LE FRONT POPULAIRE
НАРОДНЫЙ ФРОНТ ВО ФРАНЦИИ

 


Афиша французской компартии с портретом Жака Дюкло
во время парламентских выборов
1932 г.
   
   
   

 

Вперед, сыны отечества! День славы настает... (Из "Марсельезы")



Жак Дюкло "Мемуары"

Из первого тома воспоминаний "Путь, который я избрал":

- В рядах коммунистической партии
-
Три года в подполье
- Перед лицом фашизма



ПЕРЕД ЛИЦОМ ФАШИЗМА

Приход к власти гитлеризма создал чрезвычайно серьезную опасность для трудящихся и демократов не только Германии, но и всех стран, опасность для дела мира. Ведь Гитлер откровенно изложил в «Майн кампф» экспансионистскую программу германского империализма, предусматривающую применение насилия.

Когда в этой угрожающей обстановке я вернулся во Францию и начал работать вместе с товарищами из руководства партии, нашей главной задачей было осуществление боевого единства рабочего класса и всех антифашистских сил для предотвращения нависшей опасности.

1933 год во Франции и во многих других странах был ознаменован, в частности, широкой кампанией за освобождение Георгия Димитрова. Проявляя замечательное мужество и политическую прозорливость, он превратил организованный против него судебный процесс в суд над гитлеризмом и вызвал чувство восхищения у миллионов людей всех стран, видевших в нем защитника свободы и человеческого достоинства от происков гитлеровских варваров.

Мировая общественность весьма критически следила за ходом судебного процесса.

Еще в апреле 1933 г . была создана следственная комиссия с участием выдающихся юристов всех стран, и в результате была опубликована «Коричневая книга». Она установила, что нацистские руководители виновны в поджоге рейхстага.

Накануне открытия судебного процесса в Париже состоялась мощная манифестация, в которой участвовали массы людей, собравшиеся в зале Ваграм и около зала. Адвокат Моро-Жиаферри произнес обвинительную речь и воскликнул в заключение: «Поджигатель — это ты, Геринг!»

В тот же день организованный в Лондоне контрпроцесс установил, что только нацистские руководители могли поджечь рейхстаг.

Тщательно изучив обвинительное заключение, Димитров нашел в нем доказательство того, что он сразу же после ареста отметил в своих письменных заявлениях. Все говорило о том, что поджог рейхстага и судебный процесс организованы с двоякой политической целью: посадить на скамью подсудимых Компартию Германии и Коминтерн и собрать материал для оправдания кампании, направленной на уничтожение коммунизма.

Поэтому политической стороне обвинительного заключения и судебного процесса придавалось особое значение. Гитлер, Геринг и их приспешники хотели «доказать», что коммунисты якобы наметили на конец февраля вооруженное восстание и что сигналом к восстанию должен был послужить поджог рейхстага.

На протяжении всего процесса Димитров не упускал ни одной возможности для опровержения этих лживых утверждений. Своими вопросами он ставил в затруднительное положение таких свидетелей, как граф Гельдорф, профессор фон Арним, Геринг, Геббельс и К°.

Демонстрируя несгибаемое мужество и исключительный ум, Димитров пункт за пунктом опроверг состряпанное нацистами обвинительное заключение. В своем последнем слове он, в частности, заявил:

«Я допускаю, что говорю языком резким и суровым. Моя борьба и моя жизнь тоже были резкими и суровыми. Но мой язык — язык откровенный и искренний. Я имею обыкновение называть вещи своими именами. Я не адвокат, который по обязанности защищает здесь своего подзащитного.

Я защищаю себя самого как обвиняемый коммунист.

Я защищаю свою собственную коммунистическую революционную честь.

Я защищаю свои идеи, свои коммунистические убеждения...

Меня не только всячески поносила печать — это для меня безразлично,— но в связи со мной и болгарский народ называли «диким» и «варварским»... этого я не могу обойти молчанием.

Верно, что болгарский фашизм является диким и варварским. Но болгарский рабочий класс и крестьянство, болгарская народная интеллигенция отнюдь не дикари и не варвары. Уровень материальной культуры на Балканах, безусловно, не так высок, как в других европейских странах, но духовно и политически наши народные массы не стоят на более низком уровне, чем массы в других странах Европы... Народ, который 500 лет жил под иноземным игом, не утратив своего языка и национальности... не является варварским и диким... Но... в какой стране фашисты не варвары и не дикари?..

Болгарский народ всеми силами и со всем упорством боролся против иноземного ига... У меня нет оснований стыдиться того, что я болгарин. Я горжусь тем, что я сын болгарского рабочего класса».

Димитров и его товарищи были оправданы, героическая защита выдающегося болгарского революционера принесла свои результаты. Что же касается Ван дер Люббе, то он был приговорен к смерти и казнен.

Как же сложилась последующая судьба оправданных?

Во время различных бесед своих сотрудников с матерью Димитрова миссия Болгарии устно дала понять, что болгарское правительство более не считает трех оправданных болгар своими подданными.

Поэтому Советское правительство смогло принять 15 февраля официальное решение о приеме их в советское гражданство.

Это был решающий шаг к их окончательному освобождению.

Ранним утром 27 февраля 1934 г . Димитров, Попов и Танев были разбужены и доставлены к самолету, на котором они должны были вылететь в Москву.

Хорошо зная Георгия Димитрова, питая к нему глубочайшую симпатию, я был в числе тех, кто всей душою участвовал в кампании за его освобождение. И люди требовали этого с тем большей настойчивостью и энергией, что все факты свидетельствовали о невиновности Димитрова и одновременно обличали новоявленного Нерона Геринга и его хозяина Гитлера — подлинных поджигателей рейхстага. Впоследствии, незадолго до крушения нацизма, по приказу этих преступников был убит Эрнст Тельман, долгие годы томившийся в заключении.

Димитров — Генеральный секретарь Исполкома Коминтерна

Димитров был призван к руководству Коминтерном в качестве Генерального секретаря ИККИ. Мне довелось опять с ним встретиться в Москве после его освобождения, и я испытывал глубокое волнение, когда вновь увидел этого несгибаемого борца, чьим соратником я был в берлинском подполье.

Димитров выступал на VII конгрессе Коминтерна и высказался в поддержку политики Народного фронта, проводимой Французской коммунистической партией.

Анализируя недавние события на международной арене, Георгий Димитров прекрасно понимал, что необходимо дать определение классового характера фашизма. Это было необходимо особенно потому, что по данному вопросу среди различных слоев населения существовало множество неправильных представлений. Социал-демократические руководители занесли такие ошибочные взгляды и в ряды рабочего класса.

Так, по мнению австрийского социал-демократа Отто Бауэра, фашизм стал «над обоими классами — пролетариатом и буржуазией».

А английский социалист Брейлсфорд утверждал, что фашизм — это «восставшая мелкая буржуазия, которая захватила государственную машину».

На эти ошибочные и опасные определения фашизма Георгий Димитров отвечал: «Нет. Фашизм — это не надклассовая власть и не власть мелкой буржуазии или люмпен-пролетариата над финансовым капиталом. Фашизм — это власть самого финансового капитала. Это организация террористической расправы с рабочим классом и революционной частью крестьянства и интеллигенции. Фашизм во внешней политике — это шовинизм в самой грубейшей форме, культивирующий зоологическую ненависть против других народов».

Фашизм был нужен империалистическим кругам для того, чтобы попытаться переложить всю тяжесть кризиса на плечи трудящихся.

Фашизм им был нужен для того, чтобы попытаться разрешить проблему рынков за счет порабощения слабых народов, увеличения колониального гнета и нового передела мира путем войны.

Фашизм им был нужен также для того, чтобы попытаться опередить нарастание сил революции путем разгрома революционного движения рабочих и крестьян и военного нападения на Советский Союз.

Установление фашистского режима не было обыкновенной заменой одного буржуазного правительства другим; оно вело к ликвидации одной из форм господства буржуазии и смене ее открытой террористической диктатурой части крупной монополистической буржуазии.

Пример муссолиниевской Италии, гитлеровской Германии и вообще всех империалистических стран, где установилось господство фашизма, наглядно подтверждал этот анализ VII конгресса Коммунистического Интернационала. Недооценка этой особенности фашизма привела бы к свертыванию жизненно необходимой борьбы трудящихся и антифашистских сил.

С другой стороны, нельзя было призывать трудящихся, народные массы только к борьбе против опасности установления фашизма и не заниматься одновременно организацией повседневной, упорной борьбы против всех реакционных мер буржуазных правительств, прокладывающих дорогу фашизму.

Как показывал анализ причин победы фашизма в ряде стран, фашисты смогли прийти к власти из-за раскола рабочего класса, явившегося следствием политики социал-демократов и недостаточной силы коммунистических партий.

Другой причиной победы фашизма была изолированность рабочего класса от крестьянства и средних слоев. И наконец, в этих странах фашизм победил потому, что ему удалось дезориентировать часть молодежи, привлечь ее на свою сторону радужными перспективами, что на деле оказалось обманом.

Это глубокое понимание причин наступления фашизма, его опасной и преступной политики, а также определение действенных средств антифашистской борьбы приобретали особо важное значение после прихода к власти Гитлера. Ведь назначение Гитлера на пост канцлера, произведенное фельдмаршалом Гинденбургом, могло подбодрить потенциальные силы реакции и фашизма во Франции.

Поэтому необходимы были самые решительные меры, чтобы помешать «коричневой чуме» — фашизму распространиться на Францию.

Сознавая нависшую над народами опасность, Коминтерн призвал к единству действий рабочих-социалистов и всех пролетариев мира. Во Франции начали возникать комитеты единого фронта. Но необходимы были серьезные усилия, чтобы вовлечь партию в активную работу среди масс.

Против колониализма

В марте 1933 г . в Палате депутатов развернулась дискуссия, которая помогла разоблачить политику террора французских колонизаторов в Индокитае. Во время дискуссии Морис Торез привел весьма красноречивые данные:

«В 1929 г . было арестовано 1490 человек, из которых 3 были приговорены к смертной казни, 10 — к пожизненным каторжным работам, 286 — в общей сложности к 1024 годам тюремного заключения.

В 1930 г . число убитых французской буржуазией достигло 699 человек, из них в феврале, во время восстания в Йен-Бае,— 50, в мае — 39, в том числе 20 были убиты 1 мая, во время демонстрации, организованной в честь праздника международного пролетариата; в ноябре — 52, в том числе 40 — во время демонстрации, посвященной годовщине Октябрьской революции в России; в декабре — 145, из них 115 — во время демонстрации по случаю годовщины Кантонской коммуны...

В 1930 г . в Индокитае было расстреляно по меньшей мере 693 человека, арестовано — 2963, из них 1549 — в связи с событиями в Йен-Бае; было вынесено 83 смертных приговора, из них 52 — в связи с событиями в Йен-Бае; 241 приговор — к пожизненным каторжным работам, 305 — к пожизненному тюремному заключению, 795 приговоров — к 3648 годам тюрьмы и к 780 годам административного надзора.

Только в течение четырех месяцев 1931 г ., с января до конца апреля, насчитывалось 1419 арестованных, 236 убитых во время столкновений; 52 умерших от ран, полученных во время столкновений; 896 человек были приговорены к высылке, 127 — к пожизненным каторжным работам, 604 — к каторжным работам на различные сроки, что влечет за собой обычно пожизненную ссылку. Теперь приведем более поздние данные, сообщенные самим министром колоний в ответ на письменный запрос, сделанный г-ном Герню. Этот ответ был напечатан 14 января 1933 г . в «Журналь офисьель».

С момента событий в Йен-Бае число вьетнамцев, осужденных комиссиями по уголовным делам Тонкина, достигло 1094, а местными судами Тонкина и Аннама — 5803. Были вынесены 164 смертных приговора, из которых 88 приведены в исполнение».

Продолжая свое выступление, Морис Торез отметил: «Число осужденных в Аннаме уголовными судами в связи с волнениями и число содержащихся еще в тюрьмах составляет 1044, а гражданскими — 47, то есть всего 1091.

1879 человек только в Аннаме и Тонкине.

В ответе г-ну Герню ничего не говорится о Кохинхине.

Там, вероятно, имеется еще тысячи три заключенных.

По моему мнению, официальный ответ страдает многими недостатками. Согласно информации, опубликованной в индокитайской печати, в тюрьмах этой колонии содержится в настоящее время более 7 тыс. политических заключенных.

В феврале 1932 г ., по сообщению газеты «Волонте эндошинуаз» от 24 февраля, в гражданской тюрьме Ханоя находилось 1083 заключенных, из которых 4 были приговорены к смерти и 51 — к пожизненным каторжным работам. В июне 1932 г . там содержалось 1436 заключенных, в том числе 69 приговоренных к пожизненным каторжным работам.

В тюрьме Хайфона в марте 1932 г ., по сообщению газеты «Волонте эндошинуаз», насчитывалось 503 заключенных, в тюрьме Хуан-Фонга в июне 1932 г .— 1326 заключенных, в тюрьме Винь — 400 женщин, из которых 200 были арестованы по обвинению в совершении политических преступлений, в Сайгоне, в центральной тюрьме на улице Тентюрье, в марте 1932 г . содержалось 1274 заключенных, из них 4 приговоренных к смерти и 67 — к пожизненным каторжным работам.

Эти данные касаются только части индокитайских тюрем, в которых в настоящее время находятся политические заключенные...

А сколько индокитайцев находится на каторге в Пуло-Кондоре? Более тысячи. Сколько индокитайцев находится на смертоносном плато Инини в Гвиане? Более тысячи.

Не будет преувеличением утверждать, что более 10 тыс. индокитайских рабочих, крестьян и молодых интеллигентов арестованы и осуждены. Нужно также отметить, что вследствие ужасной нищеты, царящей сейчас в стране, и порождаемого ею народного движения за последние месяцы репрессии вновь усилились.

Во второй половине октября 1932 г . было арестовано около ста трудящихся, подозреваемых в том, что они являлись делегатами конференции коммунистов Кохинхины. В это же время в провинциях Аннама были арестованы и заключены в тюрьму в Хайфоне 23 революционера.

По сообщениям газет от 16 ноября, почти ежедневно арестовывают не только членов коммунистической партии, но и тех, кого подозревают в принадлежности к ней.

Был арестован тов. Дуан Хак Димб, один из немногих руководителей коммунистов, которым удавалось до сих пор избегать преследований полиции. В тюрьмах убивают заключенных. Так произошло с тов. Нгуен Тронг Дамом.

В провинции Хайзыонг было произведено 270 арестов по обвинению в принадлежности к прежней национальной партии Вьетнама.

Охранка Митхо арестовала 20 коммунистов, членов одной сельской ячейки, среди которых к тому же находились два местных чиновника. Одна революционерка была арестована в своей деревне.

Я беру все эти сообщения из индокитайской печати день за днем подряд.

5 вьетнамцев, подозреваемых в национально-освободительной революционной деятельности, арестованы в одной из деревень Аннама.

В Хайзыонге арестован учитель. По сообщениям газеты «Волонте эндошинуаз» от 23 декабря прошлого года, исправительный суд в Хайфоне приговорил тов. Ло Ван Сьена к 5 годам тюрьмы и к 20 годам высылки из страны только за принадлежность к Коммунистической партии Индокитая.

Все эти приговоры являются вызовом индокитайскому народу, справедливо протестующему против вашего режима угнетения».

Изложив программу Коммунистической партии Индокитая, Морис Торез заявил:

«Мы поддерживаем борьбу наших индокитайских братьев. Мы поддерживаем ее во имя международной пролетарской солидарности. Мы поддерживаем ее, так как это соответствует интересам самих французских трудящихся, ибо, согласно известному выражению Маркса, не может быть свободен народ, угнетающий другие народы».

Таким образом, решительно и смело утверждалась антиколонизаторская политика Французской коммунистической партии. ФКП раньше других увидела, что колониализм бесповоротно обречен, и последующие события подтвердили ее предвидение.

Усиление во Франции фашистской опасности

Фашистская опасность становилась все более угрожающей. В Германии после выборов 5 марта 1933 г ., аннулирования депутатских мандатов коммунистов и запрещения КПГ были осуществлены новые меры по ликвидации демократических свобод. Вместе с коммунистами арестовывали, интернировали, пытали, убивали также евреев, социалистов.

Некоторые германские социалистические руководители, пребывая в бездействии, надеялись сохранить легальность своей партии. Но за созданием «трудового фронта» — объединения предпринимателей и трудящихся на корпоративистских началах, которые были уже воплощены в жизнь в Италии Муссолини, последовало запрещение социал-демократической партии (22 июня). Были ликвидированы и различные правые партии. В рейхе осталась только одна партия — гитлеровская.

В это время Франция переживала один за другим правительственные кризисы. Сформированный 26 октября кабинет Сарро пал 23 ноября, уступив место правительству Шотана. Образованное 26 ноября, оно ушло в отставку 27 января 1934 г . Это произошло в обстановке финансового скандала, вызванного аферой Стависского.

Авантюрист Стависский, имевший многочисленные связи в политических кругах, был прямо замешан в жульнической операции, имевшей место в байоннском «Креди мюнисипаль».

В Париже фашисты все чаще организовывали свои демонстрации, в отношении которых полиция префекта Кьяппа проявляла исключительную терпимость. Все более очевидной становилась цель этих выступлений: ликвидировать республику и осуществить во Франции то, что Гитлеру удалось сделать год назад в Германии, то есть установить фашистский режим.

Наибольшую активность проявляли группы «Аксьон франсез» и «Королевские молодчики». В обстановке непрерывных скандалов они чувствовали себя как рыба в воде. Идейный вдохновитель монархистов Шарль Моррас каждое утро преподносил своим читателям в газете «Аксьон франсез» статью на три-четыре огромных колонки, стремясь при этом как-то приспособить свой монархизм к условиям современной жизни.

Ему было трудно защищать идею наследственной власти. Поэтому он отождествлял интересы королевской семьи с интересами нации и в какой-то степени проповедовал регионализм, представляя монархию неким связующим звеном между «французскими республиками», что фактически отвергало унаследованный от якобинцев принцип единой и неделимой республики.

Своим фанатизмом Моррас не мог, однако, вызвать энтузиазма к монархии. Но, как разрушитель, он наносил довольно чувствительные удары по республиканскому строю, оказывая влияние на некоторую часть молодежи.

Монархисты могли вербовать себе сторонников только в католических кругах. Атеизм Морраса был этому помехой, и трудности еще более возросли, когда Ватикан под чьим-то влиянием осудил газету «Аксьон франсез».

Рядом с огромной, напыщенной и скучной статьей Морраса газета «Аксьон франсез» ежедневно публиковала статью Леона Доде, который был прямо-таки мастером по части оскорблений и не щадил никого из тогдашних сильных мира сего. Бриан с его любовными похождениями на зеленых лужайках в окрестностях Нанта, Барту, Пуанкаре, Мильеран — все служили мишенями его статей, которые были такими убийственными и имели такой скандальный привкус, что их читали, хотя автор и перехватывал через край. И от статей Морраса писания Доде только выигрывали.

Ярая злоба, казалось, пронизывала поведение этих людей. Издали они походили на членов монашеской лиги, которые в иные времена были готовы лишить жизни безбожников не столько для спасения их душ, сколько для торжества своих монархических идей.

Все это обусловило тот факт, что впоследствии Моррас назвал «сюрпризом провидения» приход к власти гитлеровского гауляйтера Петена.

Итак, активность развивали монархические группы, но не только они. Активно действовали также «Огненные кресты» — объединение бывших фронтовиков во главе с полковником де ла Роком.

В 1933 г . «Огненные кресты» начали вербовать в свои организации и молодых людей, которых они именовали «национальными волонтерами». Де ла Рок решил идейно вооружить своих приспешников и по примеру Гитлера с его «Майн кампф» написал книгу под названием «Общественная служба». Однако она оказалась настолько бессодержательной, что совершенно разочаровала последователей этого полковника.

Кроме «Аксьон франсез» и «Огненных крестов» в числе фашистских организаций были «Патриотическая молодежь» Теттенже, «Французская солидарность», финансируемая парфюмером Франсуа Коти, «Награжденные за отвагу» во главе с полковником Жоссом, «Ассоциация офицеров-фронтовиков» под руководством полковника Ферранди. Наконец, в несколько иной роли, в роли как бы резерва выступал «Национальный союз бывших фронтовиков», вовлекаемый в русло фашизма, зачастую без ведома рядовых членов этой организации, ее фашиствующими руководителями Жаном Гуа и Лебеком.

Вся эта компания рядилась в тогу борцов за моральную чистоту, рассчитывая использовать финансовые скандалы для нанесения смертельного удара по республиканским свободам.

 

6 февраля

После отставки Шотана новое правительство сформировал Эдуард Даладье. Стремясь упрочить позиции кабинета справа, он назначил военным министром реакционного депутата Жана Фабри.

Фабри входил в группу Тардье и поспешил уйти в отставку, как только эта группа раскритиковала правительство Даладье. Едва став премьером, Даладье начал реорганизацию административных и судебных органов. Жан Кьяпп, назначенный генеральным резидентом Франции в Марокко, был заменен на посту префекта парижской полиции г-ном Бонфуа-Сибуром — префектом департамента Сена и Уаза. Директор службы национальной безопасности г-н Томе был назначен администратором театра Ко-меди франсез, на должность, разумеется, мало для него подходящую. Что касается шурина Камилла Шотана г-на Прессара, причастного к афере Стависского, то он был назначен советником кассационного суда.

Кьяпп отказался от предложенного ему поста генерального резидента Франции в Марокко, предпочитая оставаться в Париже, вблизи полиции, на которую он оказывал бесспорное влияние. В знак солидарности с Кьяппом министр финансов Франсуа Пьетри подал в отставку. В результате Даладье пришлось пополнять состав правительства еще до того, как его кабинет был представлен Палате депутатов.

Фашистские деятели были убеждены, что близится их час. Они все чаще выступали с различными призывами и организовывали все новые и новые демонстрации. Парижская ратуша стала как бы штаб-квартирой фашизма. Реакционные депутаты Парижского муниципалитета разыгрывали здесь роль Топаза — учителя добродетели *.

* Топаз — герой одноименной пьесы М. Паньоля. Тип политического проходимца.— Прим. перев.

Префект департамента Сена Эдуар Ренар в знак солидарности с Кьяппом также подал в отставку, а реакционные депутаты Парижского муниципалитета опубликовали заявление, в котором выражался протест против смещения Кьяппа и говорилось, в частности: «Каким будет завтрашний день? В зависимости от вашего решения он будет днем освящения тирании, сектантства и безнравственности или днем торжества свободы и честности».

Одновременно в защиту Кьяппа, против республики выступили «Королевские молодчики», «Патриотическая молодежь», «Огненные кресты» и другие фашистские группировки.

В этой обстановке наша партия призвала коммунистов, трудящихся выйти на улицы, чтобы помешать демонстрациям мятежных групп. Уже 5 февраля в различных районах Парижа произошли многочисленные столкновения коммунистов и сочувствующих им с фашистами. Социалистическая партия тоже объявила мобилизацию своих членов, но предложила им оставаться в помещениях партийных организаций. Таким образом, социалисты рассчитывали, что правительство само даст отпор фашизму. Иной была наша точка зрения. Мы считали, что решающим фактором в борьбе с фашизмом являются действия масс.

6 февраля, когда правительство собиралось выступить с заявлением в Палате депутатов, правые грубо прервали Даладье.

Во время этих дебатов от имени Французской компартии выступил Морис Торез. Он подверг резкой критике Тардье — одного из организаторов фашистского движения.

«Морис Торез. Прежде всего я должен дать пояснение по поводу тех слов, которыми я охарактеризовал одного бывшего премьер-министра, когда заявил ему: «Вы — авантюрист и провокатор».

Андре Тардье. Я признаю за вами право говорить все, что вам заблагорассудится. Я посадил вас в тюрьму и снова сделаю это, как только мне представится такая возможность.

Морис Торез. Это и есть классовая борьба! Провокатор!

Вечером того дня, когда был убит президент республики, премьер-министр и министр внутренних дел Тардье опубликовал следующее сообщение:

«Убийца, который был задержан, принадлежит к коммунистической партии...»

Голос с правых скамей: «Да!»

Морис Торез. Вы осмеливаетесь говорить «да!». Негодяй!

Председатель. Я не могу вам позволить употреблять такие выражения и вынужден призвать вас к порядку.

Морис Торез. Я говорю так, как говорят пролетарии, и не собираюсь церемониться с этими людьми.

В вашем сообщении говорится:

«На брошюре, напечатанной по его приказу одним парижским типографом, стоит необольшевистская эмблема: внизу — две косы, а вверху — ель и череп.

Выступающие под этой эмблемой группировки действуют по указке III Интернационала, который часто использует их членов в качестве провокаторов».

В этом-то как раз и проявилась ваша провокация против Советского Союза, против пролетарского государства.

Разбирательство в суде присяжных показало, что убийца Гор-гулов был связан не с коммунистами, а с контрреволюционными, белогвардейскими группировками, организованными в Париже против Советского Союза.

Это вынужден был признать в суде присяжных даже заместитель прокурора. Поэтому я от имени пролетариев имею право выразить вам в лицо все свое презрение...»

Морис Торез сказал далее:

«...Мы полны решимости бороться за наши права даже в этой ассамблее, как пролетарии будут бороться за свои права по всей стране. Поэтому мы призываем всех пролетариев и наших братьев рабочих-социалистов выйти на улицы, чтобы разогнать фашистские банды, которые вы отказываетесь распустить...» И Морис Торез осудил «республику Устриков и Стависских, для которой типичен сговор парламентариев, министров, кавалеров ордена Почетного легиона, бывших послов и отставных генералов в административных советах мошенников».

Дебаты в Палате депутатов продолжались на вечернем заседании, а в это время по призыву фашистских организаций на площадь Согласия собирались демонстранты. Фашисты стремились создать впечатление, что под знаменем борьбы за моральную чистоту выступают массы бывших участников войны. Выдвигая их в какой-то степени на первый план, фашисты намеревались захватить Бурбонский дворец и создать новое правительство.

Партия призвала трудящихся организовывать контрдемонстрации. Республиканская ассоциация бывших фронтовиков, стремясь не предоставлять Национальному союзу бывших фронтовиков монополию на борьбу против коррупции, призвала бывших участников войны собраться на Елисейских полях под лозунгами: «Долой мошенников!», «Долой фашизм!» Второй лозунг должен был показать, что моральной чистоты можно добиться, не опираясь на фашизм, а, наоборот, борясь с ним.

В огромной массе народа на площади Согласия и в ее окрестностях значительное большинство составляли фашисты и обманутые ими люди, но здесь были и антифашисты, о чем свидетельствовали столкновения между манифестантами.

Часть ночи я вместе с тремя товарищами провел в поездках по Парижу. Я посещал партийные организации, проверял, насколько широко руководители районов (нынешних федераций) осуществили мобилизацию коммунистов и сочувствующих, которые проводили мощные контрдемонстрации в различных кварталах столицы. В какой-то момент я оказался на площади Мадлен и увидел шествие одетых в форму фашистов.

Наблюдая исступленные лица этих вооруженных людей, их победоносную походку, я вспомнил демонстрации гитлеровцев, которые мне довелось увидеть в Берлине. Если бы эти люди узнали меня, они тут же расправились бы со мной.

Положение было серьезным, ночью состоялось заседание руководства партии, и мне было поручено на следующее утро встретиться с активистами организации коммунистической молодежи, чтобы наметить вместе с ними меры по вовлечению молодежи в антифашистские действия.

После этого совещания, когда я собирался возвращаться в Париж, я был арестован полицейскими, которые отвели меня в комиссариат Иври, располагавшийся тогда в здании мэрии.

Я потребовал встречи с комиссаром полиции и заявил ему примерно следующее: «Всем нам угрожает фашизм, а вы, вместо того чтобы бороться с фашистами, арестовываете антифашиста. Я хочу знать, почему меня арестовали и кто отдал приказ об аресте».

Я предполагал, что Даладье и Фро, приказавшие стрелять в демонстрантов, находятся в состоянии растерянности, а так как от растерявшихся людей всегда можно ждать худшего, я хотел показать им лежащую на них ответственность.

Я хотел знать, кто отдал приказ о моем аресте. Присутствовавшие во время ареста товарищи, естественно, информировали о случившемся партию, которая через своих депутатов потребовала у правительства объяснений. В конечном счете через час я был освобожден.

Мой арест был одной из последних акций правительства Даладье. В 13 час. 30 мин. оно подало в отставку, и в разгар фашистского мятежа кабинет министров оказался вправе вести лишь текущие дела.

7 февраля печать проявила исключительную жесткость по отношению к правительству; в том же духе она выступала и 8 февраля, когда правительство уже ушло в отставку. К сожалению, «Юманите», находившаяся под контролем Марти, заняла сектантскую позицию и не учитывала необходимости создавать атмосферу взаимопонимания между коммунистами и социалистами.

Мы в руководстве партии сознавали, что по фашистам необходимо нанести сокрушительный удар, поскольку 6 февраля они все же кое-чего добились и можно было ожидать повторения их неудавшегося мятежа. Поэтому мы решили провести 9 февраля на площади Республики антифашистскую демонстрацию.

Принимая это решение, Политбюро стремилось организовать совместную антифашистскую борьбу социалистов и коммунистов, а также членов обеих ВКТ.

8 февраля Морис Торез выступил на собрании 1500 активистов парижских районов, которое одобрило решение Центрального Комитета организовать 9 февраля демонстрацию под знаком единого фронта. Морис Торез призвал трудящихся — коммунистов, социалистов, членов профсоюзов принять участие в этой демонстрации, отметив, что для общего спасения необходима общая борьба.

В тот момент, когда рабочий класс вел борьбу с фашистским наступлением и стояла задача организации отпора фашизму, Дорио решил, что теперь он может открыто выступить против руководства партии.

Он уже давно играл в Политбюро роль дезорганизатора, пытаясь противопоставить одних партийных работников другим и породить настроения пессимизма и отказа от борьбы.

Во время событий 6 февраля он добивался, чтобы наша партия шла на поводу у социалистической партии, а себя изображал человеком, способным сплотить антифашистские силы. Такая претензия не лишена была пикантности, если учесть, что этот жалкий субъект закончил свою карьеру в форме лейтенанта гитлеровского вермахта.

Перед демонстрацией 9 февраля Дорио явился к префекту полиции Бонфуа-Сибуру и сообщил ему, что вместе с группами из Сен-Дени будет находиться перед Восточным вокзалом.

Демонстрация должна была состояться на площади Республики, но, поскольку там были сконцентрированы значительные силы полиции, демонстрации проходили в соседних кварталах — около Восточного и Северного вокзалов, в предместье Тампль, на бульваре Вольтера, в Бельвиле и Менильмонтане.

Дорио хотел договориться с полицией, чтобы она знала о его местонахождении, и создать такую обстановку, при которой буржуазная печать отметила бы его личное участие в демонстрации. Вся эта рекламная шумиха должна была возвеличить Дорио, о чем я не преминул сказать ему прямо в лицо на одном из собраний в Сен-Дени в 1935 г ., когда моя кандидатура была выдвинута против его кандидатуры на муниципальных выборах.

Демонстрация 9 февраля, в которой участвовало 50 тыс. человек, проходила в трудных условиях. Правительство приказало стрелять по демонстрантам, и четверо из них были убиты. Но жертвы не были напрасными. В тот день фашисты убедились в решимости трудящихся оказать им самое энергичное противодействие. В то же время колеблющиеся антифашисты увидели боевую силу рабочего класса.

 

К единству действий

После отставки правительства Даладье президент республики поручил его предшественнику Гастону Думергу сформировать новый кабинет. Он был представлен в Елисейском дворце 9 февраля в 18 час. 30 мин., в связи с чем запрет, наложенный на демонстрацию 9 февраля, приписывался как старому, так и новому правительству.

В правительство Думерга, созданное под знаком «национальной консолидации», вошли 5 бывших премьер-министров: Тардье и Эррио, ставшие государственными министрами, Барту — министром иностранных дел, Сарро — министром внутренних дел и Ла-валь — министром колоний. Кроме того, членами правительства были Петен в качестве военного министра и неосоциалист Марке в качестве министра труда.

Демонстрация 9 февраля показала, что Французская коммунистическая партия — это сила в антифашистской борьбе, с которой нельзя не считаться. На следующий день после демонстрации, то есть 10 февраля, газета «Попюлер» опубликовала статью Леона Блюма, в которой говорилось: «Это была первая пролетарская демонстрация после фашистского путча, организованного во вторник».

Описывая демонстрацию 9 февраля, газета отмечала: «На протяжении всей демонстрации ее участники — рабочие проявляли замечательное мужество и энергию... и это продолжалось весь вечер и часть ночи в доброй четверти Парижа».

Демонстрация 9 февраля подготовила манифестацию 12 февраля, которая прошла под знаком единого фронта, ибо первое пролетарское выступление в огромной степени помогло трудящимся осознать необходимость единства в борьбе с фашизмом.

Мощную поддержку трудящихся встретила всеобщая забастовка, объявленная 12 февраля ВКТ и УВКТ. В Венсенском лесу и на площади Нации состоялась внушительная народная демонстрация.

Вот как г-н Эдуар Бонфу описывает эту демонстрацию в своей «Политической истории Третьей Республики»:

«Около 14 час. 15 мин. с пением «Интернационала» двинулась головная колонна демонстрации. Сначала шли плечом к плечу депутаты и руководители социалистической партии, среди кото-170

рых находились гг. Леон Блюм, Венсан Ориоль, Поль Фор. За ними сомкнутыми рядами двигались массы людей, скандируя: «Единство действий! Единство действий!» Затем следовали коммунисты во главе с гг. Марселем Кашеном и Дюкло. Люди пели «Интернационал», «Молодую гвардию», «Карманьолу», «Красное знамя», «Песню 17-го полка».

На площади Нации первым выступил г-н Леон Блюм. Он воскликнул: «Объединившись, мы собрались здесь, чтобы защищать республику. Ведь мы знаем, что только республика может позволить нам двигаться вперед!»

Затем выступили гг. Поль Фор, Марсель Кашен и Дюкло. Они провозгласили: «Единственным лозунгом должен быть лозунг борьбы против фашизма!»» В передовой статье номера «Кайе дю болыневисм» от 15 февраля я писал по поводу последних событий:

«Скандал Стависского, разразившийся в начале года, ускорил события. Этот скандал, вскрыл небывалую еще коррупцию всего политического режима страны, продажность судебных органов, правительства, полиции, депутатов и явился в глазах масс символом разложения режима, принесшего им бедствия. Стависский — заурядный мошенник, неоднократно судимый за уголовные преступления — имел связи в таких высоких сферах, что полиция, опасаясь его болтливости, решила убрать его, прибегнув к убийству. Правительство Шотана (по меньшей мере три его министра были замешаны в афере), министр юстиции Рейнальди, замешанный в другом скандале, предприняли все возможное, чтобы замять это дело и помешать выявлению виновных...»

Попытка мятежа 6 февраля означала, что, по мнению правых, созрели благоприятные условия для наступления на правительство и поддерживавшее его «левое» большинство. Под руководством Тардье (циничного политикана, замешанного в ряде самых грязных скандалов, последний из которых был связан с аферой Уст-рика) и Фландена (продажного адвоката, замешанного в афере авиапочтовой компании, незаконно присвоившей сотни миллионов франков), с помощью других разложившихся политиканов правые силы развернули в стране кампанию против правительства мошенников, требуя его немедленной отставки.

Помимо этого руководители правых привели в действие фашистские организации, которые уже давно были созданы в Париже и развивались под покровительством правительства, при исключительно благосклонном к ним отношении со стороны Кьяп-па — префекта полиции с 1927 г ., назначенного на этот пост министром внутренних дел правительства Пуанкаре радикалом Аль-бером Сарро. Кьяпп был связан с Горгуловым, покровительствовал испанским монархистам, покровительствовал Стависскому, в течение 40 лет являлся, по его собственному признанию, близким Другом мошенника Дюбарри — директора газеты «Волонте», одного из главных агентов Стависского. Полицию Парижа Кьяпп превратил в свою преторианскую гвардию, душой и телом ему преданную, и с неслыханной жестокостью использовал ее против коммунистов, тогда как фашистские демонстранты находились под его защитой.

24-часовая всеобщая забастовка 12 февраля, мощные демонстрации в Париже и провинции свидетельствовали о том, что широкие массы пришли в движение, и это движение должна была возглавить коммунистическая партия.

Создавшаяся обстановка побуждала буржуазию еще больше активизировать свою деятельность. Поэтому организация широкого массового движения стала одной из решающих задач.

Нужно было создавать на предприятиях новые и укреплять уже существующие комитеты единого фронта. Предприятия оставались слабым звеном движения, и здесь необходимо было значительно улучшить работу, чтобы усилить организованность масс и активизировать их борьбу.

Как никогда раньше, важно было создавать антифашистские комитеты и сплачивать трудящихся, которые вместе боролись 12 февраля, вместе участвовали в демонстрациях. Коммунисты, сознававшие эту необходимость, должны были находиться в авангарде борьбы, чтобы подготовить широкий национальный союз против фашизма и войны.

Рабочие вполне обоснованно стремились принять участие в активных действиях против фашизма, и эту неотложную потребность рабочего класса было совершенно необходимо удовлетворить путем организации массовых групп самозащиты. Здесь имели место импровизации, которые лишь подчеркивали важность систематизации и координации разрозненных усилий.

В своих выступлениях я призывал трудящихся к борьбе против фашистской идеологии, а также к созданию массовых групп самозащиты, призванных выполнить важную роль в организации активных действий против фашизма. Я писал:

«Возможно ли, например, при условии некоторой организованности изгнать фашистскую печать, ее распространителей из рабочих кварталов? Да, это возможно. Точно так же, путем массовых действий снизу, можно очистить стены домов в рабочих кварталах от всех фашистских плакатов. Совершенно очевидно, что в случае необходимости рабочий класс должен давать отпор любой фашистской вылазке, опираясь на свои группы самозащиты...»

По всей стране развертывалось исключительно мощное массовое антифашистское движение. Наша партия считала своим долгом содействовать осуществлению единого фронта, его укреплению и повышению его эффективности в борьбе против правительства Думерга.

Вскоре после своего прихода к власти это правительство учредило комиссию по расследованию событий 6 февраля, в результате чего афера Стависского была в какой-то степени предана забвению. Добившись быстрого принятия бюджета и получив чрезвычайные полномочия для «оздоровления» путем декретов финансового положения, правительство 16 марта потребовало от Палаты депутатов прервать свою работу до 15 мая.

За это время оно приняло ряд чрезвычайных декретов во исполнение директивы премьер-министра о снижении жизненного уровня, что, естественно, вызвало глубокое недовольство и многочисленные протесты.

Но, игнорируя мнение народа, правительство продолжало свою политику социального регресса, ущемляя интересы бывших участников войны, урезая пенсионные права железнодорожников и т. д.

Палата депутатов еще 15 марта приняла решение о создании комиссии по подготовке государственной реформы. Ее председателем был назначен Маршандо. Выводы комиссии предусматривали ограничение прав парламента в финансовых вопросах. Правительство стремилось бесконтрольно проводить свою политику дефляции, которая вела к снижению покупательной способности народных масс. Угрожая роспуском, оно заставляло Палату депутатов подчиняться своим требованиям.

Тем временем в стране развертывалось народное движение. 17 февраля 200 тыс. трудящихся отдали последние почести погибшим во время манифестации 9 февраля. Демонстрации фашистов повсюду наталкивались на мощные контрдемонстрации. Происходили столкновения, и с февраля по июнь в схватках с фашистами было убито 11 трудящихся.

Трудящиеся сознавали серьезность фашистской опасности. Ее в достаточной степени выявил мятеж 6 февраля. В общей борьбе против общего врага, которую вели антифашисты различных направлений, рассеивались взаимные предубеждения, разделявшие трудящихся — коммунистов и социалистов. В результате сложилась новая обстановка. А поскольку между трудящимися — коммунистами и социалистами установились новые отношения, перед нашей политикой единого фронта открылись новые перспективы.

Следовательно, в этом направлении необходимо было предпринять новые шаги. Поэтому наша партия предложила трудящимся-социалистам и Постоянной административной комиссии социалистической партии организовать общую кампанию в защиту Эрнста Тельмана и других антифашистов, попавших в руки нацистов.

20—23 мая 1934 г . в Тулузе состоялся съезд социалистической партии. Он проходил в напряженной социальной и политической обстановке. Главным вопросом на съезде был вопрос о единстве действий с коммунистической партией. Идею единого фронта поддержал на съезде Жиромский, тогда как Л. О. Фроссар утверждал, что первостепенное значение имеет парламентская форма борьбы, а не движение масс.

Что же касается Поля Фора, то он выступал и против мнения Жиромского и против точки зрения Фроссара, не поставив в конкретной форме вопроса о борьбе против фашизма. Это сделал Леон Блюм. Он призывал к созданию групп защиты, но не давал ответа на главный вопрос — вопрос о единстве действий. Предложенная Леоном Блюмом резолюция была принята подавляющим большинством голосов, но все злободневные вопросы еще ждали своего решения.

Общественность проявляла законное беспокойство, в связи с тем что правительство не торопилось наказывать зачинщиков мятежа 6 февраля.

Эта бездеятельность властей была тем более нетерпимой, что в различных районах страны фашистские группировки предпринимали наглые вылазки.

В ряде городов — Гренобле, Камбре, Денене, Валансьенне — между фашистами и антифашистами произошли столкновения. В борьбе против фашистских провокаций коммунисты и социалисты инстинктивно выступали единым фронтом, что должно было побудить социалистических руководителей пересмотреть те позиции, которые они заняли на своем последнем съезде.

11 июня делегация нашей партии встретилась с делегацией социалистической партии и вновь внесла предложения о совместных действиях.

На следующий день, 12 июня, Постоянная административная комиссия социалистической партии направила нашей партии следующее письмо:

«Постоянная административная комиссия социалистической партии СФИО с удовлетворением отмечает, что переговоры, начатые с коммунистической партией, являются шагом вперед к совместным действиям трудящихся, и заявляет о своей готовности продолжать эти переговоры. При этом она, разумеется, не выдвигает требования об отказе от права на критику доктрины каждой из двух партий, которая, впрочем, может осуществляться в корректных формах, но требует публичного и лояльного обязательства немедленно прекратить взаимные нападки и полемику оскорбительного или клеветнического характера как против соответствующих партий в целом, так и против их деятелей. В этом отношении она требует от представителей коммунистической партии тех же обязательств, которые ею уже взяты на себя.

От ответа на это предложение будут зависеть немедленное продолжение переговоров и практическая организация совместных демонстраций обеих организаций».

Это письмо означало, что позиции социалистической партии определенно изменились. 15 июня во время парламентских дебатов в Палате депутатов выступил Морис Торез. Он, в частности, заявил:

«...А теперь от имени Центрального Комитета нашей партии позволю себе обратиться к вам, социалисты, к компетентному руководству вашей партии и сказать вам следующее:

В эти дни мы с вами провели переговоры...

Такие переговоры происходят не столь часто, чтобы наши коллеги не знали существа дела.

Каждому понятно, чего бы я хотел. Я хочу, чтобы эти слова представителя коммунистической партии из стен Палаты депутатов дошли до рабочих, стремящихся к единству, к активной борьбе против буржуазии.

Итак, я обращаюсь к социалистической партии, говорю ей честно и открыто: «Вы хотите вместе с коммунистической партией бороться против буржуазии. Вы хотите вместе с коммунистической партией бороться против фашистской опасности. Вы хотите вместе с коммунистической партией бороться против угрозы войны. Мы согласны вести борьбу вместе с вами, социалистической партией, если вы готовы выступить против буржуазии. Ваши представители задали нам на этих переговорах только один вопрос. Они спросили нас: «Готовы ли вы отказаться от всякой полемики» и добавили: «оскорбительного или клеветнического характера?..»

Мы ответили: «Это зависит только от вашей решимости лояльно, совместными усилиями расширять борьбу против буржуазии...» »

Национальная конференция в Иври

Мы должны были учесть первые результаты в осуществлении единства действий, развивавшегося снизу по всей стране, и двигаться дальше, вперед по пути единства. Именно в этом духе проходила национальная конференция партии, состоявшаяся 23— 26 июня 1934 г . в Иври.

Как подчеркнул Морис Торез, анализируя положение, было бы неправильно считать, что фашистская опасность устранена. «Французская буржуазия,— отметил он,— частично достигла той цели, которая была поставлена перед участниками мятежа 6 февраля. Она создала свое правительство «национальной консолидации». Она призвала к власти «честного» Тардье — авантюриста и провокатора, заклейменного еще Жоресом...

Она призвала Лаваля, также являющегося воплощением «добродетели», ренегата рабочего движения, предвыборного маклера... покровителя бессовестных спекулянтов. Она призвала Фландена — министра и юрисконсульта филиалов авиапочтовой компании.

Она поставила во главе правительства Думерга, который подал пример буржуазным политиканам, получив после поста президента республики пост администратора компании Суэцкого канала с окладом в 300 тыс. франков в год.

Вопреки выраженной на выборах 1 и 8 мая 1932 г . воле народа, парламент и его правительство, состоящее из «честных людей», проводят политику беспощадного наступления против бедных слоев населения.

Своими апрельскими и майскими чрезвычайными декретами правительство «национальной консолидации» отнимает 4 млрд. у государственных служащих, бывших фронтовиков, пенсионеров, лиц, получающих помощь по социальному обеспечению, оно уже отняло 1 млрд. у железнодорожников.

Объявленная реформа налоговой системы уменьшит обложение доходов богачей. Одновременно она позволит увеличить на 400 млн. налоги, взимаемые с мелких торговцев и трудящихся...»

Продолжая анализировать положение во Франции, Морис Торез сказал:

«...Правительство Думерга — Тардье открыто организует, вооружает и поддерживает фашистские банды. Оно прямо содействует фашистским провокациям. Оно прямо помогает им в попытках вербовать бывших участников войны, недовольных крестьян, мелких лавочников, дезориентированных интеллигентов, студентов, лишенных будущего, и вообще все социальные элементы, которые могут создать фашизму массовую опору...»

В заключение работы конференции Морис Торез выдвинул два лозунга:

«Мы хотим во что бы то ни стало осуществить единство действий с рабочими-социалистами против фашизма.

Мы хотим во что бы то ни стало добиться профсоюзного единства в рядах единой ВКТ».

Отвечая на требование Постоянной административной комиссии социалистической партии о прекращении взаимной критики, а также на предложение социалистической федерации департамента Нор о заключении пакта о ненападении, Морис Торез от имени партии заявил:

«Мы уже говорили и снова повторяем: мы, коммунисты, готовы на время совместных действий отказаться от критики социалистической партии. Если мы организуем совместную борьбу против фашизма, против чрезвычайных декретов, против войны, то ни один из наших пропагандистов, ни один из наших редакторов в «Юманите» и в «Кайе дю большевисм», как и во всей нашей печати, не предпримет никаких нападок на организацию и руководителей социалистической партии, честно выполняющих соглашение, которое будет заключено с нашей партией.

Мы хотим во что бы то ни стало бороться. Мы хотим во что бы то ни стало добиться единства действий...»

Единый фронт ширился, уже было достигнуто соглашение между социалистической федерацией Сены и организацией компартии Парижского района. 2 июля в зале Бюлье состоялся митинг, на котором вместе со мною выступил Жиромский. Это собрание создавало прецедент, который должен был получить широкий резонанс по всей стране.

Митинг в Бюлье прошел с таким успехом, что из-за наплыва людей пришлось проводить второй митинг в зале Гюйгенс.

Успех этих митингов свидетельствовал об интересе масс к событиям в Германии, где за два дня до этого, 30 июня, произошли события, получившие название «ночи длинных ножей», когда, в частности, по приказу Гитлера было совершено убийство одного из его главных помощников — руководителя штурмовых отрядов гомосексуалиста Рема. Ремом нацистский фюрер решил пожертвовать для того, чтобы обеспечить себе поддержку армии, функции которой собирались присвоить штурмовики.

Впрочем, для симметрии был убит также бывший канцлер генерал фон Шлейхер. Создавалось впечатление, что гитлеризм переживает кризис. Это придавало еще большее значение антифашистской борьбе.

Дело двигалось вперед. Мы чувствовали, что под давлением масс единый фронт в конце концов станет реальностью. Однако в наших рядах находился дезорганизатор Дорио, который под прикрытием единого фронта добивался ликвидации нашей партии. Буржуазия объявила Дорио новатором, но на самом деле он все глубже увязал в болоте оппортунизма.

Хозяева Дорио явно рассчитывали на то, что он сможет содействовать широкой операции с целью растворения компартии в ходе совместной борьбы народных масс, которая под напором трудящихся становилась неизбежной. Однако мы стремились сохранить единство и сплоченность рядов партии как раз в интересах этой общей борьбы, в интересах дальнейшего движения вперед. Оно сделается еще более решительным, когда позади нас уже не будет такого человека, как Дорио, становившегося все более чуждым нашей партии, готового стрелять нам в спину.

Стремясь еще шире развернуть борьбу против партии, Дорио вступил в сговор с Барбе и Селором, первоначально принесшими повинную и признавшими весь тот вред, который они причинили партии, а затем снова выступившими против нас.

Кроме того, став мэром Сен-Дени и стремясь обеспечить себе здесь массовую поддержку, Дорио разжигал среди населения местнические шовинистические настроения, нашедшие выражение в лозунге: «Вперед, Сен-Дени!» В авантюру Дорио были вовлечены честные труженики Сен-Дени, обманутые демагогией этого субъекта, который превратил район Сен-Дени в орудие своей борьбы против партии. Но многие из них впоследствии осознали, что путь, на который они встали, может привести лишь в болото реакции.

1 апреля 1934 г . открылась конференция северопарижской партийной организации, в которую входила и парторганизация Сен-Дени. Конференция осудила позицию Дорио и остатков группы Барбе — Селора, ставших союзниками в антипартийной деятельности. Как показала национальная конференция партии, тактика Дорио с лозунгом «Вперед, Сен-Дени!» ставила своей целью оторвать часть рабочего класса от коммунистической партии и замедлить процесс сближения трудящихся — коммунистов и социалистов в ходе совместной антифашистской борьбы, что в конечном счете играло на руку фашизму. Поэтому Дорио был исключен из рядов партии, с которой у него уже не было ничего общего; его последующие дела наглядно это показали.

После того как Дорио был устранен с нашего пути, борьба за единый фронт получила новый размах, тем более что снизу, в массах непрерывно крепла воля к единству.

Пакт о единстве действий

В этой обстановке 15 июля на своем чрезвычайном заседании Национальный совет социалистической партии 3471 голосом против 366 решил принять предложение коммунистов о совместных действиях против фашизма и войны.

Теперь путь к заключению пакта о единстве действий был открыт, и этот пакт был подписан утром 27 июля 1934 г . в зале ресторана Бонвалле* на бульваре Тампль. Со стороны социалистов при этом присутствовали Ж. Б. Леба, Жиромский и Андре Блюмель, заменявший Леона Блюма. В делегацию коммунистической партии входили Морис Торез, я, а также Анри Мартель.

* Теперь это пристройка к бирже труда.

Подписанный нами пакт о единстве действий прежде всего подчеркивал, что социалистическая и коммунистическая партии полны решимости бороться против фашизма путем организации совместных действий трудящихся масс, направленных на достижение конкретных целей.

Каковы были эти цели? Мобилизация трудящегося населения на борьбу за разоружение и роспуск фашистских организаций; защита демократических свобод, пропорциональное представительство на выборах и роспуск Палаты депутатов; борьба против военных приготовлений; борьба против фашистского террора в Германии и Австрии, за освобождение коммуниста Тельмана, социалиста Карла Зейца и всех брошенных в тюрьмы антифашистов.

Определялись и средства для развертывания совместных действий: проведение общих митингов, организация демонстраций и контрдемонстраций, а также принятие мер для самозащиты рабочих собраний, демонстраций, организаций и их членов.

Было указано, что в ходе этих совместных действий каждая из партий будет на основе взаимности воздерживаться от нападок и критики в адрес органов и членов другой партии, лояльно участвующих в борьбе.

Обе партии обязались устранять в своих рядах недостатки и упущения в отношении предпринимаемых совместных действий.

Необходимо было, как я уже говорил, бороться против фашизма и против чрезвычайных декретов правительства Думерга. В этой связи наша партия напоминала, что в Германии дорогу гитлеризму проложили чрезвычайные декреты правительства социал-христианина Брюнинга.

Чрезвычайные декреты Думерга затронули государственных служащих, железнодорожников, сократив им под предлогом экономии зарплату и пособия. Они затронули бывших участников войны, уменьшив им на 3% пенсии. Они затронули крестьян, которых принудили платить 120 франков налога с центнера зерна, продаваемого по 70 франков. Они затронули безработных, оказывавшихся во все более тяжелых условиях и все более многочисленных.

Касаясь этих проблем в передовой статье номера «Кайе дю большевисм» от 15 августа 1934 г ., я писал:

«...Стратегический план буржуазии состоит в том, чтобы навязать трудящимся массам все эти драконовские меры, вызвав у них на манер Гитлера гнев против революционеров, против классовой борьбы, против коммунизма, якобы ответственного за все беды и несчастья.

Буржуазия беззастенчиво лжет, пытаясь оттолкнуть от коммунизма народные массы. Она стремится убедить людей в том, что ликвидация коммунистической партии приведет к улучшению их благосостояния, но у нас достаточно аргументов для того, чтобы доказать, что фашизм не может разрешить ни одной из стоящих проблем. Более того. Из-за своего монополистического и тоталитарного характера фашизм усугубляет вызванные кризисом трудности в тех странах, где он господствует...

Начиная с февральских дней, рабочий класс Франции нанес целый ряд поражений фашистским бандам. Если в первые месяцы после февраля инициатива в борьбе между фашистами и антифашистами принадлежала фашизму, то теперь положение несколько изменилось...»

Действительно, осуществление единства действий, которого мы добивались годами, вызвало прилив энтузиазма, игравшего важную роль в сплочении антифашистских сил.

У рабочего класса появились новые возможности для того, чтобы привлечь на свою сторону представителей средних слоев, помешать вовлечению их в авантюру. Поэтому коммунисты всеми средствами должны были крепить единство действий пролетариата и организовывать на этой основе совместную борьбу рабочего класса и средних слоев города и деревни.

Кроме того, подписание пакта о единстве действий создавало новую обстановку на случай какой-либо избирательной кампании. Действительно, объединение трудящихся в борьбе против фашизма нельзя было игнорировать во время кантональных выборов, когда требовалось нанести поражение фашистским кандидатам. По этому поводу я писал:

«В три избирательном округе, где в первом туре больше голосов получат коммунисты, трудящиеся-социалисты будут инстинктивно считать своим долгом блокироваться вокруг кандидата-коммуниста. Они будут считать необходимым, чтобы их кандидат публично снял свою кандидатуру в пользу коммуниста.

Равным образом, там, где социалист получит больше голосов, чем наш кандидат, мы должны предложить публично снять кандидатуру коммуниста в пользу социалиста на основе программы, соответствующей пакту о единстве действий.

Такую тактику мы предлагаем потому, что она ведет к мобилизации антифашистских сил. Мы уже предлагали социалистической партии, особенно в 1931 г ., взаимное снятие кандидатур во время выборов на основе конкретной программы. Тогда наши усилия, направленные на осуществление широкого единого фронта трудящихся — «класс против класса», встретили отрицательное отношение. С той поры его удалось преодолеть благодаря революционному давлению пролетариата.

Предлагая, таким образом, применить пакт о единстве действий даже на выборах, коммунисты демонстрируют свою решимость преградить путь фашизму с помощью единства действий. И здесь ничего не изменят жалкие уловки какого-то Дорио, который разглагольствует о «маневрах коммунистов» и под предлогом рабочего единства пытается посеять семена раздора среди трудящихся. Раскольники всегда пытаются использовать лозунг единства...»

В связи с кантональными выборами вставал и другой вопрос — вопрос о позиции в отношении кандидатов-радикалов. Реакция всеми силами стремилась удержать партию радикалов в рядах сторонников «национальной консолидации». Но это оказалось не столь легким, как могло показаться на первый взгляд. В самом деле, для многих радикалов было непонятно участие Эррио в правительстве, в которое входил и Тардье. Они были настроены против правительства и ожидали от своих руководителей борьбы в защиту демократических свобод от посягательств фашизма.

В этих условиях, когда партию радикалов раздирали глубокие противоречия и когда слышались протесты против правительства Думерга — Эррио — Тардье, целью нашей тактики должно было быть вовлечение массы радикалов в борьбу против «национальной консолидации» и фашизма.

Я писал в этом духе: «...если кандидат-радикал публично осудит правительство «национальной консолидации», чрезвычайные декреты, фашистские банды, мы можем поддержать на выборах его кандидатуру, чтобы, с одной стороны, нанести поражение фашистам, а с другой — помешать использованию фашизмом масс, идущих за партией радикалов, что могло бы произойти помимо их воли.

Таким образом, наша тактика на выборах не базируется на второстепенных соображениях или мелких предвыборных комбинациях; цель ее — поднять на классовой основе трудящиеся массы против фашизма и войны, воспрепятствовать объединению вражеских сил и провести широкую мобилизацию антифашистских сил для отражения натиска врага и подготовки условий нашей победы».

Добиваясь сплочения всех антифашистских сил, наша партия решительно выступала за единство действий, а также за профсоюзное единство, и в этом духе коммунисты действовали в рядах своих профсоюзных организаций.

К Народному фронту

Летом 1934 г., когда повсюду развивалось единство действий, на сцену выступили авторы всевозможных проектов, предусматривавших — по крайней мере внешне — такие перемены, которые лишили бы фашистские организации всякой надежды на успех. В различных кругах, в частности среди молодых радикалов, объявились сторонники так называемого «планизма», ставшего модным благодаря бельгийцу Анри де Ману, еще в декабре 1933 г . опубликовавшему свой «план». В то же время приверженцами «планизма» являлись и другие, довольно разнородные элементы, группировавшиеся вокруг Жюля Ромена. В их числе были члены ВКТ, социалистической партии, организаций «Огненные кресты» и «Молодые патриоты», что свидетельствовало об идейной неразберихе, царившей в некоторых кругах. Но все это не имело почти никакого значения в сравнении с уже достигнутым единством действий коммунистической и социалистической партий.

Перед вторым туром кантональных выборов, 9 октября 1934 г . в здании компартии на улице Лафайета, 120, состоялось заседание координационного комитета, созданного после подписания пакта о единстве действий. Я присутствовал на этом заседании вместе с Морисом Торезом и другими товарищами. Со стороны социалистов были, в частности, Леон Блюм и Ж. Б. Леба. Нам нужно было обсудить вопросы, связанные со вторым туром выборов. Во время нашего заседания во второй половине дня поступило известие о том, что в Марселе вместе с королем Югославии Александром убит министр иностранных дел Луи Барту.

Этот политический деятель, с которым я имел дело в бытность его министром юстиции и который тогда подверг меня преследованиям, очевидно, понял серьезность гитлеровской опасности. Он хотел укрепить союзнические отношения Франции со странами Центральной Европы и слыл человеком, который достаточно четко сознавал, что в борьбе с гитлеризмом необходимо пойти и на заключение союза с СССР. Это и отметил в беседе с нами Леон Блюм, очень опечаленный смертью Луи Барту, которая действительно была на руку гитлеровцам, тем более что на смену Барту пришел Лаваль.

Кантональные выборы свидетельствовали о сдвиге влево: компартия получила 18 новых мест, а социалистическая партия — 14. Радикалы же потеряли 21 место, поплатившись за свое участие в правительстве Думерга, непопулярность которого отразилась и на них.

Все это имело важное значение, ибо пакт о единстве действий между коммунистами и социалистами был для ФКП не последним, а первым этапом борьбы. Теперь, когда были заложены основы боевого единства рабочего класса, необходимо было расширять этот союз, вовлекать в него средние слои, чтобы добиться разгрома фашизма.

В партии радикалов существовали глубокие противоречия, и идея борьбы совместно с коммунистами и социалистами получала все большее распространение. В этой политической обстановке руководство компартии поручило мне вместе с Бенуа Фрашоном посетить Эдуарда Эррио, занимавшего пост государственного министра в правительстве Думерга.

Он принял нас в своем небольшом кабинете в министерстве торгового флота. В этот прекрасный осенний день он был без пиджака, курил свою трубку, а на столе перед ним лежали какие-то досье.

Мы стали говорить прежде всего о фашистской опасности, напомнив о событиях 6 февраля и различных фашистских демонстрациях, а затем перешли к политике правительства Думерга. Мы заявили, что, по нашему убеждению, она не может соответствовать чувствам самого Эррио. Это ему польстило.

Эдуард Эррио выслушал мое вступление, поддержанное Бенуа Фрашоном, который дополнил свою аргументацию воспоминаниями о Лионе (Эррио был мэром Лиона, а Фрашон раньше работал в этом городе секретарем партийной организации). Затем он заявил нам: «Как старого боевого коня, меня влекут к себе звуки боя» — и в довольно суровых выражениях начал говорить о правительстве Думерга.

Поскольку мы выразили удивление по поводу его столь скромного размещения в этом уголке министерства, Эррио объяснил нам, что для государственных министров не было предусмотрено никаких помещений и что он пользуется гостеприимством министра торгового флота — радикала.

Мы чувствовали, что правительство Думерга находится в тяжелом положении и что оно неминуемо падет, если из него выйдут министры-радикалы. Когда мы заговорили о существовавшей в партии радикалов оппозиции против политики Думерга, Эррио подверг критике проект государственной реформы, подготовленный его коллегой Тардье, также занимавшим пост государственного министра.

Эта реакционная реформа была направлена на усиление власти главы правительства и предоставляла ему право роспуска Палаты депутатов. Для государственных служащих она предусматривала такой статут, который лишал их свободы политических взглядов и профсоюзных прав, а у депутатов отнимала всякое право инициативы в финансовых вопросах.

О своих намерениях Эррио ничего конкретного нам не сказал, но он дал понять, что вскоре мы о нем услышим.

Действительно, партия радикалов привлекала к себе внимание политических наблюдателей, так как 25 — 27 октября 1934 г . в Нанте должен был состояться ее съезд.

Для нашей партии было чрезвычайно важно изложить накануне этого съезда свои взгляды относительно союза рабочего класса и средних слоев в борьбе против фашизма.

В этой обстановке Морис Торез поехал в Нант и выступил здесь с речью 24 октября, то есть в самый канун съезда радикалов. От имени Центрального Комитета Французской коммунистической партии Морис Торез выдвинул предложение об объединении сил и создании Народного фронта борьбы за хлеб, за свободу и мир. Нам пришлось разоблачать попытки определенных органов пропаганды представить дело так, будто речь идет о политическом выборе исключительно между фашизмом и коммунизмом. На эту пропаганду мы отвечали, что в действительности выбор должен быть сделан между фашизмом и демократией.

Эта позиция Французской коммунистической партии, проявившей в данном случае творческую инициативу, не совсем соответствовала взглядам некоторых руководителей Коминтерна, которые в то время выступали в основном за единство действий коммунистов и социалистов.

Один из руководителей Коминтерна, находившийся проездом в Париже*, говорил Морису Торезу о желательности отказа от предложения о создании Народного фронта, с которым тот должен был выступить в Нанте.

* Это был Эрколи (Пальмиро Тольятти).

Доводы, приводимые от имени Коминтерна, имели, конечно, свои основания. Но наша партия была убеждена в правильности политической линии, которую она выработала для мобилизации широких масс против фашизма, и речь в Нанте была произнесена, как и предполагалось.

На съезде радикалов политика правительства подверглась суровой критике. Критиковали ее и в Сенате. И, разумеется, в известной степени эта критика затрагивала Эдуарда Эррио, так как он был министром.

Однако Эррио проявил солидарность с правительством и отстаивал «политику перемирия», во исполнение которой он вошел в состав кабинета. Эррио заявил: «Я пойду как можно дальше, пока не сочту, что выполнил свой долг».

Этот момент наступил довольно скоро. Эдуард Эррио и другие министры-радикалы выступили в Совете министров против государственной реформы. Их отставка повлекла за собой падение правительства Думерга (8 ноября 1934 г .). На смену ему пришел кабинет Фландена. Эррио вошел в состав нового правительства, ибо «политика перемирия» продолжалась.

Съезд партии радикалов не ответил на предложение коммунистической партии: на съезде не ставилась на голосование какая-либо резолюция одобрения Народного фронта. Но эта идея принесла свои результаты, как показали последующие события.

На пленуме Центрального Комитета, состоявшемся 1 — 2 ноября 1934 г ., Морис Торез развил идею Народного фронта. Речь шла о том, чтобы расширить уже существующий союз коммунистической и социалистической партий, которые обе выступали от имени рабочего класса, и вовлечь в этот союз крестьянство и средние слои города, которые в значительной степени представляла тогда партия радикалов. Прежде чем перейти к рассмотрению результатов недавних кантональных выборов, Морис Торез заявил:

«...Избирательная кампания и результаты кантональных выборов позволяют достаточно полно судить о нашей работе. В предвыборном манифесте партии самое большое место отводилось экономическим требованиям. Во всех наших пропагандистских материалах, плакатах и листовках неотложные требования трудящихся масс излагались решительно, ясно, в оригинальной и привлекательной форме. Поэтому они встретили широкий отклик. Печать развернула против нас яростную кампанию. Она обвиняла нас в демагогии, выражая наигранное удивление по поводу нашего «внезапного» интереса к «мелким торговцам», «мелким крестьянам», «мелким ремесленникам». Вы знаете, что в ответ на эту кампанию мы выдвинули финансовую программу нашей партии и выступили в защиту «среднего француза». Мы услышали затем речь г-на Думерга, который фактически популяризировал нашу программу прогрессивного обложения крупных капиталов и дополнительных налогов на доходы, превышающие 50 тыс. франков. Тогда мы опубликовали «Ответ Думергу», имевший небывалый успех, потому что он в очень популярной форме ставил самые острые вопросы текущего момента, убедительно отвечал на проблемы, волнующие трудящихся и средние слои, показывал широким массам нашу партию такой, какой они не всегда ее видели.

Прежде чем перейти к рассмотрению результатов кантональных выборов, я позволю себе еще раз отметить заслуги Жака Дюкло. Он был главным организатором нашей предвыборной кампании, и ему мы обязаны нашим успехом».

Но Центральный Комитет не мог довольствоваться уже достигнутыми результатами. Заключение пакта о единстве действий между социалистической и коммунистической партиями являлось важным фактором сплочения рабочего класса. И нужно было идти дальше.

Необходимо было не только развивать дальше единство действий рабочего класса и бороться за достижение профсоюзного единства, но и добиваться осуществления союза рабочего класса и средних слоев в борьбе против фашизма. Необходимо было превратить Народный фронт в живую реальность.

В номере «Кайе дю большевисм» от 1 ноября 1934 г . я опубликовал передовую статью о Народном фронте, в которой писал:

«Программа экономических требований нашей партии, предлагаемые нами способы преодоления кризиса, наши действия в поддержку ближайших требований, наша решительная защита демократических свобод, наша борьба против кровавого и реакционного фашизма — все это вызвало большую симпатию и доверие к нашей партии.

Все, кто не мог оставаться равнодушным к трагическим последствиям господства фашизма в других странах, увидели, что коммунистическая партия — это сила, необходимая для осуществления широкого объединения всех борцов против фашистского варварства.

Вопреки злонамеренной лжи Думерга многочисленные рабочие, крестьяне и представители средних слоев Франции обратили свои взоры к коммунистической партии, партии, убежденной в неизбежном торжестве своего дела, в своей исторической правоте, без колебаний борющейся вместе со всеми, кто хочет помешать торжеству фашизма, хотя и не разделяет ее взглядов на конечные цели».

Эти выводы основывались на результатах кантональных выборов, во время которых многие кандидаты — в силу личных убеждений или под влиянием народного движения — более или менее категорично высказались против «национальной консолидации», против правительства Думерга — Тардье.

Разумеется, в официальных данных избирателей, голосовавших за радикалов, можно было причислить к приверженцам «национальной консолидации». Но факт остается фактом: по всей стране тысячи, сотни тысяч сторонников радикалов отреклись от «национальной консолидации».

Это объясняло позицию ряда организаций и федераций партии радикалов, которые после выборов, перед нантским съездом осудили «национальную консолидацию».

Кроме того, парламентарии-радикалы не поддержали ни в Палате депутатов, ни в Сенате проекты Думерга, предусматривавшие реформу конституции в плане усиления личной власти. Радикалы были обеспокоены этими попытками своего старого противника Тардье осуществить с помощью посредника диктаторские планы.

План реформы Тардье, представленный Думергом, предусматривал также предоставление правительству права, в силу которого оно могло с помощью декрета продлевать на новый срок бюджет; для бывших участников войны и государственных служащих это означало бы сохранение мер, ущемлявших их интересы.

Кто же должен был войти в Народный фронт?

Я учитывал это положение при определении сил, которые должны были войти в Народный фронт:

«Коммунистическая партия полностью сознает серьезность положения. Она знает также, что для победы народа существуют огромные возможности.

Наша партия нанесла первые поражения фашизму во Франции, когда предложила социалистической партии осуществить единство действий, когда благодаря своему упорству преодолела препятствия, когда благодаря своей прозорливости добилась роста сил рабочего класса, сплотившегося в борьбе. Нельзя забывать и то, что первый натиск фашизма был отбит благодаря демонстрации 9 февраля, которая страницей немеркнущей славы войдет в историю коммунистической партии...

Но если рабочие — социалисты и коммунисты, объединившиеся для борьбы, останутся разделенными в профсоюзном движении, не приведет ли это к явному снижению их боеспособности, чем не может не воспользоваться буржуазия?

Неудивительно, что пролетарии во весь голос провозглашают лозунг профсоюзного единства и что он становится как бы лейтмотивом для рабочих — социалистов и коммунистов. Во имя своего будущего они объединенными усилиями в конечном счете сметут те барьеры, которыми кое-кто хотел бы по-прежнему разделять рабочих, в равной степени эксплуатируемых алчными хозяевами.

Поэтому, добиваясь создания широкого Народного фронта, наша партия считает, что в него должны войти и профсоюзные организации.

Их участие значительно увеличило бы влияние и силу пролетариата. В решающие моменты, когда необходимо вести борьбу, оно позволило бы избежать пагубных последствий продолжающегося раскола, который в Испании привел недавно к тому, что анархисты не поддержали всеобщей забастовки.

Народный фронт открыт также для сторонников партии радикалов и даже для ее организаций, которые не хотят смириться с губительными результатами политики «национальной консолидации». Он открыт для всех рабочих и крестьянских организаций, для всех категорий трудящихся...»

Действительно, в Народный фронт должны были бы войти все, кто хотел обеспечить кусок хлеба рабочему, защитить землю крестьянина и избавить его от угрозы конфискации имущества, от пагубных последствий кризиса; в него должны были бы войти желавшие избежать разорения мелкие торговцы, чьи интересы также были ущемлены кризисом; все, кто не хотел мириться с преступлениями фашистских банд и добивался их роспуска; все, кто хотел обеспечить защиту демократических свобод; все, кто не хотел допустить ограбления бывших фронтовиков и жертв войны; все, кто выступал против войны, опасность которой нарастала по мере усиления фашизма; все, кто хотел противопоставить реакции союз всех сил народа.

Такова была политика нашей коммунистической партии, политика реалистическая, отвечающая интересам трудящихся.

Мы протягивали руку всем, кто не хотел установления фашизма, кто не хотел реакционной политики. Мы предлагали средним слоям честный союз с рабочим классом. Мы всем указывали путь к избавлению от фашистской опасности.

Поэтому, отметив, что по всей стране коммунисты выступают с призывом к сплочению сил в борьбе против врагов народа, я писал:

«...Повсюду в городах и деревнях нужно создавать Народный фронт борьбы за свободу, за труд и хлеб. И фашизм не пройдет!»

От Думерга до Фландена

Правительство Думерга пало 8 ноября, когда радикалы убедились, что силы реакции и фашизма использовали лозунг «перемирия и умиротворения» для продолжения своей раскольнической деятельности в стране, пытаясь противопоставить средние слои рабочему классу и сохранить разобщенность в рядах самого рабочего класса.

Большинство радикалов было удовлетворено тем, что министры от их партии ушли в отставку и свалили кабинет Думерга — Тардье. Кроме того, нантский съезд радикалов еще раньше высказался против мятежников. Это было тем более важно, что в последний период вооруженные банды развивали бешеную активность, действуя с безграничной наглостью.

Еще до нантского съезда ряд федераций партии радикалов выступил за роспуск фашистских лиг. Это были федерации в департаментах Приморские Альпы, Ардеш, Кальвадос, Приморская Ша-ранта, Кот-д'Ор, Дордонь, Эро, Эндр, Эндр и Луара, Нор, Приморская Сена, Тарн и Гаронна, Вогезы, Верхняя Сона.

Правда, некоторые из этих федераций включили в свои резолюции оговорки и даже нападки на единый фронт социалистов и коммунистов. Но, несмотря на это, несмотря на лживый лозунг «перемирия», невозможно было скрыть или смазать опасность со стороны фашистских лиг. Нантский съезд потребовал разоружения мятежников и было ясно, кто они с точки зрения радикалов. В самом деле, депутаты-радикалы Пьер Кот, Жан Пио и Андре Лиоте фигурировали среди ораторов, выступавших на митинге бывших фронтовиков-пацифистов, потребовавшем роспуска организации «Огненные кресты».

Однако после падения Думерга радикалы вошли в кабинет Фландена, и министерство внутренних дел оказалось в руках члена партии радикалов Марселя Ренье. Встал вопрос: что же станет с проектами Думерга? Ведь представители крупного капитала ни в коей мере не отказались от своих планов: они по-прежнему стремились заткнуть рот рабочему классу и фашизировать государство. Эти планы они хотели осуществить для того, чтобы создать более благоприятные условия для проведения своей политики нищеты и усиленной эксплуатации трудящихся, намереваясь в случае необходимости применить и другие методы. Проблема пересмотра конституции могла быть отодвинута на второй план, чтобы реакции легче было провести в жизнь другие, столь же опасные проекты. Она, очевидно, хотела вновь использовать лозунг «перемирия» для прикрытия политики фашизации. Было бы опасно, если бы народные массы Франции проявили чрезмерное спокойствие, впали в спячку, считая, что с падением Думерга устранена всякая угроза.

Часть партии радикалов высказывалась за отмену чрезвычайных декретов и проведение политики, предусматривающей оказание помощи крестьянам и мелким торговцам, защиту интересов бывших участников войны. Она признавала желательным выработку программы, в силу которой тяжелые последствия кризиса легли бы на плечи не только трудящегося населения, но и крупных капиталистов, всячески добивавшихся установления фашизма.

А пример гитлеровской Германии показывал, что фашизм несет нищету и угнетение не только рабочему классу, но и всему трудящемуся населению.

Вопреки трудностям, коммунистическая партия была намерена использовать все средства, чтобы объединить рабочие массы в рядах единой ВКТ, чтобы осуществить профсоюзное единство, являющееся необходимым оружием для победы рабочего класса, чтобы помешать правительству провести в жизнь планы, прокладывавшие путь фашизму. Это предполагало, что вместе с трудящимися — социалистами и коммунистами в единый союз сплотятся члены профсоюзов всех направлений, радикалы, у которых для защиты демократических свобод и своего права на жизнь было только одно средство — вступить в ряды Народного фронта.

Единство действий помешало участникам февральского мятежа одержать победу; объединенными выступлениями рабочий класс нанес фашистским бандам тяжелые поражения; единство действий уже позволило привлечь на сторону рабочего класса значительное число трудящихся крестьян и многих представителей средних слоев.

Реакция это знала. Поэтому она снова пустила в ход оружие клеветы, которую извечные враги рабочего класса распространяли против единого фронта социалистов и коммунистов. Она снова использовала призрак «человека с ножом в зубах» и не брезговала никакими средствами, пытаясь запугать значительную часть трудящегося населения и рассчитывая на то, что из страха перед освободительной борьбой рабочего класса она бросится в объятия фашизма.

Многие представители городского и сельского населения, не желавшие установления фашизма, не понимали еще необходимости освободительной борьбы пролетариата. Поэтому фашизм стремился использовать эти колеблющиеся и обеспокоенные массы, чтобы установить во Франции режим диктатуры и обречь трудящихся на еще более страшную нищету. От нее не были бы избавлены даже те, кто послужил бы орудием в руках вдохновителей фашизма.

Фашизм мог достичь своих целей, только прибегая к политике двурушничества и обмана в отношении как рабочего класса, так и средних слоев. И напротив, когда революционный пролетариат предлагал средним слоям заключить союз, он ясно им показывал, что в этом нет никакого специального расчета или политической комбинации.

Средние слои могли успешно защищаться от посягательств капитализма, только опираясь на борьбу рабочего класса, чьи интересы диаметрально противоположны интересам капитала. Рабочий класс, сознающий, что его конечная цель состоит в замене капиталистического строя социалистическим, в данный период должен был прежде всего сплотить всех противников фашизма — и тех, кто был готов идти к социализму, и тех, кто собирался остановиться по дороге.

Наша партия развивала эти идеи, подчеркивая необходимость борьбы за конкретные цели, способные увлечь широкие народные массы. Путем такой борьбы можно было заставить отступить капитализм, пытавшийся установить фашизм в период, когда последствия кризиса могли привести к распространению среди трудящихся настроений отчаяния. Таким образом, чтобы помешать виновникам нищеты рабочего класса воспользоваться их собственными преступлениями, необходимо было организовать защиту повседневных, пусть даже минимальных, интересов рабочих, безработных, трудящихся крестьян, мелких торговцев, рабочих-иммигрантов, женщин, молодежи.

С этой целью коммунистическая партия предложила Национальному совету социалистической партии программу борьбы в поддержку конкретных требований, в защиту демократических свобод и против войны.

Рассказывая об этой упорно проводимой нашей партией политике в передовой статье последнего номера «Кайе дю большевисм» за 1934 г . (от 15 декабря), озаглавленной «Народный фронт должен сокрушить фашизм», я призывал к объединению широких масс в рядах Народного фронта. Я писал:

«...Главное сегодня — это организовать борьбу против фашизма, против правительства Фландена, которое узаконивает чрезвычайные декреты, которое под предлогом введения «кодекса чести» хочет установить специальный статут для государственных служащих, которое хочет посягнуть на право демонстраций и противодействовать удовлетворению требований различных категорий трудящихся.

Мы, коммунисты, стремимся к этому и надеемся, что социалисты и коммунисты будут бороться под взаимно приемлемыми лозунгами, чтобы создать в стране широкий Народный фронт борьбы за хлеб, за свободу и мир, в который войдут все, кто хочет защитить свои интересы и преградить путь фашизму.

Народный фронт должен сокрушить фашизм, сплотив широкие массы трудящихся, и коммунисты готовы идти вперед рука об руку вместе со всеми, кто хочет бороться против фашизма...»

Таким образом, в 1934 г. было достигнуто единство действий коммунистов и социалистов против фашистской опасности, проявившейся 6 февраля. А в конце года появилась перспектива еще более широкого сплочения антифашистских масс. Была выдвинута идея Народного фронта. Она должна была вскоре воплотиться в жизнь.


Примечание. Том второй воспоминаний Ж.Дюкло "СОЛНЕЧНЫЕ ДНИ НАРОДНОГО ФРОНТА 1935-1939 гг." будут размещены в этом же разделе несколько позже..