ЗА ЧТО БОРОЛИСЬ? ЧЕГО ДОБИЛИСЬ?

Вообще-то, похоже, что и ничего не добились, правда?

Собирали подписи, подавали петиции в парламент, там их не рассматривали. А если рассматривали, то отвергали

Проводили митинги, их арестовывали, лидеров - в тюрьму или в ссылку в колонии.

пустое дело?

Однако сами англичане (во всяком случае многие) считают иначе.

На сайте Би-Би-Си (Британская радиовещательная корпорация) в заметке о чартизме говорится следующее:

Народная хартия не была принята в 1840-ых. В ближайшей перспективе чартизм потерпел неудачу, но это было движение, основанное на оптимизме, который был в конечном счете оправдан. Это было мощное утверждение прав рабочих, создающих в них долгосрочную уверенность в себе и самоуверенность. В течение столетия после конца движения большинство требований чартистов вошло в законы и, несомненно, стремление чартистов добиваться демократического участия и защита прав граждан остаются очень уместными сегодня.

Большинство авторов упоминают о трех чартистских петициях - однако на самом деле их было шесть.

Первая петиция

В 1836 году было создано Промышленный переворот совершенно преобразил Англию. Опередив все другие страны, Англия превратилась в первоклассную промышленную страну с огромными фабричными городами, с мощной промышленностью, оборудованной сложными машинами и построенной по последнему слову техники.

Но самым важным детищем промышленного переворота (по словам Энгельса) являлся пролетариат .

Впервые в мировой истории пролетариат Англии выступил как класс, осознавший свои собственные интересы, как самостоятельная политическая сила. В Англии возникло и первое массовое самостоятельное движение современного пролетариата, организованное в масштабах целой страны. Это замечательное движение свыше десяти лет (с конца 30-х и до начала 50-х годов XIX столетия), потрясавшее Англию, известно под именем чартизма

I. ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ АНГЛИИ
В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА

Успехи промышленного капитализма в первой половине ХХ века.

 

Промышленная революция, начавшаяся в конце ХVIII века открывает полосу бурного экономического развития Англии. В течение первой половины XIX века промышленный капитализм достиг огромных успехов. Об этом свидетельствует мощный рост почти всех отраслей промышленности и в частности рост хлопчатобумажной промышленности, которая первая перешла на рельсы конного капиталистического производства. В 1819-1821 гг. было переработано хлопка 120 млн. фунтов, а в 1848-г. — 588 млн. фунтов. В связи с бурным ростом шерстяной промышленности ввоз шерсти с 16,6 тыс. фунтов в 1821 г . увеличился до 79,8 тыс. фунтов в 1849 г . За 25 лет, с 1821 г . до 1846 г . производство чугуна увеличилось почти в 5 раз (с 442 тыс. т.до 2 093 тыс.).

Новые усовершенствования увеличили производительность машин. Так одно веретено в начале 20-х годов производило в год 15,2 фунта пряжи, а к середине 40-х годов — уже 26,8 фунта . Особенно крупные изменения и усовершенствования произошли в ткацком производстве. Средняя производительность ткацкого станка с 33 фунтов в год в 1819—1821 гг., когда еще преобладало ручное ткачество, выросла к 1844—1846 гг. до 1 234 фунтов .

Вместе с ростом крупной промышленности увеличивается внешняя торговля. С 35 млн. ф. ст. во втором десятилетии общий вывоз за границу вырос к середине 50-х годов до 131,5 млн. ф. ст.

Усиленно развивалось железобетонное строительство. Новые каналы соединяют одни части, страны с другими: общее протяжение каналов к началу 40-х годов достигало 200 миль . Значительно выросло строительство верфе.8 .и пароходов. Первый пароход был изобретен американцем Фультоном в 1805 г ., а в середине 40-х годов в Англии уже было достроено 600 пароходов.

Рост крупного машинного производства сопровождался вытеснением мелких производителей. Кустари и ремесленники, употреблявшие примитивную ручную технику, не в состоянии были конкурировать о машиной. Они гибли как самостоятельные производители, разорялись, пополняя ряды фабричного пролетариата. Ручное бумагопрядение к 20-м годам было совершенно вытеснено. Ручное ткачество вытеснялось медленнее, но улучшения в конструкции механических ткацких станков, произведенные в 30-х годах, и здесь привели к вытеснению ручного труда. В 40-х годах на 60 тыс. ручных ткачей уже было 150 тыс. ткачей на механических станках.

Промышленная буржуазия укрепляла свою экономическую мощь ценою величайших страданий и нищеты трудящихся.

Процесс вытеснения мелкого производства — фабрикой, ручного труда — машиной заканчивается в основных отраслях промышленности к середине 40-х годов XIX в. решающей победой крупной фабрики над мелким производством.

Капитализм усиленно продолжает развиваться в сельском хозяйстве. Растянувшийся на целые столетия процесс огораживания окончательно завершается сравнительно быстрыми темпами в первой половине XIX в- В течение 1801—1831 гг. было огорожено свыше 3 1/2 млн. акров, т. е. почти столько же, сколько в XVIII в. Огромные массы крестьян были экспроприированы с неменьшей жестокостью, чем прежде.

В результате промышленного переворота и всех дальнейших успехов, достигнутых капитализмом в первой половине XIX в., Англия совершенно преобразилась.

«Лет шестьдесят или восемьдесят тому назад, — писал в 1844 г. Энгельс об Англии, — это была страна, как другие страны, с небольшими городами, незначительной и мало развитой промышленностью и с редким, преимущественно земледельческим населением. Теперь это страна, не знающая себе равной, со столицей, насчитывающей два с половиной миллиона жителей, с колоссальными фабричными городами, с промышленностью, снабжающей своими изделиями весь мир и производящей почти все при помощи самых сложных машин; трудолюбивое, интеллигентное и густое население, две трети которого заняты в промышленности, состоит теперь из совершенно других классов, — мало того, является совершенно другой нацией, с другими нравами, другими потребностями» (Энгельс, Положение рабочего класса в Англии)

Огромные победы, достигнутые промышленным капитализмом в Англии, отнюдь не являлись результатом ее «плавного» экономического развития.

С возникновением промышленного капитализма начались экономические кризисы, повторяющиеся через определенные промежутки времени. Начиная с 1825 г . общие промышленные кризисы становятся периодическими. Они действовали с необычайно разрушительной силой: они обрекали на гибель мелких производителей и ложились всей своей тяжестью на рабочие в трудящиеся массы.

 

II. КЛАССОВАЯ БОРЬБА В АНГЛИИ
В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX в.

Политический строй

Разоряемые машиной мелкие производители, кустари, ремесленники, ткачи, прядильщики, вязальщики, стригали и т. д. пополняли ряды промышленного пролетариата. Мощный приток в города шел и из деревни, где огромные массы населения экспроприировались и превращались в пауперов. Ограбленные в результате огораживаний, завершившихся в первой половине XIX в., крестьяне устремлялись в города на фабрики. Победа машинного производства несла гибель тысячам и десяткам тысяч деревенских кустарей, ремесленников. Гибли и «выталкивались» из деревни так называемые рабочие домашней промышленности, рабочие децентрализованных мануфактур, широко распространенных именно в сельских местностях. Голод, нищета, разорение толкали все эти слои в ряды фабричного пролетариата, численно колоссально выросшего в первые десятилетия XIX в.

В то время как на одном полюсе росли нищета, разорение, голод, на другом полюсе происходило накопление несметных богатств, созданных потом и кровью миллионов трудящихся. Экономическая мощь и роль промышленной буржуазии чрезвычайно выросли. Между тем политическая власть находилась в руках земельной и денежной аристократии.

Земельная аристократия в Англии приспособилась к капиталистическому развитию. Земельная знать большей частью сдавала свою землю в аренду капиталистам. Лендлорды сосредоточили в своих руках не только земельные, но и огромные денежные богатства. Цепко держа в своих руках власть, они добились законов, устанавливавших высокие цены на хлеб.

Приспособившиеся к капиталистическому развитию лендлорды нередко сами организовывали на своих землях капиталистическое хозяйство. Вместе с тем они часто являлись инициаторами и организаторами разного рода торговых и колониальных компаний. Опираясь на государственную власть они добивались для этих компаний монопольного права торговли с целыми странами. Участие в этих компаниях приносило баснословные барыши.

Интересы земельной и денежной аристократии так тесно переплелись, что лендлорды выступали в защиту интересов денежной знати (разного рода торговых компаний, банкиров, биржевых спекулянтов и т. д.) не менее рьяно, чем она сама. Сплетение интересов земельной и денежной аристократии шло и по другой линии. Представители денежной знати, скупая земли родовитых семей крупных землевладельцев, становились в ряды земельной аристократии, получая тем самым доступ к власти.

По своему политическому устройству Англия была парламентарной монархией. Власть короля была ограничена. Парламент мог принять или изменить любой закон и даже конституцию.

Английский парламент, предмет зависти передовых буржуа соседней Франции, пользовался незаслуженной славой демократического учреждения. Фактически же в нем были представлены только крупные земельные собственники и верхушка денежной знати, колониальных грабителей (набобов, как их тогда называли).

Английский парламент распадался на две палаты: верхнюю, или палату лордов, большинство членов которой назначалось королем из среды родовой земельной знати и высшего духовенства, и палату общин, куда избирались представители городов (списки городов утверждались королем), графств (округов), местечек и университетов.

Несмотря на рост крупных промышленных городов, насчитывавших десятки и сотни тысяч жителей, они или вовсе не пользовались правом выборов или посылали совершенно незначительное количество представителей в парламент. В это же время когда-то густо населенные, а теперь запустевшие поселки — «гнилые местечки», как их тогда называли, — насчитывавшие нередко два-три двора, пользовались правом выборов и нередко посылали такое же, а иногда и большее количество представителей, чем крупные промышленные города, насчитывавшие десятки и сотни тысяч жителей.

Совершенно очевидно, что такое местечко, все население которого находилось в полной зависимости от того или другого земельного магната, на земле которого оно находилось, посылало в парламент или самого этого магната или человека ему угодного.

Бывали случаи, когда местечко вовсе исчезало с лица земли (например, было затоплено морем), и все-таки за двумя-тремя жителями ближайшей прибрежной полосы сохранялось право посылать своего депутата в парламент, которое они и осуществляли, выехав на лодке в море на то место, где прежде, находилось затонувшее поселение.

В результате этого у каждого крупного земельного собственника в парламенте имелась небольшая кучка его подручных депутатов. Так лорд Лондоуэл посылал в парламент 9 депутатов, лорд Дорлингтон — 7, а лорд Норфольк — 11.

В старых торговых городах избирательные права принадлежали только верхушке денежной аристократии. Поэтому в этих городах число избирателей было ничтожно: в Эдинбурге их было 33, в Сольсбери — 56 и т. д. Был случай, когда в одном шотландском городе на выборы явился всего один избиратель, который, избрав себя в председатели предвыборного собрания, произнес предвыборную речь, сам себя наметил в кандидаты и сам себя набрал депутатом...

При этих условиях личные связи и продажность играли огромную роль. Установилась даже такса выборов: так в Йорке, для тога чтобы быть выбранным в депутаты, надо было затратить 150 тыс. ф. ст.

В местном самоуправлении графства равно как и в судах, господствовали те же самые классы. Большинство населения Англии было бесправным и находилось в полной власти господствующего класса.

Вместе с земельной аристократией «...банк, национальные кредиторы и биржевые спекулянты, одним словом торговцы деньгами... под пестрым покровом избирательной монополии... властвовали над Англией» (Маркс и Энгельс, т. VIII, стр. 105, Английский билль о девятичасовом рабочем дне.)

В английском парламенте соперничали две политические партии: тори и виги. Тори были представителями земельной знати. Лиги, принадлежавшие также к земельной знати, в отличие от тори, были представителями той части крупных земельных собственников, интересы которых были теснейшим образом переплетены с интересами денежной аристократии. Виги с одинаковым рвением защищали интересы как этой наиболее приспособившейся к капиталистическому развитию части крупных земельных собственников, так и денежной знати.

 

Противоречия между промышленной буржуазией и земельной аристократией

С конца 70-х годов XVIII в. образовалась «радикальная партия», которая повела борьбу за избирательную реформу. В этой борьбе радикальная партия старалась опереться на широкие массы. Разоряемая развитием крупной промышленности, мелкая буржуазия также подымает свой голос против политического строя Англии, осуждавшего ее на политическое бесправие. Еще большее недовольство существующими порядками проявляет рабочий класс.

Движение за избирательную реформу особенно усилилось во время Великой французской революции. Ободренные примером своих собратьев по ту сторону канала, английские мелкие буржуа пришли в движение. Возникают многочисленные тайные общества, принимающие весьма невинное название («корреспондентских обществ»), причем в них широко вовлекаются и рабочие. В Шотландии делается попытка созвать Конвент.

Против революционного движения единодушно выступили и тори и виги. Рядом свирепых мероприятий революционное движение в стране было задушено, гарантии буржуазных свобод были отменены, клубы и общества распущены, а только что начавшие создаваться профессиональные объединения рабочих были запрещены законом (1799—1800 гг.). Затем господствующие классы начали борьбу о революционной Францией, борьбу перешедшую в войны с Наполеоном. Во время наполеоновских войн Англия была целиком во власти реакции. От войны выиграла лишь имущие классы, в особенности земельные собственники, власть которых укрепилась еще более.

Широкие массы населения стонали под ее бременем. Чрезвычайно тягостным их положение стало по окончании войны. Положение бедняков ухудшалось еще в силу того, что землевладельцы, по окончании войны провели «хлебные законы», по которым ввоз иностранного хлеба в Англию запрещался до того момента, когда цены на хлеб достигнут определенного, очень высокого уровня. Аристократы-землевладельцы добились этим устранения иностранных конкурентов с английского хлебного рынка и сделались на нем монополистами. Цены на хлеб сильно повысились.

На этой почве в первые годы по окончании наполеоновских войн происходили многочисленные волнения.

Но хлебные законы были невыгодны также и усилившейся промышленной буржуазии, Недовольна она была этими законами не только потому, что при высоких хлебных ценах приходилось расходовать большие суммы на заработную плату рабочим. Вопрос стоял гораздо шире. Дело шло, как увидим, не только об отмене хлебных законов, но и о решительном изменении всей .внешней торговой политики.

Война с Францией конца XVIII и начала XIX в. обогатила главным образом торговую и финансовую буржуазию. Торговые монополии разных компаний, сосредоточивавшие в своих руках торговлю с рядом стран (Ост-индская компания до 1814 г . держала в своих руках торговлю с Китаем и до 1833 г . — с Индией), тормозили расширение рынков сбыта, ревниво оберегая свое исключительное право торговли от всяких посягательств. Таможенная политика, проводимая в интересах только землевладельцев и верхушки денежной знати, тормозила развитие промышленности тем, что необходимое для нее сырье облагалось высокой пошлиной (хлопок, шерсть, кожи, металл, кирпич, лес и, т. п.). В противовес такой политике промышленная буржуазия выдвинула требование свободы торговли. Весь огонь буржуазия направляла прежде всего против хлебных законов. Свобода торговли при превосходстве английской промышленности способствовала бы завоеванию английскими промышленниками монополии на мировом рынке. Но добиться завоевания рынков в аграрных странах (Пруссии, России и др., вывозящих хлеб) английская промышленная буржуазия могла лишь в том случае, если бы хлебному вывозу этих стран был открыт свободный доступ в Англию. Борьба против хлебных законов была не только борьбой за победу выгодного промышленной буржуазии принципа свободы торговли, но и вместе с тем борьбой за рынки сбыта для английских товаров в аграрных странах.

Изменение таможенной и вообще внешнеторговой политики было невозможно, пока промышленная буржуазия не получит доступа к власти. Этим было вызвано с 20-х годов значительное оживление в борьбе за избирательную реформу.

Возобновившаяся агитация за избирательную реформу встретила сочувственный отклик среди рабочих, находившихся в исключительно тяжелых условиях.

 

Положение рабочих и их борьба в 20-х годах XIX в.

Каждая новая машина в капиталистическом обществе приносит с собой безработицу, нужду и нищету. Падение заработной платы и рост дороговизны в период промышленного переворота коснулись всех рабочих, но не все слои пролетариата одинаково страдали от ломки общественного строя, вызванной промышленным переворотом. В начале XIX в. оставался ряд отраслей промышленности, в которые машина проникла еще слабо. Ремесленники ряда профессий, как например мастера металлургических изделий, столяры, портные, ювелиры, граверы, печатники и др., находились сравнительно в лучших условиях, чем другие группы рабочих. Такие центры ремесленного производства, как Бирмингем (ружейное) и Лондон (портняжное), в ряде отраслей слабо чувствовали конкуренцию машин и здесь было еще сильно мелкобуржуазное влияние на рабочих. Однако рост безработицы в стране, снижение зарплаты оказывали свое влияние и на эти слои трудящихся.

В тяжелом положении находились рабочие «домашней промышленности», рассеянных мануфактур, которым непосредственно приходилось конкурировать с машиной. Часть их совсем лишилась заработка, часть принуждена была работать в течение 16— 20 часов без отдыха, чтобы получить жалкие гроши. Машина среди рабочих этого слоя была предметом особенной ненависти. Разрозненные, неорганизованные, рабочие способны были только на стихийные выступления, нередко сопровождавшиеся разрушением машин. Исключительно тяжелым было положение нового слоя рабочего класса — фабричного пролетариата.

Борьба фабричного рабочего с капиталистом принимала иные формы, чем у так называемых рабочих «домашней промышленности». Сама организация промышленности выдвинула новый вид борьбы — стачку. Стачки уже в то время были обычным видом борьбы фабричного пролетариата. Забастовками полон 1816 г. В 1818 г. произошла крупная забастовка текстильщиков в Ланкашире. Правительство с жестокостью подавило ее, арестовав организаторов. В 1819 г. правительство расстреляло массовое собрание в Петерфильде, близ Манчестера. В ответ на эту кровавую расправу поднялась новая забастовочная волна. В 1820 г . почти не прекращаются забастовки на шотландских фабриках. Во время наступившей в 1822—1823 гг. депрессии, стачечная волна снизилась, но начиная с 1824 г . стачки принимают снова широкие размеры. Стачка сталкивала рабочих с государственными учреждениями – судом, полцией, даже армией, которую фабриканты призывали для подавления забастовок, - это способствовало возникновению интереса к политической борьбе.

Под влиянием стачечной борьбы парламент в 1824 —1825 гг. отменил запрещение рабочих союзов, существовавшее с 1799 г . В парламенте эту меру поддержали не только буржуазные радикалы, но и тори. В фракционной борьбе против промышленной буржуазии они пытались опереться на рабочих и разыгрывали из себя «защитников рабочих». Точно так же промышленная буржуазия, выступая против хлебных законов, изображала себя борцом «за дешевый, хлеб» для трудящихся.

Рабочие, воспользовавшись снятием этого запрета, стихийно устремились в профсоюзы. Возникают сотни профсоюзов: ткачей, прядильщиков, судостроителей, горнорабочих, горшечников и т. д. Создаются союзы ремесленников. Стачечная борьба начала приобретать более организованный характер, нередко стачки в результате, длительного сопротивления рабочих заканчивались победой рабочих.

Стойкость рабочих во время некоторых стачек была исключительно высока: шотландские горняки бастовали 10 недель, лейстерские чулочники — 19 недель. Наблюдались случаи помощи одних союзов другим, Так на помощь бретфордским ткачам пришли рабочие шерстяной промышленности Лидса и Гутерфильда и горняки Бреттона. Но когда в 1825 г . кризис охватил промышленность Англии и до 1829 г . продолжался хозяйственный застой, молодые профсоюзные организации оказались бессильны противостоять массовым увольнениям, снижению заработной платы и ухудшению условий труда. В связи с этим профессиональное движение пришло в упадок. Распадаются даже союзы ремесленников, обладавшие большой финансовой базой.

С началом непродолжительного промышленного оживления в 1829 г . профессиональное движение становится на путь централизации. В декабре 1829 г . положено было начало объединенного союза бумагопрядильщиков Англии, Шотландии и Ирландии. Наконец организовались объединения рабочих различных профессий. В феврале 1880 г . была создана, правда недолго просуществовавшая, «Национальная ассоциация», объединившая текстильщиков, сапожников, металлистов, печатников, углекопов, механиков и т. д.; число членов ассоциации достигло нескольких тысяч.

Возникшие профессиональные союзы наряду с организацией стачечной борьбы принимают активное участие в борьбе за реформу избирательного права.

 

Парламентская реформа 1832 г.

Агитация за избирательную реформу особенно развернулась в 1829 г. После кратковременного оживления в промышленности снова наступил застой. Поджоги фабрик безработными, волнения среда сельскохозяйственных рабочих и поджоги имущества фермеров стали обычным явлением. Чтобы направить рабочее движение в желательное для буржуазии русло, был создан радикалом Плэсом «Национальный союз». Буржуазия сама боялась революции, однако старалась запугать землевладельцев и денежную аристократию призраком народного бунта, для того чтобы добиться избирательной реформы. Вождь либералов Россель в момент самой жестокой борьбы за избирательную реформу пугал несговорчивых лордов приходом с севера — из промышленных округов — 200 тыс. вооруженных рабочих.

Между тем в стране действительно развертывалось широкое рабочее движение, перехлестывавшее те рамки, которые ставили ему Плэс и его «Национальный союз».

В этой обстановке среди парламентских партий произошел раскол: виги, видя огромное возбуждение масс, выступили с проектом нового избирательного закона. Тори некоторое время еще продолжали сопротивляться, но и они, испугавшись размеров революционного возбуждения, пошли на уступки. Промышленная буржуазия также пошла на компромисс. Компромисс между промышленной буржуазией и земельной аристократией выразился в избирательной реформе 1832 г . Эта реформа не ввела всеобщего избирательного права, она только расширила круг лиц, пользующихся правом голоса: число избирателей было увеличено на 227 тис. (с 435 до 662 тыс). В графствах сохранялись все старые формы избирательного ценза (получение дохода не менее 10 ф. ст. в год, около 100 довоенных золотых рублей); в городах право голоса получили лишь те, кто был собственником, или съемщиком дома, приносящего доход в размере не менее 10 ф. ст. в год. Был уничтожен ряд «гнилых местечек», другие из них получили уменьшенную норму представительства, отнятые у них 143 места были переданы городам.

Реформа 1832 р., принятая под давлением рабочего движения, не дала, конечно, никаких избирательных прав рабочим, ютившимся в жалких каморках и лачугах. Несмотря на торжественные обещания со стороны буржуазии рабочие не получили политических прав.

Промышленная буржуазия, вполне удовлетворенная реформой, с циничной откровенностью говорила о том, что она не собирается предоставить рабочим избирательные права. Внесший билль о реформе виг Джон Россель заявил, что на дальнейшее расширение избирательного права его партия не пойдет. Он говорил во время прений: «Лица, поддерживавшие билль, как и выступавшие против него, были одинаково проникнуты решимостью не итти дальше, а всеми силами постараться сохранить обновленную конституцию целой и невредимой».

Проект реформы, опубликованный в 1832 г ., вызвал сильное возмущение рабочих. Передовые рабочие в Лондоне, Манчестере, Бирмингеме и других городах выступили против этого проекта. Буржуазные радикалы, выставлявшие раньше лозунг всеобщего избирательного права, теперь безоговорочно принимали проект, внесенный вигами. Буржуазия страшилась роста рабочего движения не меньше, чем земельная аристократия. Виговский билль открывал ей доступ к власти. Она охотно уцепилась за него, обманула рабочие массы, движение которых только и могло заставить земельную аристократию пойти на уступки в вопросе избирательной реформы. Уже в 1832 г . предательство буржуазии стало ясным для рабочих масс.

Реформа прошла только под давлением рабочего движения и революционного возбуждения масс, но фактически руководство движением оставалось в руках буржуазии, которая использовала его для достижения своих политических целей. Это была такая ступень развития рабочего движения, когда «пролетарии борются, не со своими врагами, а с врагами своих врагов ...Каждая одержанная в таких условиях победа является победой буржуазии» (Маркc, Избранные произведения, т. I, стр. 159 — 160, Маркс и Энгельс. Манифест коммунистической партии).

Характеризуя эту реформу как компромисс между неофициально, но фактически господствующей буржуазией и официально правящей земельной аристократией, Маркс писал: «В первое время после «славной» революции 1688 г . в компромисс была включена только часть буржуазии — финансовая аристократия. Билль о реформах... включил и другую часть — « Millocracy » (фабрикократию — Ред.), как ее называют англичане, что означает верховных сановников промышленной буржуазии... Буржуазия в 1830 г . предпочла новый компромисс с земельной аристократией компромиссу с массой английского народа» (Маркс и Энгельс, т. X, стр. 321—322, Британская конституция).

Уроки борьбы 1829—1832 гг. сыграли большую роль в пробуждении классового сознания английского пролетариата и в переходе его на более высокую ступень борьбы.

Необходимо отметить, что именно в этот период впервые в истории рабочего движения зародилась, правда, еще в довольно туманной форме также идея всеобщей стачки. Необходимость прекращения всех работ, чтобы показать свою салу тунеядцам, пропагандировал уже в 1831 г . в своей брошюре сапожник Вильям Банбоу.

Пробуждению сознания рабочих способствовали также в дальнейшие действия самой буржуазии.

 

Работные дома

Вскоре после реформы буржуазия, получив доступ к власти, провела в парламенте закон, ухудшивший и без того тяжелое положение рабочего класса: в 1832 г . было проведено упразднение налога в пользу бедных и учреждены работные дома.

В течение 300 лет в Англии существовал закон, согласно которому беднякам оказывалась «помощь» теми приходами, в которых они шили. Средства для этого получались путем обложения налогом земледельческого населения. Этим налогом особенно была недовольна буржуазия, хотя на нее он не падал. Выдача денежного пособия беднякам мешала алчным буржуа получать дешевую рабочую силу, так как бедняки отказывались работать за низкую заработную плату, во всяком случае более низкую, чем то денежное пособие, которое они получали от прихода. Поэтому буржуазия теперь и заменила выдачу денежного пособия содержанием бедняков в работных домах с каторжным и унизительным режимом.

Вот что мы читаем в книге Энгельса «Положение рабочего класса в Англии» об этих работных домах: «Эти работные дома ( workhouses ) или, как народ их называет, бастилии закона о бедных (роог1а w - bastiles ) таковы, что они должны отпугивать от себя всякого, у кого осталась хоть малейшая надежда пробиться без этого благодеяния общества. Для того, чтобы бедняк обращался за помощью только в самых крайних случаях, чтобы он, прежде чем решиться на это, исчерпал все возможности обойтись без нее, из работного дома было сделано такое пугало, какое может придумать только утонченная фантазия мальтузианца*. Питание в них хуже, чем питание самых бедных рабочих, а работа тяжелее: ведь иначе последние предпочли бы пребывание в работном доме своему жалкому существованию вне его... Даже в тюрьмах питание в среднем лучше, так что обитатели работного дома часто нарочно совершают какой-нибудь проступок, чтобы попасть в тюрьму... В работном доме в Гринвиче летом 1843 г . пятилетний мальчик в наказание за какой-то проступок был на три ночи заперт в мертвецкую, где ему пришлось спать на крышках гробов. В работном доме в Хирне то же самое проделали с маленькой девочкой ... Подробности обращения с бедняками в этом учреждении возмутительны... У Джорджа Робсона была рана на плече, лечение которой было совершенно запущено. Его поставили у насоса и заставляли приводить его в движение здоровой рукой, кормили его обычной пищей работного дома, но, истощенный запущенной раной, он не мог переварить ее. Вследствие этого он все более и более слабел; но чем больше он жаловался, тем хуже с ним обращались... Он заболел, но и тогда обращение с ним не стало лучше. Наконец он был отпущен по его просьбе с женой и оставил работный дом, напутствуемый самыми оскорбительными выражениями. Два дня спустя он умер в Лейстере, и врач, свидетельствовавший его после смерти, удостоверил, что смерть произошла от запущенной раны и от пищи, которая ввиду его состояния была совершенно для него непереварима»**. Приводимые здесь факты были не единичны, они характеризуют режим всех работных домов.

* Мальтус (1776 — 1834 гг.) — английский буржуазный экономист, прикрывая действительные причины бедности и нищеты, заложенные в основе капиталистического строя, пытался доказать, что источником нищеты является более быстрый рост населения в сравнении с ростом средств для его существования. Исходя из этого насквозь лживого объяснения, Мальтус рекомендовал трудящимся воздержание от раннего вступления в брак и деторождения, воздержание в пище и т. д.
**Энгельс, Положение рабочего класса в Англии.

«Можно ли удивляться тому, — продолжает Энгельс, — что бедняки отказываются при таких условиях прибегать к общественной помощи, что они предпочитают голодную смерть этим бастилиям?...

Либеральное большинство издало этот закон, консервативное большинство его подтвердило, и благородные лорды оба раза дали на него свое «согласие». Так пролетариат поставлен вне государства и общества; так открыто заявлено, что пролетарии — не люди и не заслуживают человеческого обращения» 3.

Закон о работных домах вызвал величайшее негодование у рабочих и явился одной из причин нового подъема волны рабочего движения.

В этот период развернул свою агитацию Роберт Оуэн, представитель утопического социализма. Системы этого социализма, как указывает «Коммунистический манифест» — «возникают в первый, неразвитый период борьбы между пролетариатом и буржуазией». «Изобретатели этих систем, правда, видят противоположность классов, так же как и действие разрушительных элементов внутри самого господствующего общества. Но они не видят в пролетариате никакой исторической самодеятельности, никакого свойственного ему политического движения».

Роберт Оуэн

Роберт Оуэн (1771—1858 гг.) начал свою деятельность как филантроп. Он улучшил бытовые условия рабочих фабрики, которой он управлял, уменьшил рабочий день, организовал школы для детей рабочих, завел больницы. Позднее он создал план организаций колоний безработных, но мало-помалу пришел к мысли о необходимости перестройки всего общества. Он видел все ужасы, переживаемые беднотой, разоренными ремесленниками и рабочими, все их страдания, которыми сопровождался переход к машинному крупному производству. Под влиянием всего виденного у него созрела мысль, что вся современная экономическая система никуда негодна и что она должна быть заменена иной экономической системой, в основу которой будет положено существование трудовых общин; в них будет господствовать полная общность средств производства.

Проектируя организацию одной такой общины в Америке, Оуэн писал: «Цель ассоциации состоит не в том, чтобы богатых подвести под уровень бедных, а в том, чтобы всем обеспечить наибольшую сумму истинного богатства, физического и духовного». В проектируемой Робертом Оуэном общине должна была существовать «общность недвижимого имущества, равно как всех инструментов, сырых материалов для производства и всяких других предметов, известных под именем капитала в самом широком значении этого слова». «При таком строе, — говорил Роберт Оуэн, — неравномерное распределение богатств или их индивидуальное накопление станет так же бесполезно и бессмысленно, как распределение, неравными порциями воздуха или воды». Путь к этому он видел в производственной кооперации.

Считая необходимой замену существующего строя новым, Роберт Оуэн не связывал этой замены с революционной борьбой классов. Как представитель утопического социализма, он отвергал всякую политическую и особенно всякую революционную деятельность, он стремился достигнуть своей цели мирным путем. Даже стачки были для него неприемлемы. Роберт Оуэн не понимал значения и роли пролетариата в осуществлении нового общества, пролетариат для него был только «более страдающим классом».

Идеи Оуэна не нашли много сторонников среди фабричных рабочих. Зато среди ремесленников-рабочих появилось немало его приверженцев. В большом количестве стали организовываться проповедуемые им артели и меновые базары, при помощи которых рабочие и ремесленники могли бы обмениваться друг с другом необходимыми им продуктами без посредства денег. Возникла идея овладеть производством через профессиональные союзы. Для этого создавались громадные профессиональные организации, претендующие на то, чтобы объединить всю массу рабочих. Эти организации ставили себе грандиозные задачи переустройства всего общества.

Громадные объединения рабочих так же быстро распадались, как и возникали. Все грандиозные планы рушились прежде всего в силу их утопичности. Крах этих планов привел к тому, что и ремесленники охладели к оуэнизму.

 

III. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ЧАРТИСТСКОГО ДВИЖЕНИЯ

Новая волна подъема рабочего движения

Все грандиозные планы избавления от капиталистической эксплоатации потерпели крушение. Рухнул план ремесленников-рабочих, воспринявших учение Оуэна, — овладеть производством при помощи профсоюзов. Борьба фабричных рабочих за 8-часовой рабочий день, за повышение заработной платы, стоившая огромного напряжения, потерпела поражение.

Ничего не получив в результате политической борьбы за всеобщее избирательное право, рабочие после реформы 1832 г . перешли к новым способам борьбы за улучшение своего положения.

Рабочие убедились, что одних средств экономической борьбы — профсоюзов и стачек — еще недостаточно для низвержения всей системы капитализма. Эти средства оказались бессильны против буржуазии, вооруженной всеми средствами принуждения государственного аппарата. Реформа 1832 г . ярче, чем когда-либо прежде, обнажила классовое лицо буржуазии. После опыта классовой борьбы начала 30-х годов в рабочем движении вновь выдвигается на первый план политическая борьба. Рабочие, выступая против буржуазных порядков, начинают действовать как самостоятельная политическая сила.

Подъему политической борьбы способствовал промышленный кризис, разразившийся в Англии в 1837 г .

Кризис вызвал резкое обострение недовольства не только в среде рабочего класса, но и мелкой буржуазии, бессильной перед конкуренцией крупного капитала.

Кризис со всей резкостью поставил вопрос о дальнейшем существовании десятков тысяч ручных ткачей, прядильщиков и т. д. В деревне нарастали признаки грозной бури. Мятежники жгли имения, скирды и т. д.

Растущее массовое движение попыталась вновь использовать промышленная буржуазия, боровшаяся за свободу торговли, отмену хлебных законов и т. д. Она попыталась взять под свое руководство начавшееся движение. Наиболее радикальные представители буржуазии выдвигают лозунг расширения избирательного права. В целях использования рабочего движения при участии ловкого Плэса, обманувшего рабочих в момент борьбы за реформу 1832 г ., создается в 1836 г . «Лондонская ассоциация рабочих», объединявшая наиболее привилегированную верхушку ремесленных рабочих. Во главе этой организации стал Ловетт — противник революционной классовой борьбы и сторонник соглашательства с буржуазией.

Затем в Бирмингеме в 1837 г . был создан политический союз, возглавленный бирмингемским банкиром Аттвудом.

 

Хартия в понимании чартистов

 

В начале 1838 г . «Лондонской ассоциацией рабочих» была выставлена хартия, содержавшая шесть пунктов:

1. Всеобщее избирательное право для всех совершеннолетних мужчин.

2. Ежегодные перевыборы парламента*

3. Вознаграждение членов парламента.

4. Тайное голосование.

5. Равные избирательные округа.

6. Отмена имущественного ценза для выставляемых в парламент кандидатов.

Новый подъем рабочего движения вылился в борьбу за хартию, ставшую лозунгом, объединившим всех рабочих в их борьбе против существующего строя. Хартия т-^ по-английски чартер дала «вое название мощному движению — чартизму. Хартия была опубликована в начале 1838 г . Но не с этого момента начинается чартистское движение. Оно начинается не раньше конца 1838 г .—начала 1839 г ., когда на борьбу за хартию выступил вымышленный пролетариат севера.

Все пункты, выставленные в хартии, сводятся к политическому требованию введения всеобщего избирательного права. Оппортунистический характер «Лондонской ассоциации» и ее руководства наложил свой отпечаток на хартию. В хартии мы не находим ни требования республики, ни социально-экономических требований рабочих, ни равноправия женщины.

Казалось бы таким образом, что чартизм был движением чисто политическим. Но истинный чартист, как говорил Энгельс, «не ограничивается одной, политической областью». В устах рабочих эти политические требования значили гораздо больше, чем требование всеобщего избирательного права. «Для радикального буржуа, — писал Энгельс, — «шесть пунктов» — все и вся, и, в крайнем случае, они должны вызвать еще некоторые реформы конституции; для пролетария эти «шесть пунктов» — лишь средство. «Политическая власть — наше средство, социальное благоденствие — наша цель — таков теперь ясно выраженный девиз чартистов».

Один из чартистов так определял его сущность: «Народная хартия — лишь механизм, который должен дать средство для достижения конечной цели. Средство — это реформа парламента, конечная цель — социальная реформа...».

За требованием всеобщего избирательного права скрывалось стремление рабочих «поставить на место закона буржуазного закон пролетарский» (Энгельс), надежда получить власть в свои руки, чтоб ы законодательным путем изменить существующий социальный строй.

Едва ли чартисты ясно представляли себе, каким образом должно произойти изменение существующего строя, но что это изменение должно наступить, — было для них несомненно. Недаром один из вождей чартистов Гарни писал: «Если за народной хартией не последуют меры ко всеобщему уравнению условий жизни, то производительные классы будут угнетены по-прежнему».

Нападение чартистов в 1839 е. на Вестгат-отелъ в Нъюпортв

С этой точки зрения за шестью пунктами хартия скрывалось стремление рабочего- класса «...смести о лица земли английскую конституцию вместе с королевой, и Верхней палатой» (Энгельс).

Как политическое движение чартизм стоял неизмеримо выше всех предыдущих форм борьбы. «Чартизм, — говорит Энгельс, — есть концентрированная форма оппозиции против буржуазии. В союзах и забастовках оппозиция всегда проявлялась в разрозненной форме; отдельные "рабочие или группы рабочих боролись с отдельными буржуа. Если борьба принимала иногда характер общий, то это редко зависело от намерения рабочих; если же это делалось намеренно, то в основе этого лежал чартизм. Но в чартизме против буржуазии, поднимается весь рабочий класс, нападая прежде всего на ее политическую мощь, на ту стену законов, которой она (буржуазия. —, Ред.) себя окружила»*.

Основными кадрами чартистского движения были пролетарии. Однако и мелкобуржуазные массы, страдающие от дороговизны и застоя в делах, и мелкие производители, вытесняемые машинным производством, сочувствовали чартизму и в значительной своей части примкнули к нему и некоторое время шли вместе.

Участие мелкобуржуазных масс не было слабостью чартизма. Задача заключалась в том, чтобы обеспечить твердую гегемонию пролетариата в движении, преодолевая мелкобуржуазные иллюзии и реакционные настроения непролетарских масс. Если непролетарские трудящиеся массы, становясь под знамена чартистов, увеличивали силу и мощь движения, то в обратном направлении действовали всякого рода мелкобуржуазные идеологи, радикальные буржуа и реакционные тори, прикидывавшиеся друзьями чартистов, чтобы использовать движение в своих интересах, чтобы лишить чартизм его революционного содержания. Это были не чартисты, а временные «попутчики», от которых истинные чартисты старались скорей избавиться. Это были нередко агенты чуждых и враждебных пролетариату классов.

К числу «попутчиков» принадлежал Аттвуд. Он примкнул на время к движению, чтобы использовать его в своей борьбе га свой план денежной реформы. К числу «попутчиков» принадлежали и так называемые «сентиментальные тори», протестовавшие против того, что капитализм ломает прежние устои владычества земельной аристократии. Эти «сентиментальные тори» обращались к рабочим массам, стремясь использовать их движение в своей борьбе с промышленной буржуазией. «Попутчиком» был и священник Стефенс (1805—1879), одно время страстно агитировавший за хартию. Но и он не был истинным чартистом. Он отражал настроение не фабричного пролетариата, а разоренных развитием капитализма низов сельского населения. Стефенс вскоре отошел от чартистского движения.

 

Основные направления в чартизме.

Борьба между сторонниками «моральной» и «физической» силы

 

Чартизм был пролетарским движением.

Однако различие в положении отдельных групп рабочих, как и пестрый состав участников движения отражались на характере борьбы и являлись главнейшей причиной 'разногласий, разделявших чартистов. С самого начала чартистского движения в нем отчетливо выделились два направления: к одному примыкали промышленные рабочие севера, к другому — преимущественно ремесленные слои; центром второго направления был Лондон.

Разногласия чартистов вращались в первую очередь вокруг вопросов тактики, вокруг вопроса, каким образом добиться проведения в жизнь хартии. Направление, опиравшееся на высококвалифицированных ремесленников, на рабочую ремесленную аристократию Лондона, стояло за мирную тактику и ограничение своих действий только пропагандой и агитацией. Это оппортунистическое, враждебное решительным революционным действиям направление получило название партии «моральной силы».

Вождем этого направления был друг и учитель радикала Плэса – Лоуэтт – проводник мелкобуржуазного влияния в среде чартистов.

Лоуэтт, глава партии «моральной силы», говорил следующее о тех способах, которыми необходимо добиваться хартии: «Что касается наилучших средств для проведения хартии, то мы прежде всего являемся противниками всего, что может напомнить революционную борьбу, призыв к физической силе, к насилию; мы думаем, что победа, одержанная таким образом, будет поражением, нанесенным действительным принципам демократии. Мы считаем также необходимым для того, чтобы добиться реформы, убедить все классы населения в том, что их интерес — в присоединении к нам; так, только так мы сможем завоевать мирным путем хартию: единый народ имеет всегда много средств добиться осуществления своих желаний без насилия».

Приведенное заявление Лоуэтта характерно для всего возглавляемого им течения.

«Лондонская ассоциация рабочих» не пользовалась авторитетом среди промышленных рабочих масс, сосредоточенных в промышленных городах севера. В своих выступлениях промышленные рабочие шли гораздо дальше, чем того хотели вожди партии «моральной силы».

Вожди, промышленных рабочих резко выступали против взглядов Лоуэтта и стояли за применение «физической силы», т. е. за решительную борьбу с правительством и за применение революционных мер в борьбе с ним.

Популярный и влиятельный среди рабочих севера ирландец О'Коннор смотрел на себя как на вождя подлинных пролетариев, противопоставляя их лондонской рабочей аристократии: «Пусть только, — говорил он, — рабочие, — я имею в виду рабочих с мозолистыми руками, небритыми подбородками и плисовыми куртками*, — пусть только они прочитают писание лондонцев, и мыльный пузырь лопнет...».

*1 Плис — материя, из которой рабочие шили себе одежду. Однажды в качестве почетного дара они преподнесли О'Коннору, который не был рабочим, плисовую куртку и штаны.

В противоположность последователям Ловетта О'Коннор говорил: «Народ слишком долго и слишком покорно выносил притеснения; я никогда не советовал народу прибегать к физической силе, но надо все же сказать, что те, которые кричат против насилия, поддерживают свою власть исключительно физической силой. Я буду пользоваться моральным воздействием до тех пор, пока это возможно, до последних пределов, но я хочу также закрепить в их (рабочих — Ред.) памяти, что лучше умереть свободным, чем жить рабом. Каждая почетная победа достигалась физической силой, но им не надо этого, ибо, если они добьются всеобщего избирательного права, они быстро разрушат твердыню подкупа».

В начальный период рука об руку шел с О'Коннором и другой видный вождь чартистов О'Брайен.

Среди лондонских пролетариев вел работу Гарни. Группа его сторонников скоро откололась от оппортунистической «Лондонской ассоциации рабочих» и образовала свою «Демократическую ассоциацию». В противовес сторонникам «моральной силы» эта группа выставила свою программу революционной борьбы; эта программа намного превышала общий уровень чартистского движения: в ней было более ясное понимание соотношения между конечной целью движения и политической борьбой; она выставляла конкретные лозунги борьбы, выходящие за пределы шести пунктов хартии: лозунги 8-часового рабочего дня, легализации профсоюзов, отмены закона о бедных и т. д.

 

Социально-экономические взгляды чартистов

Помимо разногласий тактических, определявшихся составом самого пролетариата, среди чартистов были разногласия и относительно того будущего общества, построением которого они должны будут заняться после захвата власти.

Среди ремесленных рабочих большой популярностью пользовались взгляды утописта Оуэна; Лоуэтт также был оуэнистом. Возможность перехода к социализму без революции соответствовала стремлениям группы «моральной силы». Несколько более ясные социалистические идеи были у вождей направления «физической силы» Гарни и О'Брайена; однако представитель этой же группы О'Коннор был противником социализма, он считал, что «принципы социализма и коммунизма противоречат природе человека». «Осуществите, — писал О'Коннор, — систему коммунизма, и вы разрушите индустрию, уничтожите. частную конкуренцию и создадите войну ленивых и сильных против прилежных и слабых».

О'Коннор мечтал о наделении всех рабочих земельными участками и о превращении их в мелких собственников, чтобы улучшить таким образом их положение. В планах О'Коннора было много утопических и реакционных черт, отражавших тогдашний уровень развития капитализма.

В этих его воззрениях целиком отразилось влияние вновь пришедших из деревни, разоряемых капитализмом, малоземельных крестьян, мечтавших вернуться к своей собственности. Разоренные крестьяне поступали на фабрики, принося с собой в среду рабочего класса свои мелкособственнические воззрения.

В эту эпоху наиболее видным вождям чартизма казалось, что единственным выходом для трудящихся было возвращение к эпохе докапиталистической, к тому времени, когда сельское хозяйство преобладало над другими видами экономической деятельности, когда существовали самостоятельные мелкие хозяйчики, теперь разоренные и разоряемые капитализмом.

Даже один из лучших теоретиков начального периода чартистского движения — О'Брайен заявлял, что он «враг системы, создавшей перевес фабрики над сельским хозяйством, системы, при помощи которой угнетатели рабочего класса превратили земледельцев в фабричных рабочих». Он был сторонником своеобразной национализации земли, осуществляемой государством путем покупки земли, копей, рудников и т. д. Затем национализированное имущество должно было сдаваться в аренду. Вырученные таким образом деньги государство должно, по его мнению, употреблять на полезные для всего общества цели.

Для вождей чартистского движения — политического движения пролетариата — особенно важно было уметь противопоставить пролетариат другим классам. Лоуэетт и другие вожди группы «моральной силы» совершенно не понимали роли классовой борьбы; пролетариат у них тонул в общем понятии «народ».

Выше остальных вождей чартизма в полосу его расцвета стоит О'Брайен. Он понимал, что все богатство средних и высших классов есть результат труда рабочих и крестьян; он считал, что рента и прибыль — «налог на труд», что угнетенное «рабское» состояние пролетариата есть дело не отдельного правителя, а целых классов. Он приближался к пониманию классовой сущности государства. «Правительство, — говорил он, — заказывается капиталистами, чтобы охранять их барыши». Довольно ясное понимание классовой борьбы было у Гарни — организатора «Демократической ассоциации».

Представители «Демократической ассоциации» отличались большей классовой сознательностью. Они четко противопоставляли интересы буржуазии интересам пролетариата и говорили, что пролетарии в борьбе со своими классовыми врагами должны полагаться «на себя и только на себя».

Но при всем этом для чартистского движения характерна незрелость теоретических воззрений, непонимание путей развития современного общества, его движущих сил, непонимание, каким путем итти к новому обществу, каково будет, общество, которое прядет на смену капитализму. Однако классовое чутье и непримиримость к врагам, сильно развитые у чартистов, помогали им намечать правильный путь борьбы. Идеологическая зрелость выковывается только в классовых битвах.