ХV съезд РКП(б) и КОМИНТЕРН
Обсуждение доклада - Шацкин
Шацкин. Товарищи, 7-часовой рабочий день введен пока, — к сожалению, или, может быть, к счастью, — только для докладчиков. С другой стороны, я не успел еще, в противоположность т. Лозовскому, монополизировать какой-нибудь океан. Поэтому мне придется ограничиться лишь несколькими краткими замечаниями.
Тов. Лозовский правильно указал, что безусловно имеющийся налицо рост трестов и рост влияния этих трестов на государство еще не означает усиления тенденции к государственному капитализму. Я тоже считаю, что в этом вопросе, который имеет громадное значение в оценке нынешнего международного положения, т. Бухарин не совсем прав. Дело в том, что рост трестов и рост влияния трестов на государство характеризует империализм вообще, характеризует вообще монополистический капитализм, но не является специфической особенностью государственного капитализма, не является проявлением тенденции к госкапитализму, хотя и представляет предпосылку для возникновения государственного капитализма. В Америке, например, уже до войны мы видели колоссальную концентрацию промышленности, мы имели правительство, которое фактически контролировалось двумя крупными трестами и банками — Моргана и Рокфеллера. И, несмотря на это, никто ни о каком государственном капитализме не говорил. И правильно не говорили, ибо мы до сих пор рассматривали государственный капитализм как нечто новое, как новую форму капитализма, вырастающую на почве монополистического капитализма, но представляющую некоторый шаг вперед, нечто новое. Товарищ Ленин в своей брошюре «Грядущая катастрофа и как с нею бороться» прямо говорит о «перерастании монополистического капитализма в государственный капитализм». Он там говорил также о том, что война ускорила «превращение монополистического капитализма в государственно-монополистический капитализм». И сам т. Бухарин, в его теоретических трудах, в частности в его книге «Мировое хозяйство и империализм», считает также госкапитализм некоторой новой формой капитализма. Конечно, здесь всюду речь идет не о том своеобразном госкапитализме, который есть сейчас в Советской России, а, так сказать, о «классическом» госкапитализме, который есть в буржуазных странах.
Что же понимали мы до сих пор под государственным капитализмом? Я зачитаю определение, которое дал т. Бухарин в упомянутой мною книге. Он там писал:
«Потребности войны и империалистической подготовки к войне толкают буржуазию к новой форме капитализма, к огосударствлению производства и распределения, к окончательному уничтожению старого буржуазного индивидуализма. Конечно, далеко не все мероприятия военного времени останутся и после войны. Такие меры, например, как нормировка потребления хлеба и мяса, запрещение выделки целого ряда продуктов, запрещение вывоза и т. д. — все это исчезнет после заключения мира. Но так же несомненно, что тенденция к завладению производством со стороны государства будет увеличиваться все более». (Стр. 154, изд. Госиздат, 1924. Разрядка моя. — Ш.)
То есть, товарищи, под госкапитализмом и т. Бухарин и все мы до сих пор понимали вмешательство государства в экономическую жизнь, его непосредственное влияние на производство и распределение либо путем прямого перехода отдельных предприятий в собственность государства или в его распоряжение, либо путем установления тех или иных форм государственного контроля. В «Азбуке коммунизма», книге, которую мы сейчас основательно позабыли, прямо так и написано, что во время войны «вместо частных синдикатов развивался государственный капитализм», то есть госкапитализм там. противопоставлялся монополистическому капитализму, при котором государство еще не имело решающего влияния на хозяйство, противопоставлялся, так сказать, частномонополистическому капитализму.
Если с такой точки зрения подойти к вопросу о том, есть ли сейчас тенденция к госкапитализму, то надо сказать, что в международном масштабе этот тезис неверен, он верен лишь в приложении к некоторым отдельным странам.
Прежде всего я хотел бы отвести несколько аргументов т. Бухарина. Он приводил в доказательство своего тезиса факт возникновения корпоративного государства в Италии. Надо сказать, что вопрос о различиях между прежними стадиями развития капитализма и госкапитализмом отнюдь не решается формой буржуазной власти. Дело не в том, как организована буржуазная диктатура, а дело во взаимоотношениях государственного аппарата и ее хозяйственного аппарата. (Голос: «Это неверно!») Ежели неверно, то будете возражать. Во время войны мы имели парламентские правительства, по крайней мере по их формальному происхождению, и в Германии и в Англии, и, тем не менее, они были гораздо более государственно-капиталистическими, чем нынешнее корпоративное государство Муссолини. Кстати сказать, госкапиталистические устремления в Италии, — а они там действительно есть, — отнюдь не означают, что госкапиталистические тенденции присущи фашизму как таковому. Итальянское фашистское правительство, которое в настоящее время усиленно стремится регулировать экспорт и импорт, стремится регулировать распределение сырья, кредитов и т. д., и т. д., еще года три тому назад носилось с идеями распродажи в частные руки государственной монополии на телефон, на табак и пр., а государственные монополии, как вам известно, являются одним из важнейших орудий государственного капитализма.
Я должен отвести и второй аргумент т. Бухарина — насчет венского муниципалитета. Хозяйственная деятельность венского муниципалитета, кроме «социалистической» демагогии, ничем принципиально не отличается от деятельности других муниципалитетов. Венский муниципалитет не контролирует венской промышленности и не регулирует ее.
Правда, его предприятия имеют в австрийском народном хозяйстве несколько больший удельный вес, чем в других странах, но это об'ясняется тем, что от всей Австрии после Сен-жерменского мира осталась всего одна столица и ее окрестности.
Третий аргумент — насчет Японии. В Японии есть действительно элементы госкапитализма, но, во-первых, это не ново и это не характеризует чего-то нового в международной ситуации, а во-вторых, как сам т. Бухарин признает, это возникло на основе своеобразного перехода Японии от феодализма к капитализму и, следовательно, не может быть перенесено в международную обстановку в качестве доказательства международной тенденции.
Повторяю, что рост госкапиталистической тенденции имеется и в Италии, но если мы возьмем Германию и Францию, то там, по-моему, наблюдается обратный процесс. В Германии, например, до частичной стабилизации капитализма мы наблюдали, во-первых, государственный контроль над экспортом и импортом товаров, во-вторых, государственное регулирование ввоза и вывоза валюты, в-третьих, государственное регулирование распределения угля со специальным министерством для этой цели или специальным комиссаром, в-четвертых, еще в 1924 году, после введения твердой валюты, германское правительство начало сверху регулировать рыночные цены. Сейчас всего этого нет, и, что важнее всего, железные дороги Германии, составляющие основу всего народного хозяйства, перешли в руки частного общества. (Возглас: «Государства!») Нет, не в руки государства, потому что всему миру известно, что германские железные дороги — это было одной из основ проведения плана Дауэса, — перешли в ведение частного общества. Это может подтвердить т. Варга, который очень хорошо знает экономику Германии.
Итак, мы видим, что именно частичная стабилизация принесла с собой ликвидацию тех остатков госкапитализма, которые остались от войны и от первых послевоенных лет.
Что касается Франции, то во Франции крупная буржуазия ведет бешеную кампанию за отмену государственной монополий. Там существует монополия на телефон, табак, спички и т. д. Защищают эту монополию левые буржуа — радикалы и социалисты, Спичечная монополия фактически во Франции не существует после того, как была допущена деятельность шведского спичечного треста.
Вывод таков, что в некоторых странах наблюдается усиление госкапитализма, в других странах, наоборот, происходит еще процесс ликвидации остатков государственного капитализма, которые сохранились от прежнего времени. Следовательно, мы не можем говорить об усилении тенденции госкапитализма в международном масштабе.
Второй вопрос, на котором я хочу остановиться, это вопрос о положении Коминтерна, и тут я воспользуюсь советом т. Орджоникидзе о самокритике. (Возглас: «И о регламенте!») Разве регламент уже исчерпан? (Мануильский: «Как только дело до самокритики доходит, так регламент оканчивается!»)
Так вот, товарищи, ежели поставить вопрос о положении Коминтерна, о том, где сейчас главная опасность в Коминтерне, то, ясное дело, ответ будет таков, что главная опасность — в оппозиции, в троцкистской оппозиции, в ее международном блоке, который фактически сейчас существует и представляет собой остов не то 3-го, не то IV Интернационала. Есть ли это правая опасность или левая? Там сливаются и ультра-левые и ультра-правые, и, по сути дела, они все представляют собой правую опасность. Опасность эта является главной не потому, что оппозиция пользуется влиянием в массах на Западе, а потому, что она стоит по отношению к Советскому Союзу, по отношению к пролетарской диктатуре на социал-демократической позиции, она даже вреднее социал-демократов, ибо открытый меньшевизм для нас менее опасен, чем меньшевизм под прикрытием коммунистического флага.
Но, товарищи, вопрос о внутреннем положении Коммунистического Интернационала не исчерпывается вопросом об оппозиции; не исчерпываются этим и опасности в секциях Коммунистического Интернационала. Оппозицию мы ликвидируем, а Коммунистический Интернационал остается, и наши коммунистические партии остаются, и нам надо тщательно следить за процессами, которые в этих коммунистических партиях происходят. И вот, товарищи, если мы будем говорить не о троцкистской оппозиции, но о нашем Коммунистическом Интернационале, о той громаде, которая стоит на ленинской позиции, какие тут уклоны мы замечаем за последние 2 года, хотя бы со времени XIV с'езда? Какая опасность здесь выдвигается на первый план? Я думаю, товарищи, что правая. По сравнению с V конгрессом Коммунистического Интернационала она стала, быть может, меньшей, но, по сравнению с периодом XIV с'езда она выросла. Это не значит, что не было успехов большевизации. Это не значит, что не было громадных достижений в наших коммунистических партиях. Они были, но вместе с тем есть недостатки, и основной здесь недостаток — это рост правых уклонов.
Чтобы доказать наличие этого процесса, который части товарищей кажется спорным...
Мануильский. Да, да!
Шацкин. Вот т. Мануильский подтверждает спорность вопроса и будет, повидимому, меня крыть. Я вынужден дополнить несколько тот список ошибок компартий, который привел здесь т. Бухарин.
Коротко коснусь нескольких партий. Начнем с английской партии, которая является одной из основных в Коммунистическом Интернационале. Тов. Бухарин говорил здесь о том, что Центральный комитет английское партии был против воззвания ВЦСПС в связи со всеобщей английской стачкой, упоминал также об «индивидуальных колебаниях», как он выразился, в связи с переменой тактики по отношению к рабочему правительству, к Рабочей партии. Я должен этот список пополнить, как я уже сказал. Мы имели в английской партии группу, правда, представляющую меньшинство, которая проявила явно пацифистский уклон по вопросу о работе в войсках, считая эту работу ненужной. Мы имели со стороны меньшинства ЦК отрицательное отношение к лозунгу всеобщей стачки против закона о профсоюзах.
А колебания в связи с нынешним изменением курса нашей политики в Англии, к сожалению, не совсем индивидуальны. Вот недавно состоялся с'езд Английской компартии. Какой генеральный лозунг был там выдвинут? Замена правительства Болдуина рабочим правительством, под контролем рабочего класса. Даже такой лозунг, после наличия правительства Макдональда в 1924 г., после измены Рабочей партии во всеобщей английской стачке, после ее предательства во время разрыва англо-советских отношений, кажется мне неправильным. Но посмотрим, что же понимает английский партийный с'езд под контролем рабочего класса. А вот что. Коммунистическая партия должна требовать, «чтобы над следующим рабочим правительством был установлен контроль со стороны исполкома рабочей партии, который должен действовать по указаниям особой конференции, и намечение членов рабочего правительства должно быть произведено исполкомом Рабочей партии». Это значит: пускай Макдональд сам себя контролирует. И это есть рабочий контроль! По-моему, это не только колебания, но это самый явный оппортунизм. После всего опыта, который имели английские рабочие, предлагать сейчас снова рабочее правительство под контролем исполкома Рабочей партии — это значит не уничтожать иллюзии рабочих масс в отношении их реформистских вождей, а наоборот, укреплять и поддерживать эти иллюзии. Тот же английский с'езд постановил дать лозунг о восстановлении Англо-русского комитета; в то время как этот этап, в свое время оправдавшийся, пройден, в то время как Коммунистическим Интернационалом выставлен лозунг единого фронта снизу, английские товарищи снова ставят одной из центральных задач восстановление единого фронта сверху, с вождями. Если это было верно раньше, то сейчас это очень опасный уклон, который отвлекает партийные кадры от работы в низах.
Возьмем французскую партию. Тут т. Бухарин тоже говорил относительно некоторых ошибок, но вот он не сказал о наиболее важном. Сейчас во французской партии происходит дискуссия по разным вопросам, и из них один из важнейших — вопрос об избирательной тактике. Это, собственно, не только вопрос о выборах, а вопрос об отношении коммунистической партии к мелкой и средней буржуазии. И вот, надо сказать, что в ЦК французской партии есть значительная и сильная группа (не большинство) из довольно известных руководителей французской партии, которая против точки зрения ЦК, которая настаивает на поддержке радикалов по всей линии во время выборов, которая хочет поддержать левый блок, которая пропитана парламентским кретинизмом. Мало того, и среди тех товарищей во французском ЦК, которые голосовали за открытое письмо по поводу выборов, есть такие, которые колеблются по этому вопросу. Исключение в вопросе о сделках с радикалами, которое допускается Коминтерном, они стремятся превратить в общую линию французской партии. Это особенно опасно во французской партии с ее традицией парламентского уклона.
Об австрийской партии т. Бухарин не упоминал, но она приобрела большое значение после июльского восстания. Как австрийская партия относилась к самому восстанию? Она даже не признавала одно время (не вся партия в целом, а значительная часть ЦК), не признавала, что это — восстание.
Может быть, еще пять минут добавите? (Голоса: «Добавить, только точно пять минут!») Австрийская партия была против лозунга Советов для венского восстания, который выдвинул Коминтерн. Даже после венского восстания ЦК австрийской партии выдвинул лозунг муниципализации полиции, т. е. передачи ее из рук центрального правительства в руки венской социал-демократии. Таким образом он выразил, снова доверие венской социал-демократии, поддерживая иллюзии насчет того, будто австрийская социал-демократия может еще оказаться защитницей рабочего класса против центрального правительства, против буржуазии.
Болгарская коммунистическая партия умудрилась на последних выборах коммунистическими голосами провести социал-демократов, болгарских с.-д., как известно, самых гнусных во всем II Интернационале, и создать там довольно большую меньшевистскую фракцию. При этом, насколько мне известно, она и до сих пор не признала своей ошибки, несмотря на критику Коминтерна.
Польская компартия сама единогласно признала на последнем съезде, что правая опасность продолжает в ней оставаться главной опасностью.
То же самое относительно Китайской коммунистической партии. Там ЦК частично очистился от оппортунистических элементов, но их еще много в партийном активе. Об этом скажут подробно товарищи, которые будут говорить о китайской революции.
Ссылаются обычно на Германию и говорят, что в Германии главная опасность ультра-левая. Конечно, там главная опасность — оппозиция, так же как и во всех странах, но в Германии в 1925 г. правые, побитые после поражения 1923 г., не смели и носа высунуть, а со времени последнего эссенского партейтага мы имеем оформленную правую группу, которая выдвигает не только лозунг рабочего контроля, но требует пересмотра нашего отношения к левой социал-демократии, считая, что мы не можем ее назвать главным врагом, считая, что мы должны ориентироваться на ее суб'ективно революционное настроение и пр., и т. п. По мере ликвидации ультра-левой опасности в германской партии эта правая группа будет переходить неизбежно в наступление против своего ЦК-
Каковы должны быть выводы? Главная опасность сейчас — оппозиция. Но правая опасность и в рядах наших сторонников, наших партий очень велика. Это не есть лишь случайное явление в одной стране, это имеется в целом ряде стран. Мы это должны констатировать и борьбу против правой опасности усилить.
Оппозиция лжет, когда она обвиняет Коминтерн в том, что он якобы не боролся против правого уклона. Все эти случаи правого уклона, которые я привел, Коминтерн конкретно в каждом данном случае критиковал, иногда очень резко критиковал, и пытался эти ошибки исправить. Речь идет не о том, что Коминтерн этой критики не проводил, но речь идет о том, что нам надо сейчас борьбу с правой опасностью усилить и вести международную борьбу против этой опасности не только от страны к стране, не только от случая к случаю, но в качестве международной линии.
Наконец, еще несколько слов. Так как т. Бухарин ничего здесь не сказал о КИМе, то я об этом должен сказать. У КИМа есть значительные достижения за последнее время в области антимилитаристской работы. Тов. Бухарин здесь хвалил англичан и французов за их работу в войсках. Я должен сказать, что эта работа в войсках наполовину, ежели не на три четверти, проводится членами КИМа. Значительные достижения есть у КИМа также в области борьбы с противниками из социалистических союзов молодежи, оппозиция в которых относительно гораздо больше и гораздо левее, чем в социалистических партиях. Это относится к Франции, Бельгии, Англии и Германии, где раскололись две крупные организации, берлинская и лейпцигская, и несколько человек пришло в комсомол. Вместе с тем у КИМа есть и значительные трудности, заключающиеся прежде всего в том, что часть организаций разгромлена, в них наблюдается уменьшение количества членов, в ряде стран есть застой в количественном росте членов союза молодежи, и лишь в небольшом количестве стран происходит медленный количественный рост.
В заключение лишь сообщу, что в КИМе оппозиция имеет еще меньшее значение и влияние, чем в рядах Коминтерна. Фактически у нас нигде, ни в одной секции сколько-нибудь значительной оппозиции нет. (Аплодисменты.)
