им дальнейший путь. Тогда они с воем, как голодные волки, окружили городские стены, сожгли, разрушили часть укреплений, разложили перед воротами огонь, чтобы сжечь их и проникнуть в город. Большая часть их — мужчины, женщины и дети направились обратно в предместье, сожгли там таможню, так как взимаемые там пошлины удорожали предметы первой необходимости, разрушили машины, отнимающие у них хлеб, и направились к квартирам тех фабрикантов, которые постоянно снижали их, заработок и особенно сильно угнетали их.

Они подожгли их дома и уничтожили их имущество. Ими руководила только месть. Они не унесли с собой ни на грош. Все следили друг за другом: все, что принадлежало жестокому фабриканту, что, как например машины, тяжело угнетало их, было брошено в огонь. Они бросили в огонь также и одного надсмотрщика, который был ненавидим ими за жестокое и несправедливое обращение и за шпионаж. Однако тем из фабрикантов, которые не были жестоки с ними, они кричали «ура» и изо всех сил отстаивали их дома и имущество. Это был народный суд. Он был суров и груб. Но пострадавшие от него были большей частью виноваты сами. Пусть это извинит наших рабочих в глазах их врагов.

Violand,
Die sociale Geschichie der Revolution in Oesterreich.
Виоланд. Социальная история революции в Австрии.

(текст из хрестоматии "Эпоха промышленного капитализма", М., 1933)


Через несколько дней после начала революции в Вене император пообещал даровать народу конституцию, а канцлер Меттерних бежал.

И в Праге 8 марта на улицах расклеили воззвание, требовавшее немедленного созыва Чешского сейма, уничтожения цензуры и вооружения народа. А вскоре потребовали чехи и политических свобод, отмены барщины и создания единого чешского законодательного сейма...

А в Пруссии 3 марта состоялась в Кельне демонстрация рабочих, подготовленная местной общиной "Союза коммунистов", организаторы которой представили городскому Совету свою петицию, в которой кроме требований всеобщего избирательного права и политических свобод были требования уничтожения постоянной армии, охраны труда и воспитания детей за счет общества. Пока доктор Готшалк передавал городскому совету эти требования, его товарищи - Виллих и Аннеке выступали на митинге перед ратушей. Но магистрат запросил о присылке войск и трех смутьянов-коммунистов арестовали и предали суду за подстрекательство к мятежу.

А в Берлине революция началась с собрания молодежи, которое было проведено в городском саду 6 марта и постановило представить королю свои требования. На следующий день собрались уже несколько сотен человек, обсудили петицию, выбрали депутацию для передачи своего послания королю. Собрание было уже не "молодежным", в нем участвовали и ремесленники, и рабочие и направлялось послание королю уже от имени всего берлинского народа.

Однако полицей-президент Берлина заявил, что не допустит беспорядков и никаких посланий никуда передано не будет. На следующий день на собрание пришло уже около 3 000 человек...

А через несколько дней для разгона собраний, манифестаций стали применять воинские части и пролилась первая кровь - несколько человек было затоптано конями, а вскоре в оппозицию стали стрелять, а она отвечать единственным оружием пролетариата - булыжниками из мостовой. И вскоре в городе появились баррикады и начались бои.


БАРРИКАДНЫЕ БОИ В БЕРЛИНЕ НА КЕНИГШТРАССЕ

Было два часа дня, я сидел за столом в гостинице «Кронпринц», находящейся в центре Кенигштрассе. Ровно в три четверти третьего со стороны моста Курфюрста раздались крики. Группы людей пробежали по Кенигштрассе; появились взволнованные, бледные, задыхающиеся люди; они кричали, что только что на Дворцовой площади они подверглись обстрелу. Крики возмущения и угрозы раздались на Кенигштрассе и по всему-городу. Вихрь пронесся по городу, как будто бы земля разверзлась под ногами. Люди взрывали мостовую, опустошали оружейные магазины, врывались в дома, вытачивали топоры. В одно мгновение на Кенигштрассе из дрожек, вагонов омнибуса, товарных тюков, опрокинутых водопроводных будок выросло 12 прочных, образцово построенных баррикад. На крышах домов появились люди. Стоя на головокружительной высоте, они с кирпичами в руках ждали солдат. Под угрозами толпы оружейники выбросили на улицу свое оружие. Все вооружились чем попало: вилами, мечами, копьями, пистолетами, палками. Мальчишки врывались в дома и поднимали на крыши большие корзины с камнями. Толпа пыталась ворваться в здание городского суда, чтобы занять удобную, позицию для метанья камней из его окон. Тогда несколько человек из «Кронпринца» написали на ставнях суда: «Собственность граждан», и толпа отступила. Заключенных в долговом отделении, обитателей так называемой «Бычьей головы», выпустили на свободу. Попытка снять караул у арсенала и у кадетского корпуса не удалась. Со стороны Александерплаца появилось странное шествие. Впереди шел молодой улан, очевидно поляк, в конфедератке, со шпагой в руках. Он кричал: «Да здравствует свобода!» За ним шли барабанщик, затем несколько знаменосцев с красными и желтыми знаменами и наконец сотни две людей со шпагами, палашами, пистолетами, топорами и вилами в руках. Знамена, главным образом красные, были укреплены на баррикадах, люди спрятались за ними, в окнах и на, крышах расположились люди с камнями. Пришло известие, что весь город поднялся, как один человек, и забаррикадирован повсюду.

Между 4 и 5 часами, первая картечь ударила с моста Курфюрста на Кенигштрассе. Она была не в состоянии разрушить баррикаду. Пушечные удары следовали один за другим; баррикада была разрушена; растерзанные трупы валялись на улице. Между 5 и 6 часами появились отряды пехоты. В них стреляли из окон, засыпали камнями с крыш. Началась страшная бойня. Солдаты овладели поодиночке домами, из которых их обстреливали. Пало много жертв, солдаты понесли небольшие потери. Так как из гостиницы стреляли, то солдаты ворвались в комнаты и убили стреляющих. Они заняли окна и стреляли оттуда по крышам. Они взобрались даже туда и сталкивали людей вниз.

Около 7 часов Кенигштрассе с большим кровопролитием была взята...

Забил набат... Около 7 часов я пытался пробраться домой. На Шпандауштрассе — огромная баррикада, даже маленький переулок Св. духа был так забаррикадирован, что мне пришлось пробираться ползком. Как только я вступил на Бургштрассе, передо мной открылось ужасное зрелище: на Фридрихесбрюке людей со знаменами осыпали картечью; навстречу мне попадались бегущие раненые. Я поспешил обратно; на Кенигштрассе солдаты расположились бивуаком.

А.Вольф. "Берлинская революционная хроника"
A. Wolf, Berliner Revolutiohschronik,. В . I, S. 162-163.

(текст из хрестоматии "Эпоха промышленного капитализма", М., 1933)


Баррикадные бои в Берлине начались 18 марта. И уже на следующий день король пошел на уступки.

МАНИФЕСТ КОРОЛЯ ФРИДРИХА-ВИЛЬГЕЛЬМА IV

К моим дорогим берлинцам.

В сегодняшнем моем указе о созыве парламента вы получили залог доброго расположения вашего короля к вам и во всему, немецкому отечеству. Еще не замолкли восторженные возгласы верных мне граждан, приветствовавших меня, как группа бунтовщиков примешала к этим голосам свои возмутительные и грубые требования, последние делались все настойчивее, по мере того, как благородная часть расходилась. Так как их упорное стремление проникнуть во дворец давало право опасаться с их стороны грубых выходок и оскорблений моих храбрых и верных солдат, то оставалось только очистить площадь при помощи кавалерии, последняя шла шагом и имела оружие в ножнах, причем у двух пехотинцев ружья выстрелили сами по себе. Благодарение богу, никто при этой не пострадал. Шайка злых людей, но большей части иностранцев, несмотря на розыски, скрывавшаяся целую неделю, совершенно извратила это обстоятельство, чтобы такою ложью способствовать проведению своих злых планов, и породила в пылких душах моих верных и дорогих берлинцев мысль о мести за невинно пролитую кровь; в результате они сами оказались виновниками кровопролития. Мои войска, ваши братья и земляки, взялись за оружие только тогда, когда они вынуждены были к этому многочисленными выстрелами из Королевской улицы. Победоносное шествие войск явилось неизбежным последствием этого обстоятельства.

Вы, обитатели моего дорогого отечества, можете теперь предотвратить еще большие несчастня. Ваш король и в то же самое время ваш вернейший друг заклинает вас об этом ради всего святого для вас: исправьте эту роковую ошибку. Мирно возвращайтесь домой, разберите баррикады, которые все еще стоят, и пришлите ко мне людей, исполненных истинного, старого берлинского духа. Пришлите их со словами, которые вам подобает сказать теперь вашему королю, и я даю вам мое королевское слово, что все улицы и площади тотчас же будут очищены от войск, и военная охрана останется только у некоторых зданий дворца, у цейхгауза, да еще у некоторых помещений, да и то лишь на короткое время. Услышьте отеческий голос вашего короля, жители моего верного и прекрасного Берлина, так как и я готов вырвать его из своего сердца ради великого будущего, которое ожидает, благодаря бога, Пруссию, а за Пруссией и всю Германию.

Любящая вас всем сердцем королева и ваша истинная мать и друг, которая теперь лежит больная, присоединяет свои, полные слез, просьбы к вам.

Писано ночью с 18 на 19 марта 1848 г .

Фридрих-Вильгельм.


I. Lascer und Friedr. Gerhard,
Des deutschen Volkes Erhebung im Jahre 1848,
Danzig 1848, S. 540—541.


ВОЗЗВАНИЕ КОРОЛЯ ФРИДРИХА-ВИЛЬГЕЛЬМА IV*

(* - ПОСЛЕ ПОБЕДЫ НАРОДА )

К немецкой нации

С сегодняшним днем наступает для нас новая славная история. Вы теперь снова являетесь великой нацией, свободной и могущественной в сердце Европы; Фридрих-Вильгельм IV прусский стал во главе объединенного отечества для спасения Германии, доверяя вашей геройской помощи и вашему, духовному возрождению.

Вы сегодня же увидите его украшенным старинным национальным цветом среди вас на лошади.

Да здравствует и да будет благословен конституционный князь, вождь объединенного немецкого народа, новый король свободной, возродившейся снова нации.

Собственноручно 21 марта 1848 г .

I. Lascer und Friedr. Gerhard,
Des deutschen Volkes Erhebung im Jahre 1848,
Danzig 1848, S. 540—541


ПРИЗНАНИЕ КОРОЛЕМ НАРОДНОЙ ПОБЕДЫ *

Почти в то же время на Дворцовой площади происходила другая сцена. Здесь собралось много народа, когда в 10 часов король вышел на балкон и громко сказал толпе, что он сейчас же появится в ее среде на коне. Вместе с тем он высказал желание, чтобы кто-нибудь принес трехцветный германский флаг, который он будет нести как свое знамя. Находившийся в толпе Штибер* взобрался сейчас же на одну из лестниц, находившихся на Брайтештрассе**, схватил свешивавшийся из окна большой флаг и передал его королю... Король взял в руки флаг и просил, чтобы кто-нибудь провел его по городу. Тогда образовался — как сказано в отчете указанной газеты — веселый, сердечный кортеж, какого не приходилось видеть даже в лучшие времена прежней монархии нашим государям, окруженным солдатами.

* Появление короля перед народом произошло после победы народных масс. Оно происходило одновременно с собранием студентов, принимавших участие в баррикадной борьбе, которым было объявлено о созыве парламента.
** Штибер Вильгельм — чиновник прусской политической позиции.
*** Брайтештрассе — название улицы.

Сейчас же после этого, в 11 часов, король показался перед двором, у входа на винтовую лестницу. Он был на коне, в мундире 1-го гвардейского полка и в шлеме, с широкою повязкою немецких национальных цветов на руке: его окружали присутствующие принцы и министры, — последние в штатском платье. На всех были немецкие национальные цвета. Король, встреченный восторженными приветствиями, обратился к толпе со следующими словами:

«Узурпация ли это? — Нет, я не хочу свергать с престола государей, — цель всего этого лишь восстановление единства Германии, а это единство в некоторых местах подвергается опасности, — в Бреславле говорят об измене, а измена — не немецкое дело, Я хочу единства и порядка...»

Под восторженные приветствия, следовавшие за этими словами, вставилось теперь шествие из поразительно разнородных элементов.;

А.Вольф. Берлинская революционная хроника
A. Wolf, Berliner Revolutionschronik, S. 151—153.

(текст из хрестоматии "Эпоха промышленного капитализма", М., 1933)

Через несколько дней правительственные войска были из Берлина выведены. Было назначено новое правительство - Кампгаузена. Еще через несколько дней представители буржуазии предложили правительству вернуть войска в город для поддержания порядка. Но поскольку это могло спровоцировать новые выступления, то правительство создало для обеспечения порядка гражданское ополчение в несколько десятков тысяч человек (естественно, ограничив прием в него рабочих и ремесленников), хорошо вооружило ополченцев, а во главе ополчения были поставлены начальник полиции, несколько военных. Одной из задач ополчения была "очистка" Берлина от безработных. Но для безработных были организованы и общественные работы - правда всего для нескольких тысяч человек.

В мае были проведены выборы (не прямые, а двухстепенные) в Прусское национальное собрание. В него вошли 16 рыцарей и дворян, 98 судейских чиновников, 48 чиновников министерства внутренних дел, 28 городских чинов, 52 духовных, 31 купец, 68 крестьян и т.д. и только 1 приказчик, 1 подмастерье и 1 рабочий.

Во Франкфурте в марте был сформирован Предпарламент (формально из прдставителей всех германских государств), который принял решение о проведении выборов во всегерманское Национальное собрание.

Национальное собрание (Франкфуртский парламент) открывшееся во Франкфурте 18 мая 1848 г. было избрано (также двухстепенным голосованием) - в его составе были 154 профессора и литератора, 364 юриста, 85 дворян, 57 торговцев и средних чиновников, 1 крестьянин и 4 ремесленника. Франкфуртское собрание было чуть более "радикальным" чем Прусское. Оно поставило задачу выработать общегерманскую конституцию и провозгласить объединение Германии.

Однако ни парламент, ни внепарламентские демократические организации (а фактически неформальные образовавшиеся кружки и группы) не могли заниматься реальной и эффективной политической деятельностью.

Парламенты (с учетом их состава) к масштабным политическим реформам не особенно стремились, а "демократы", раскиданные по множеству городов, а фактически и по множеству германских государств не обладали ни ресурсами, ни организацией, ни общей программой.

 

ИЗ ВОЗЗВАНИЯ
ЦЕНТРАЛЬНОГО КОМИТЕТА ГЕРМАНСКИХ ДЕМОКРАТОВ*
К НЕМЕЦКОМУ НАРОДУ**

* Центральный комитет был избран I Демократическим конгрессом, заседавшим 14—17 мая во Франкфурте.
** Текст опубликован в № 163 газеты «Берлинские газетное эхо» от 16 июля 184d г.

Граждане!

...Положение отечества полно опасностей. Моральное землетрясение растрясает гнилой строй устаревшей формы правления. Общественные слои сдвинутся со своего места, как некогда сдвинулись с места слои мной поверхности, и теперь, как и тогда, лик земли станет совершенно другим. Правда, современный кризис является кризисом мировым, другим народам приходится преодолевать другие трудности. Но ни одному, народу не приходится сглаживать столь большое противоречие между его теоретическим образованием и его практическими способностями, как нашему. Если одержит верх первое, то для нас и для Европы открыт великий путь республиканской жизни; если же решающее значение будут иметь последние, то более грубые, но зато свежие силы Востока должны будут познакомиться с нашей культурой и усвоить ее, прежде чем для нашей части света пробьет час свободы.

Великая альтернатива Наполеона, согласно которой в наше время нужно управлять или по-республикански или по-казацки, — эта альтернатива будет решена нами, в Германии. Мы должны стать великими — или же мы будем малы, очень малы, еще меньше, чем мы были...

Лишь тому народу предстоит великое будущее, который сумел стать выражением господствующих в данном периоде принципов. Но принципом наступающего периода является демократия, а демократия — это республика. Граждане, усвойте себе это. Вы хотите быть свободны? Итак, знайте: свобода — это демократия. Значит, вы хотите демократии, а демократия — это республика.

Государь должен отказаться от своей безответственности: он может теперь править лишь как президент, на неопределенное время. Мир становится демократически-республиканским, потому что ему ничего больше не остается.

Конституционная монархия представляет собою лишь переход от абсолютизма к республике, это лишь переходная форма, через которую прошли уже другие народы. Мы в ней уже нуждаемся, потому что в нашем сознании мы давно уже усвоили новый принцип в его чистоте.

Нам незачем поэтому проходить через те стадии, которые проделаны уже за нас другими народами. Это было бы заслуживающей сожаления потерей времени и сил. Это сделало бы необходимыми несколько революций (указание на Францию). Революции будут следовать одна за другою, пока республика не станет единственною формою государственного строя просвещенных народов.

... Великим результатом этой борьбы представляется нам всеобщий союз и совместная организация свободных народов Европы, благодаря которым лишь и станет возможным решение социального вопроса.

Германский народ!

Пусть не пугает тебя перспектива этой борьбы. Не зачатки будущего стесняют и угнетают теперь тебя, а печальное наследие жалкого прошлого.

Не обманывай себя относительно ценности последнего, потому что ты в своем сне недостаточно чувствовал размер твоих бедствий. Не смотри с тоскою назад, чтобы тебя не постигла судьба той женщины из старого сказанья, которая обратила глаза к обреченному на гибель городу. Германский народ, смотри вперед! — Не позади, а впереди находятся твои лучшие дни.

Берлин, 14 июля 1848 г .

Фребель, Pay, Крите, Майен, Гекзамер.


Gustav Luders, Die demokatische Bewegung, S. 141—147.

(текст из хрестоматии "Эпоха промышленного капитализма", М., 1933)



Призыв "демократических сил" к установлению республиканского правления так и не был реализован.


О ФРАНКФУРТСКОМ НАЦИОНАЛЬНОМ СОБРАНИИ

...После побед народа в Вене и Берлине разумелось само собой, что будет созвано представительное собрание для всей Германии. Избрали депутатов, которые и съехались во Франкфурте, бок о бок со старым Союзным сеймом. Народ ждал от Национального собрания, что оно решит все спорные вопросы и станет действовать в качестве верховной законодательной власти для всей Германии. Однако, созвавший собрание Союзный сейм совсем не определил его полномочий. Никто не знал, будут ли его постановления иметь силу закона, или же они будут подлежать санкции Союзного сейма либо отдельных правительств. При такой запутанности положения собранию, обладай оно хоть малейшей энергией, следовало немедленно распустить Союзный сейм, — в Германии не было более непопулярного учреждения, — и взамен его выбрать союзное правительство из своей собственной среды. Оно должно было объявить себя единственным законным выразителем суверенной воли германского народа и тем придать силу закона всем своим постановлениям. Оно должно было прежде всего организовать вооруженную силу, достаточную для подавления всякой оппозиции со стороны правительств. И все это было легко, очень легко сделать в этот первый период революции. Но это значило ждать слишком многого от собрания, большинство которого составляли либеральные адвокаты и доктринеры-профессора, — собрания, которое, претендуя быть вместилищем цвета германского разума и науки, в действительности было лишь сценой, где старые и изжившие себя политиканы выставляли напоказ всей Германии свое шутовство и неспособность ни к мысли, ни к действию. Это собрание старых баб с первого дня своего существования пуще всяких реакционных заговоров всех германских правительств вместе взятых страшилось малейшего народного движения. Его заседания происходили под присмотром Союзного сейма, — оно почти выпрашивало санкции Союзного сейма для своих решений, ибо первые постановления его должны были быть обнародованы этим ненавистным учреждением. Вместо того чтобы утвердить свой суверенитет, оно старательно избегало обсуждения столь опасного вопроса. Вместо того, чтобы окружить себя народной силой, оно просто переходило к очередным делам по поводу всех грубых нарушений своих прав со стороны правительств. Под самым носом у него Майнц был объявлен на осадном положении, жители его обезоружены, — и собрание не пикнуло. Позже оно избрало эрцгерцога австрийского Иоганна блюстителем империи и объявило свои постановления имеющими силу закона. Но эрцгерцог был возведен в свой новый сан лишь после получения согласия всех правительств, и не собранием, а Союзным сеймом; что же касается объявления постановлений собрания имеющими силу закона, то этот пункт никогда не был признан крупными правительствами, и само собрание не настаивало на нем; поэтому он остался открытым. Таким образом, перед нами странное зрелище собрания, претендующего быть единственным законным представителем великого и суверенного народа, но не обладающего ни желанием, ни силой добиться признания своих требований. Прения этого учреждения, остававшиеся без всяких практических результатов, не имели даже никакой теоретической ценности, ибо они пережевывали самые избитые общие места устаревших философских, и юридических учений; каждое суждение, произнесенное или, лучше сказать, прошамканное в этом собрании, уже раньше тысячу раз высказывалось в, печати — и в тысячу раз лучше.

К. Маркс и Ф. Энгельс,
Революция и контрреволюция в Германии,
Соч., т. VI, стр. 53—54.

О проблемах и взглядах "демократического движения", членами которого были прежде всего представители интеллигенции - профессора, студенты, но также представители буржуазии говорят следующие два документа:


ОТЧЕТ ЦЕНТРАЛЬНОГО КОМИТЕТА II ДЕМОКРАТИЧЕСКОМУ КОНГРЕССУ (ПРЕДСТАВЛЕННЫЙ Г. КРИГЕ)


Время, протекшее между первым и вторым конгрессами, имело большое значение, и приобретенный в течение него опыт заслуживает рассмотрения. Мы верили тогда в насильственное решение, в революцию. С тех пор нам не раз приходилось делать печальные наблюдения, переживать горькие разочарования. Долгом Центрального комитета является ныне высказаться о том, как он справился со своими задачами. Когда мы принимали на себя наши обязанности, мы знали, какие прекрасные надежды связываются с этим, но мы чувствовали также всю тяжесть нашей ответственности. Некоторые даже считали, что конгресс явится будущим временным правительством республики. Французская июньская революция была первою страшной лекцией для демократов. К этому добавлялось еще предчувствие, что мы будем парализованы вследствие недостатка средств. С 30 талерами мы путешествовали из Франкфурта в Берлин и должны были затрачивать наши личные средства. Вместо 60 000 вооруженных людей мы нашли здесь величайший упадок. Штурм цейхгауза настроил обывателей против демократов. Все оказалось иным, нежели мы себе представляли. Партийные раздоры в клубах, борьба личностей. Дополнительные выборы продолжались 14 дней, в продолжение которых мы были обречены на бездеятельность, благодаря чему не был использован первый порыв, а провинция считала нас инертными. Когда были затем избраны оба берлинских представителя, мы сделали об этом извещение. Вместе, с тем мы сообщили министру о нашем прибытии и нашей цели — объединение демократической партии теоретическим путем, но не получили ответа. Тогда было не время думать о революции, и тот способ, каким некоторые считали возможным сделать eе в Берлине, —путем использования внешних обстоятельств, даже путем ложных слухов и т, д. —был неподходящим. Мы набросали организационный план и разослали его Союзам, вождям партии с просьбою о деньгах, мы напоминали об обязанности созывать окружные съезды, заниматься организацией. Во многих провинциях это и было исполнено. Впереди всех были Баден и Вюртемберг. За ними следовали Силезия, Вестфалия и Марка, а затем — Саксония, Восточная Пруссия и Тюрингия.

Мы считали себя обязанными сказать германскому народу, каково наше отношение к современным вопросам, и выпустили прокламацию, которая произвела хорошее впечатление. Не вовлекши в движение людей, которые ныне господствуют, нечего и думать об успехе среди обывателей. На пролетариат нечего надеяться, идеального пролетариата нет. Он не может столковаться и защищать свои интересы, он не понял своего положения. Затем мы обратились с серьезными словами к другим народам. Сперва к французам — по поводу июньских событий; но в виду наступивших осложнений этот адрес был отложен. Точно так же были составлены адреса к итальянцам, к чартистам в Англии и к ирландцам. Но мы не могли обратиться к Карлу Альберту, мы воспользовались одною из республиканских организаций для отправки нашей прокламации, точно так же было и с другими. Полякам мы отправили адрес, когда произошел четвертый раздел.

Долгое время мы оставались без известий и баз денег из провинции. Деятельность наша была парализована. Граждане, вы не удовлетворены нашей деятельностью, но мы не могли сделать все то, что мы хотели. У нас совершенно не было средств, до июня поступило 16 рейхсталеров; на эти средства нужно было посылать делегации, заниматься организацией и должны были существовать 5 человек. При этом в Южной Германии все еще рассчитывали на местные революции.

Во Франкфурте и Лейпциге не было окружных съездов, и денег, посланных во Франкфурт, мы не получили. Без денег и информации мы ничего не могли сделать. На наши письма мы не получали ответа. Поэтому мы пытались собрать деньги диктаторским путем, назначив поголовный сбор.

Партия бедна, но масса членов могла бы помочь; сбор приблизительно в 1 зильбергрошей с человека дал бы в месяц около 1 500— 2 000 рейхсталеров. Но и эта идея не имела успеха. Наконец, мы отправили последнее письмо, в котором заверяли, что мы не остаемся более на нашем посту, чтобы не стать смешными в глазах всей Германии. Это возымело некоторый успех. Посланные во Франкфурт суммы прибыли, но это не получило правильного характера. Тогда мы пришли к мысли путешествовать.

Мы стремились оказывать влияние на солдат. Мы считали, что нашим долгом является заботиться о том, чтобы было пролито как можно меньше крови. Мы не хотели такой борьбы, которая ведет лишь к печальному кровопролитию. Нужно вовлечь в движение как народ, так и войско. Последние наши наблюдения очень мрачны.

Франкфуртское национальное собрание оказалось враждебною народу и свободе силою. (Браво.) Центральная власть есть не что иное как центральная полиция — это показывает позорный закон об охране собрания. От центральной власти нечего ожидать. Поэтому мы призвали сделать все возможное, для того, чтобы отозвать это собрание и созвать новое в Берлине, где свободный народ позаботится о том, чтобы революция не была погребена. (Браво.) События в Бадене показывают, что революция Германии еще жива, нужно лишь объединить силы.

Поэтому задачею настоящего конгресса является вынести решение о создании центральной организации в Берлине. Германский народ должен видеть в Берлине источник своего будущего. Организационная работа скучна и неприятна, легче и интереснее выйти на улицу и устроить бунт, но без организации ничего нельзя достигнуть.

Реакция организовалась уже под названием центральной власти во Франкфурте. (Браво.) В частности необходимо централизовать денежные средства, без которых ничего невозможно сделать. Но мы не должны полагаться на других, не думать в Берлине: «это будет сделано в Вене».

Главное — это сохранить республику, когда она будет установлена, а это может быть достигнуто лишь путем организации и централизации. Граждане! Позаботимся о том, чтобы Центральный комитет имел необходимые средства и не превратился в ничто. Старайтесь, чтобы партия стояла во всеоружии, как правительство будущей республики. Без этой организации делать революцию — нечестно.

G. Luders, Die demokratische Bewegung in Berlin im Oktober 1848,
S. 152—154.


ДЕМОКРАТЫ О СОЦИАЛЬНОМ ВОПРОСЕ


Решение социального вопроса не может быть декретировано — оно может быть лишь плодом самостоятельного развития, оживленного и укрепленного содействием всех сил на древе человечества, и возможно лишь путем постепенного прогресса и сотрудничества всего цивилизованного человечества.

Но уже ныне пора, указать общие руководящие начала, для решения социального вопроса.

1. Земля является общею собственностью всего человечества. Никто не имеет личного права собственности на землю. Тот, кто обрабатывает ее, имеет право на то количество ее плодов, которое необходимо для удовлетворения потребностей его самого и его семьи. Остальное принадлежит обществу, ибо никакой человеческий труд не является индивидуальным, а наоборот — всякая работа является общественной, потому что труд отдельного человека дает большие результаты благодаря поддержке его трудом всего общества.

2. Собственность вообще является не частно-правовым, а общественным, то есть публично-правовым отношением. Современная буржуазная частная собственность является последним и совершеннейшим выражением производства и присвоения продуктов, основанного на классовых противоречиях, на эксплоатацпи многих немногими. С победой пролетариата частная собственность становится общественною собственностью. До тех пор же задачею и долгом революционной партии являются ослабление и уменьшение основанной на эксплоатации масс буржуазной собственности отдельными подготовительными мерами.

3. Все люди имеют совершенно одинаковое право полностью удовлетворять свои материальные и духовные потребности и развивать в полном объеме свои физические п умственные дарования. Истинно гуманным является лишь такое состояние, когда нет ни материальных, ни интеллектуальных привилегий или преимуществ.

4. Все люди одинаково обязаны в мере своих дарований и способностей способствовать увеличению общественного капитала. Тот, кто не хочет работать, не имеет права на удовлетворение своих потребностей, — лишь производитель может быть потребителем. Праздность отдельной личности является несправедливостью по отношению ко всем другим. Отсюда вытекают те практические мероприятия и законы, которые должны быть изданы демократической республикой тотчас же по ее установлении.

G. Luders, Die demokratische Bewegung in Berlin im Oktober 1848,
S. 152—153

(текст из хрестоматии "Эпоха промышленного капитализма", М., 1933)


Разумеется, оценить ход событий в разных государствах Германии трудно, да единого процесса как такового и не было, была общая тенденция - требования, протесты, ответные уступки, обновление властей и топтание новых "правителей" на месте. А "демократические силы" были разрозненны и слабы.

В марте, в момент начала выступлений все были вместе - и ремесленники, и буржуа, и интеллигенты, и крестьяне, и безработные, и торговцы. Недовольство властями, вдохновившись вестями из Франции, активно высказывали все. И так же дружно и активно все одобряли смену власти. И приветствовали новых министров, и радовались парламентской перспективе. А вот потом...

А что же коммунисты?

Члены "Союза коммунистов" наиболее активно проявили себя в двух городах - Кельне и Берлине.