Т.И.Заславская
"СОВРЕМЕННОЕ РОССИЙСКОЕ ОБЩЕСТВО"

Глава 15. Генезис современных культурно-политических сил России

первые годы перестройки (1986-1989), закат перестройки (1990-1991), радикальные экономические реформы и постреформенная трансформация (1992-2003)

15.1. Первые годы перестройки (1986-1989)

Прежде чем перейти к детальному анализу современных культурно-политических сил России, важно проследить их генезис, т.е. посмотреть, какие силы действовали в СССР в период перестройки, а затем в России эпохи Ельцина. Каково было их соотношение, в каких институциональных сдвигах они были заинтересованы, как взаимодействовали друг с другом и как менялись на разных этапах?

Провозглашенная М.С. Горбачевым установка на демократическую перестройку советского общества, вызвав живой отклик граждан, обнажила довольно четкую структуру его культурно-политических сил (прежде всего элиты). Как отмечает О.В. Гаман-Голутвина, политическая элита, выступавшая главным субъектом горбачевских реформ, находилась в состоянии множественных внутренних расколов, обусловленных "служебным" принципом ее формирования, жесткостью политического режима, а также ее полиэтничностью. По мнению этого автора, "уровень внутриэлитного противостояния на рубеже 1980—1990-х гг. превысил критические значения. Симптомом этого служит то обстоятельство, что показатели противостояния внутри правящего слоя превысили показатели дихотомии "элита-массы"*.

* Гаман-Голутвина О.В. Политические элиты России. М.: Интеллект, 1998. С. 345.

Наиболее ясно в этот период проявили себя:

1. Ультраконсервативные прокоммунистические силы, представленные той частью номенклатуры и бюрократии, которая была ориентирована на статус-кво и настроена против любых реформ. В верхних эшелонах номенклатуры представители этой группы не только резко преобладали над реформаторами, но и занимали более высокие позиции. В начале перестройки они составляли уверенное большинство в ЦК КПСС и подавляющее большинство в Политбюро. К консервативной номенклатуре примыкали те хозяйственные руководители, которые сумели не без выгоды для себя приспособиться к условиям планового хозяйства и получать с него высокую личную ренту. Разумеется, "геронтологические вожди" знали о нарастании негативных тенденций, все более расшатывавших ту общественную систему, которая вознесла их на высоту. Но будучи опытными политиками, они лучше, чем инновационная часть элиты, понимали, что любая серьезная попытка отремонтировать эту систему может ее разрушить. Поэтому они боялись любых реформ. Разумеется, сюда примешивались и личные опасения потерять привилегированный статус. Коммунистические консерваторы стояли стеной против попыток придать системе "более человеческое лицо". Через несколько лет яркими представителями этой общности стали члены ГКЧП.

2. Номенклатурно-модернизаторские или умеренно реформаторские силы, возглавлявшиеся М.С. Горбачевым, были представлены преимущественно вторым и третьим эшелонами союзной номенклатуры. Их представители также занимали высокое положение в партийных, комсомольских, ведомственных и силовых структурах. Как правило, это были люди более молодого возраста с лучшим образованием и большим опытом общения с Западом. Многие из них были тесно связаны с теми или иными видами бизнеса — преимущественно в корпоративной, нередко полулегальной форме. Эта группа была заинтересована в развитии рыночных отношений, ослаблении партийно-государственного контроля экономической деятельности, преодолении экономической и политической изоляции Мировой социалистической системы, и в частности СССР, расширении социально-экономических прав и свобод граждан. Личный интерес ее представителей состоял в вытеснении ультраконсерваторов с первых позиций и резком повышении собственного статуса. Двойственность их интересов проявлялась в стремлении легализовать корпоративный (а по возможности и частный) бизнес и несколько демократизировать институт власти, не затрагивая основ советской системы, которая в целом их устраивала.

3. Националистические и национально-демократические силы в 1980-х годах в той или иной мере были представлены во всех советских республиках, включая Россию. Их ядро составляли национальные и региональные элиты, заинтересованные в усилении независимости от союзного Центра. Социальной опорой республиканских элит служила национальная интеллигенция, хотя они имели некоторую поддержку и среди массовых групп населения. В советское время представители этих сил боролись, прежде всего, за культурную автономию, восстановление равноправия национальных культур с навязываемой Центром русской культурой. Но в Прибалтике, Грузии и Молдавии довольно остро стоял вопрос о расширении самостоятельности республик и в решении экономических и социальных проблем.

4. Либерально-консервативные силы, представленные преимущественно собственниками частного капитала, были заинтересованы в ослаблении государственного контроля над экономикой. Эта группа объединяла, во-первых, коррумпированных хозяйственных руководителей, разными нелегальными путями наживших собственный капитал, во-вторых, "теневиков", экономическая деятельность которых (например, организация подпольных фирм и цехов, работавших на похищенном у государства сырье и т.п.) находилась в явном противоречии с законом. Неустойчивость положения в советской системе из-за невозможности открыто использовать накопленный капитал и пускать его в оборот обусловливала заинтересованность этих групп в легализации частной собственности, разрешении частного или хотя бы кооперативного предпринимательства.

5. Социал-демократические силы были представлены массовыми слоями интеллигенции и отчасти квалифицированных рабочих, преимущественно столиц и больших городов. На Съездах народных депутатов выразителем интересов этой части общества была Межрегиональная депутатская группа (МДГ) во главе с Б. Ельциным, А. Сахаровым, Ю. Афанасьевым и Г. Поповым. Большинство демократов составляла социально-гуманитарная и научно-техническая интеллигенция, извечно приверженная ценностям свободы и справедливости, страдавшая от ограниченности прав и свобод граждан СССР, сильнее других обеспокоенная стагнацией общества и растущим отставанием страны от Запада. Эта группа занимала наиболее последовательную и радикальную позицию по отношению к демократизации политической власти, выступая за создание правового государства, разделение и балансирование роли трех ветвей власти, а также федерализацию управления страной. По экономическим взглядам демократы были довольно близки к либералам: они поддерживали легализацию мелкого и среднего предпринимательства, но не подвергали сомнению приоритет государственной собственности и необходимость государственного контроля частного сектора.

Главным ресурсом трех первых общественно-политических сил было обладание политической властью и право управления государственной собственностью. Четвертая сила опиралась на капитал, в меру необходимости и возможности обмениваемый на властные решения. Пятая же — социал-демократическая — сила, не располагавшая ни властными, ни экономическими ресурсами, значительно превосходила всех остальных своей массовостью, легитимностью статуса, привлекательностью выдвигаемых целей, политической активностью и относительной сплоченностью. В первые годы перестройки ее представители выступали достаточно согласованно. Что касается преступного мира, то в 1980-х годах он еще не представлял самостоятельной силы, способной влиять на развитие общества*.

* Более конкретный анализ отношения разных общественных сил к перестройке представлен в статье Т.И. Заславской "О стратегии социального управления перестройкой" (см. текст статьи в разделе Gorby & ПЕРЕСТРОЙКА). Выделены и охарактеризованы такие группы граждан, как инициаторы перестройки, ее сторонники, союзники, квазисторонники, наблюдатели, нейтралы, консерваторы, реакционеры; обоснована гипотеза их представленности в разных социальных слоях и группах общества. Такой подход позволяет, с одной стороны, увидеть различия отношения к перестройке разных групп и слоев, а с другой — понять социальную структуру общностей, занимавших разные позиции по отношению к перестройке. См.: Иного не дано / Под ред. Ю.А. Афанасьева. М: Прогресс, 1989. С. 3—45. Перепечатано в: Заславская Т.И. Социетальная трансформация российского общества. Деятельностно-структурная концепция. М.: Дело, 2002. С. 401-444.

В конце 1980-х — начале 1990-х годов власть в основном оставалась в руках прежней, лишь слегка обновленной элиты*. В национальных республиках, как и в Центре, правили прежние партийные лидеры, роль которых на союзной арене заметно выросла. Выдвигавшиеся демократами проекты глубоких модернизационных реформ встречали весьма ограниченную поддержку новой номенклатуры и наталкивались на решительное сопротивление консерваторов. В результате возникшие в обществе надежды на существенное улучшение социально-политической ситуации не сбывались, что вызывало растущее недовольство практически всех общественных групп вялыми, на их взгляд, действиями власти.

* См., напр.: Ершова Н.С. Трансформация правящей элиты России в условиях социального перелома // Куда идет Россия?.. Альтернативы общественного развития / Под ред Т.И. Заславской, Л.А Арутюнян. М.: Интерпракс, 1994. С. 151 — 155.

Важными политическими итогами реформ 1986—1989 годов стали: демонополизация власти коммунистической партии, прекращение политических репрессий, предоставление независимости странам Восточной и Центральной Европы, заметное расширение свободы слова и гласности управления, практическое освоение начал демократии, открытие страны для контактов с Западом. Советские граждане получили свободу слова и вероисповедания, право выезда за границу, перестали бояться своего государства, освободились от вынужденного двоемыслия. Они научились более самостоятельно думать и действовать, начали открыто делиться своими взглядами. Непривычно свободными и открытыми стали пресса и телевидение. Это сыграло огромную роль в личностном становлении тех поколений, которые ныне являются наиболее активными акторами трансформационного процесса. Старшими поколениями россиян эти меры были восприняты как начало движения от посттоталитарного к правовому демократическому государству*.

* Подробнее о ходе, достижениях и провалах перестройки см.: Богомолов О. Т. Моя летопись переходного времени. М.: Экономика, 2000. С. 7—103; Конференция "Перестройка — наше прошлое или будущее?". М: Горбачев-фонд. 2001 и др.

В экономике перемены были менее заметны. Прохождение и реализация законов о государственном предприятии, о кооперации, аренде и др. тормозились как законодательной, так и исполнительной властью. Принимаемые после долгой борьбы законы существенно расходились с исходными либерально-демократическими проектами, носили половинчатый характер и не решали стоявших проблем. Тем не менее некоторые сдвиги были и здесь. Так, начался процесс развития кооперативов и легализации теневых капиталов, который привел к интенсивному накоплению нового частного капитала. Широкий отклик получил закон об аренде небольших предприятий торговли и сферы обслуживания, заметно расширились экономические права и хозяйственная самостоятельность руководителей государственных предприятий.

15.2. Закат перестройки (1990—1991)

Под влиянием осуществленных реформ к 1990 году социальные силы страны трансформировались и частично перегруппировались.

Во-первых, реакционное руководство КПСС не смогло устоять под двойным напором реформаторского крыла номенклатуры и движений демократического протеста. Наиболее одиозные представители старой номенклатуры были вытеснены с первых позиций, хотя сохранили существенное влияние в силовых, партийных и бюрократических структурах. Реформаторская же часть номенклатуры при поддержке демократически настроенных масс овладела рычагами власти и утвердила свои ведущие позиции в обществе.

Однако отношения новой номенклатуры с демократической интеллигенцией с самого начала складывались с большим трудом. Эти группы были разделены слишком большой социальной дистанцией, имели разные интересы и ценности. К тому же их разделял мощный кордон бюрократии, прямо заинтересованной в разрушении этого ненадежного союза. Вот что пишет по этому поводу Ю.А. Левада: «В борьбе с имперской державностью союзного "центра" российский авторитаризм вынужден был допустить и использовать демократические лозунги. И точно так же демократически и реформистки ориентированные силы страны вынуждены были искать опоры и прикрытия в этом новом авторитаризме; только в таких условиях оказался возможным развал советского тоталитаризма и реальная трансформация экономики и общества — при всей ее ограниченности и болезненности. Можно, вероятно, считать печальной, трагической неизбежностью этот блок, в значительной мере превращающий мечтательную, эмоциональную по происхождению российскую демократию в заложника авторитаризма и его политики. Но в то же время он ставит власть в определенную зависимость от вынужденной поддержки со стороны демократических реформаторов и создает некоторое пространство изменений в обществе. За этот компромисс прагматической демократии приходится платить бесчисленными внутренними расколами и утратой поддержки как массовой, так и элитарной»*.

* Левада Ю.А. Структура российского электорального пространства // Экономические и социальные перемены в России. Мониторинг общественного мнения. М.: ВЦИОМ, Интерцентр, АНХ, 1996. № 3. С. 7—11; Он же. От мнений к пониманию. М.: МШПИ, 2001. С. 89—90.

Во-вторых, меры по либерализации экономики, несмотря на их ограниченность и противоречивость, привели к возникновению (точнее, к полной или частичной легализации, расширению и усилению) группы собственников крупного капитала, большую часть которой составили представители новой номенклатуры и члены их семей. Значительно расширился круг лиц, занятых мелкой и средней предпринимательской деятельностью. Многим бывшим деятелям теневой экономики удалось получить формальный статус. Заметно интенсифицировался процесс накопления частного, кооперативного и корпоративного капитала. Впервые после 1917 года в стране начала формироваться экономическая элита, социальный статус которой базировался не на власти, а на собственности.

В-третьих, укрепились и стали более радикальными национальные движения, которые потребовали уже не только культурной и экономической самостоятельности, но и политической независимости союзных республик, вплоть до выхода из СССР*. На этой почве разгорелась ожесточенная борьба между Союзным центром и национальными движениями ("фронтами"), возникшими в ряде республик. В 1990 году в Грузии, Латвии и Литве демонстрации за национальную независимость были подавлены (точнее, физически раздавлены) танками, что еще сильнее раздуло пожар. Горбачев пытался затушить его путем заключения договоров о разделении власти и полномочий между республиками и Центром, но процесс этот шел очень тяжело.

* В общеполитическом плане в Молдове, Грузии, Армении, Прибалтике эти движения примыкали к демократическим силам, а в республиках Средней Азии и в России носили скорее консервативный характер. Российские патриоты стояли за сохранение и укрепление Советской империи как великой державы — сердца "мировой социалистической системы". В этом плане они смыкались с консервативной номенклатурой.

В этих условиях теоретически возможной была реализация следующих сценариев:

а) радикальный прорыв социал-демократических и либеральных сил (возможно, в революционной форме) при вынужденной поддержке новой номенклатуры. В случае успеха это могло означать кардинальное обновление правящего слоя общества, последовательную демократизацию институтов власти и разумную либерализацию экономики*. Органично вписывалось в данный сценарий расширение культурной автономии и хозяйственной самостоятельности республик при сохранении политической целостности страны (по-видимому, за исключением Прибалтики и Молдовы). Движение по этому пути, возможно, предотвратило бы полный распад Союза и со временем подготовило бы условия для перехода страны на путь постиндустриального развития;

* Венгерским и польским реформаторам удалось успешно осуществить примерно такой сценарий. В основном он был реализован и в Чехословакии, хотя демократизация власти привела к разделению страны на Чехию и Словакию. См.: Социальная составляющая системных преобразований // Центрально-Восточная Европа во второй половине XX в. Т. 3. Трансформация 90-х годов. Ч. 1. Разд. третий / Отв. ред. С.П. Глинкина. М.: Наука, 2002. С. 249—298.

б) использование новой номенклатурой массового демократического движения для овладения властью с последующим отказом от радикальной демократизации общества. В этом случае следовало ожидать реализации умеренно либеральных реформ в интересах политической элиты и новой буржуазии без существенной демократизации общественных отношений. В сфере национальных отношений естественным продолжением такой политики было бы расширение экономической самостоятельности республик при сохранении их политической зависимости от Центра. Радикальные национальные движения были бы подавлены;

в) победа ультраконсервативных сил, приостановка реформ, грозящих развалом еле державшейся на плаву системы, сохранение статус-кво ценой силового подавления движений социального и национального протеста. Такое развитие событий было вполне возможно и даже начало реализовываться в 1990 году. Однако оно не могло устранить причин, вызвавших реформаторские движения, и привело лишь к дальнейшему усилению развала, а затем — к новому взрыву социальных и национальных противоречий. Новой номенклатуре этот сценарий угрожал бы концом карьеры, демократическим силам — возможно, репрессиями, а обуржуазившимся директорам — потерей надежд на легализацию частной собственности. Поэтому все названные силы были готовы решительно бороться против такого варианта.

Что касается распада Советского Союза на 15 независимых государств, то подавляющее большинство экспертов и рядовых россиян считали его нереальным и фактически не принимали всерьез.

Обозначенные выше культурно-политические силы, будучи заинтересованы в первую очередь в реализации "собственных" сценариев развития, далеко не одинаково относились к другим вариантам. В случае невозможности реализовать наиболее привлекательный для них сценарий они были готовы принять другие, наиболее близкие к их интересам, в то время как некоторые другие варианты представлялись им неприемлемыми (табл. 15.1).

 

Лидеры массовых демократических движений оценивали вероятность реализации трех последних сценариев как примерно равную. Это стимулировало их активность в борьбе за радикальную демократизацию и либерализацию общества, обеспечивая Горбачеву определенную общественную поддержку. Однако в обществе, едва начинавшем освобождаться от тоталитаризма, демократические силы были идейно слабы и организационно разобщены. Как отмечает Ю.А. Левада, кажущаяся легкость и успешность первых шагов перестройки объяснялась не силой проводников перемен, а слабостью их противников, точнее — глубоким разложением партийно-советского режима. «Вынужденной (и, как выяснилось позже, поверхностной, номинальной) демократии противостоял вырожденный режим (включая идеологию, аппарат, влияние и пр). Поражение произошло до появления на сцене "победителей". В дальнейшем за это пришлось долго и тяжело расплачиваться»*.

* Левада Ю.А. От мнений к пониманию. Социологические очерки. 1993—2000. М: Московская школа политических исследований, 2000. С. 167.

Кровавые события в Сумгаите, Тбилиси, Баку, Вильнюсе и Риге, не получившие должного отпора со стороны новой власти, окончательно подорвали доверие к ней демократов. Горбачев оказался перед необходимостью четко определить свою позицию по отношению к непримиримым культурно-политическим силам. Однако он предпочел балансировать между ними, в результате чего потерял поддержку тех и других и оказался в политической изоляции. В конечном счете, именно это позволило республиканским лидерам выйти на авансцену и создало предпосылки для распада СССР.

Ю.А. Левада так характеризует общий итог этого периода: «Перестройка в принципе завершила советский период нашей истории, но не создала ни социальных, ни человеческих предпосылок для управляемых и постепенных перемен. Когда все же "процесс пошел", он приобрел характерные для всех переломных ситуаций отечественной истории черты обвала — лавины, похоронившей благие намерения и самих субъектов скоротечной перестройки»*.

* Левада Ю.А. От мнений к пониманию. Социологические очерки. 1993-2000. С. 137.

15.3. Радикальные экономические реформы и постреформенная трансформация (1992-2003)

Августовский путч 1991 года вылился в открытую схватку наиболее консервативного крыла номенклатуры с еще не размежевавшимися реформаторскими силами, которые одержали безусловную победу. Опираясь на массовые демократические и национальные движения, к власти в стране пришли реформаторы, разделявшиеся на два крыла — номенклатурное и собственно демократическое. Теперь дальнейшее развитие России зависело от соотношения этих сил, их способности и возможности реализовать свои интересы. Вначале стал развертываться радикально-демократический сценарий: реформаторы окончательно отстранили от власти КПСС, а место КГБ заняла Федеральная служба безопасности с гораздо более ограниченными функциями. Внутренняя тайная полиция, терроризировавшая советское общество, была ликвидирована. В октябре 1991 года Ельцин объявил о начале радикальных экономических реформ. Обсуждались новый закон о собственности, меры по развитию мелкого и среднего бизнеса, пути перехода к конкурентной рыночной экономике.

Но в дальнейшее развитие событий вмешались национальные элиты, роль которых в результате путча резко усилилась. Стремясь полностью выйти из-под власти Центра и повысить собственный статус, политические лидеры России, Украины и Белоруссии без какого-либо совета с органами представительной власти, не говоря уже о проведении Всесоюзного референдума, инициировали разделение Советского Союза на 15 независимых государств. Это решение не было подготовлено ни в экономическом, ни в политическом, ни в военном отношении. Гигантская общественно-государственная система в итоге распалась на 15 осколков, ни один из которых не был самодостаточным, т.е. не имел возможности самостоятельно обеспечить свое существование. Различие правовых систем и внешнеполитических ориентации, несогласованность действий новых государств, прозрачность и необустроенность их границ создали условия для бурного роста экономической и уголовной преступности, различных коммерческих и финансовых афер, массового вывоза национальных богатств за рубеж.

Международный статус республиканских элит заметно повысился, поскольку они стали представлять самостоятельные государства. Но бывшим советским гражданам пришлось оплатить это высокой ценой. В частности, территория России сжалась до границ РСФСР, носивших случайный, исторически не обоснованный характер. В результате примерно четверть граждан, считавших себя русскими, а русский язык — родным, неожиданно оказались в "чужих" государствах в положении нежелательных конкурентов местного населения, а в ряде республик — даже "оккупантов". Перед новыми независимыми странами встала задача формирования базовых институтов, учитывающих их национальную, историческую и культурную специфику. А так как соотношение культурно-политических сил в каждой стране имело свои особенности, пути бывших союзных республик стали расходиться.

После августовского путча 1991 года во главе России оказался союз трех общественно-политических сил: реформаторского крыла номенклатуры, консервативных либералов, представлявших интересы частного капитала, и социал-демократов, ориентированных на интересы массовых слоев общества*. Естественно, что союз этот оказался непрочным. В результате его распада Россия вновь оказалась перед выбором между радикально-демократическим и консервативно-либеральным путями развития. Результаты этого выбора зависели от того, какие силы окажутся более мощными и станут определять содержание реформ.

* Заметим, что речь в данном случае идет не о том, как называли себя эти силы, а о том, чьи интересы и как они представляли, к каким идеологиям фактически тяготели.

Первыми сдали свои позиции демократические силы, не готовые к организованной борьбе за власть и ее последовательную демократизацию. Они не имели ни продуманной программы политических и экономических реформ (быть может, за исключением "Яблока"), ни конкретного плана воплощения своих замыслов в жизнь, ни требуемой организационной структуры, на которую могли бы опираться, ни опыта политической деятельности и знания политических технологий. В итоге часть демократической интеллигенции добровольно ушла из политики, другая часть была вытеснена из нее силой, а третья пополнила ряды новой номенклатуры (которая стала называться "элитой") и, в основном приняв ее нормы и ценности, изменила культурно-политическую идентификацию.

Новая правящая элита, сгруппировавшаяся вокруг Ельцина в годы последовавших реформ, объединяла две существенно разные группы. Первая имела номенклатурное происхождение и, с точки зрения личных целей и ценностей, мало отличалась от прежних властителей. Ее представители стремились прежде всего укрепить свой личный статус путем надежного овладения властью и присвоения возможно большей части государственной собственности. Общественные проблемы волновали этих людей лишь в меру влияния на их личный статус. Другую группу составляли владельцы крупного капитала, включая представителей бывшего директорского корпуса, крупных "теневиков" и криминальных "авторитетов", сумевших легализовать свои капиталы и выступавших в качестве "порядочных буржуа".

Стержнем экономических реформ, проведенных правительством Гайдара, была приватизация, позволившая российской элите практически бесплатно присвоить основную и наиболее перспективную часть государственной собственности. В результате в стране возникла и утвердилась частная собственность, а системы централизованного планирования и материально-технического снабжения были заменены рыночными механизмами. Экономика приобрела открытый характер, потребительский рынок наполнился товарами, в магазинах исчезли очереди, возникла и получила развитие мелкая частная торговля. Люди получили возможность приватизировать свои квартиры и покупать жилье в частную собственность, право совмещать несколько работ, не спрашивая на то разрешения начальства. Исчезла всеобщая обязанность трудиться в общественном производстве и пр. Россияне достаточно высоко оценили эти изменения, надеясь на дальнейшее улучшение жизни.

Однако могущественные властные кланы, вступившие в 1992—1993 годах в схватку за овладение государственной собственностью, потеряли интерес к дальнейшим реформам. Начавшаяся либерализация экономики была спущена на тормозах, развитие мелкого и среднего бизнеса замерло на одной отметке, прекратились заметные шаги в сторону дальнейшей демократизации политической сферы. В результате нелегитимной приватизации громадных богатств с последовавшим за ней силовым переделом собственности и власти во главе России оказался паразитический слой криминально-бюрократической олигархии, не менее отчужденной от общества, чем коммунистическая номенклатура.

Как отмечает М.А. Шабанова, большинство россиян хотя и получили некоторые новые права и свободы, но одновременно утратили прежние социальные гарантии, включая основополагающие права на своевременную оплату труда (это отметили 68% горожан и 66% селян), гарантируемый государством достойный доход (67 и 45%), покупку товаров по устанавливаемым государством стабильным ценам (59 и 63%), бесплатное пользование медицинской помощью и бесплатное образование (соответственно 55 и 50% горожан и селян) и др.* Несмотря на то что реформы рассматривались их авторами как либеральные, значительная часть населения восприняла их итог не как расширение, а как сужение своей личной свободы. "В сельской местности и малых городах, — пишет М.А. Шабанова, — эта часть особо велика и устойчиво достигает 68—73%. Даже в крупнейшем городе российской провинции — Новосибирске в настоящее время она достигает почти половины (47% против 18% повысивших уровень своей свободы)"**.

* Шабанова М.А. Социология свободы: Трансформирующееся общество. М.: МОНФ, 2000. С. 182, 183, 186.
** Шабанова М.А. Индивидуальная и социетальная свободы в реформируемой России // Куда идет Россия?.. Власть, общество, личность. М.: МВШСЭН. 2000. С. 400.

Новые базовые институты России носят, по мнению многих ученых, квазидемократический, квазилиберальный и квазиконституционный характер. Это значит, что названные качества присущи российскому обществу только внешне, в то время как в его социальной реальности преобладает политическое манипулирование обществом, а также правовое, экономическое и физическое насилие, попирающее гражданские права и свободы человека. Таким образом, социальные итоги реформ оказались во многом противоположными декларировавшимся и поддерживаемым обществом целям, что ставит под вопрос их легитимность.

Не лучше и социально-экономические итоги, о которых подробно говорилось выше. Вместо того чтобы пробудить социально заторможенное посттоталитарное общество к активной созидательной деятельности, реформы снизили его социально-инновационный потенциал. Возникло массовое разочарование в демократии, упало доверие к институтам власти, большая часть общества стала рассматривать проведенные реформы как чуждые и враждебные своим интересам. Былая готовность значительной части граждан конструктивно участвовать в реформировании советской системы сменилась ностальгией по старым порядкам. Отсутствие понятной народу долгосрочной стратегии власти затянуло и углубило аномию, обострило кризис идентификаций и ценностей*. Усилилась криминализация общественного сознания и массового поведения, заметно сильно снизились нормы морали**.

* Анализу институциональных и социальных итогов реформ 1990-х голов посвящена многочисленная литература. См., напр., выпуски сборника трудов симпозиума "Куда идет Россия?.." за 1999—2003 гг.; Гордон Л.А., Клопов Э.В. Потери и обретения в России девяностых. М.: Эдиториал УРСС. Т. 1. 2000. Т. 2. 2001 и др. работы.
** Головаха Е. Феномен "аморального большинства" в постсоветском обществе: Трансформация массовых представлений о нормах социального поведения в Украине // Экономические и социальные перемены в России. Мониторинг общественного мнения. М.: ВЦИОМ, 2002. № 6. С. 20—22.

В расстановке культурно-политических сил России в 1990-х годах произошли следующие главные сдвиги:

1. Представители либеральной номенклатуры обзавелись крупной частной собственностью и составили костяк нового правящего класса. Монолитное единство советской административно-политической бюрократии сменилось плюралистическим распределением власти. Резко повысилась роль экономических, национальных и региональных элит. Однако дифференциация элитных групп приняла не либерально-демократическую, а полуфеодальную клановую форму*. В результате многие элементы государственной машины были приватизированы олигархическими кланами, как правило, базирующимися на естественных монополиях и гигантских промышленно-финансовых корпорациях. Занятые междоусобной борьбой за власть и дальнейшим перераспределением собственности, представители этих сил не слишком озабочены судьбами общества, во главе которого оказались.

* Данный факт признается и западными исследователями России. Подробнее см.: Лукин А.В. Демократизация или кланизация? Эволюция взглядов западных исследователей на перемены в России // ПОЛИС. 2000. № 3. С. 61—79.

2. Консервативно-реакционное крыло новой элиты в публичной политике в основном отошло на второстепенные роли. Но в аппарате власти его позиции остались достаточно прочными. Органически войдя в состав правящей бюрократии, пусть и не на первых ролях, оно приобрело едва ли не большую силу, чем прежде. Дело в том, что средние и высшие чиновники, нагревшие руки на приватизации государственной собственности, приобрели немалые состояния. Кроме того, они обложили общество высокой коррупционной данью, по масштабам которой Россия заняла одно из первых мест в мире. Произошло сращивание государственных структур не только с частным бизнесом, но и с криминальными силами. В результате еще более укрепился статус российской бюрократии как привилегированного социального сословия, не заинтересованного в либерально-демократических реформах.

3. Как отмечалось, в 1990-х годах возник ряд новых социальных групп, занимающих серединное положение между верхами и низами общественной иерархии. Это специалисты деловых профессий, профессионалы разного профиля, мелкие и средние предприниматели, лица, занятые индивидуальной трудовой деятельностью, менеджеры, специалисты финансовой и коммерческой сфер, наемный персонал частных предприятий. Эти группы в принципе могут рассматриваться в качестве социальной базы либерально-демократических реформ, которые претворяются в жизнь, в первую очередь, их силами.

4. Общественные движения, боровшиеся в конце 1980-х годов за национальную свободу и независимость, в большинстве новых независимых стран, включая Россию, превратились в консервативные национал-патриотические силы. В многонациональной и поликонфессиональной России националисты выдвигают лозунг "Россия — для русских", требуют официального признания примата православия по отношению к другим религиям, демонстрируют враждебно-пренебрежительное отношение к национальным меньшинствам, громят еврейские кладбища, идеологически и практически смыкаясь с фашистами. В России эти силы пока являются маргинальными. Но по сравнению с концом 1980-х годов их роль в общественной жизни скорее возросла, чем уменьшилась.

5. "Мечтательная и эмоциональная демократия, сыгравшая свою роль в морально-политическом возбуждении общества конца 80-х, — по мнению Ю.А. Левады, — понесла тяжелые поражения в 1993—1996 годах. Демократические настроения и устремления не сложились в организованную политическую силу, не смогли заставить власть считаться с собой... Период самоопределения и организации демократических сил отодвинут в не вполне определенное будущее"*. Действительно, в последние годы значительная часть демократов отошла от политики. Их реформаторский потенциал, не будучи востребован обществом, со временем снизился. Сейчас представители этой общности примыкают либо к правым партиям, либо к социал-демократам и правому крылу коммунистов. По сравнению с концом 1980-х годов их общественная роль резко уменьшилась.

* Левада Ю.А. От мнений к пониманию. Социологические очерки. 1993—2000. С. 109—110.

6. Напротив, бывшие "теневики " и полукриминальные элементы, пользуясь длительным нахождением страны в состоянии правового беспредела, значительно расширили ряды и колоссально умножили свои экономические и силовые ресурсы. Приобретя гораздо большую "крутизну", чем прежде, они превратились в одну из наиболее мощных сил современной России*.

* В 1993 году МВД выявило в стране около 3000 организованных преступных группировок. Через год на специальном совещании в ООН по вопросам международной преступности была названа цифра 5700, эти группы якобы насчитывали 3 миллиона членов. Но пугал не столько быстрый рост российских преступных групп, сколько масштабы захвата российской экономики". Хлебников П. Крестный отец Кремля Борис Березовский, или История разграбления России. М.: Детектив-Пресс, 2001. С. 33.

По данным ФСБ, под контролем криминальных структур находятся десятки тысяч хозяйствующих объектов и субъектов, в том числе государственные предприятия, акционерные общества, банки. Организованная преступность контролирует до 40% производства валового национального продукта страны, а по некоторым данным — и того больше. Кива А.В. Криминальная революция: вымысел или реальность? // Общественные науки и современность. 1999. № 3. С. 27.

Именно в результате этих процессов в России сложились те наиболее заметные культурно-политические силы, которые заинтересованы в разных вариантах дальнейшего развития России.

Это силы:

• олигархические,

• государственнические,

• коммуно-патриотические,

• либерально-демократические и

• социал-демократические.

Наряду с ними существуют и оказывают заметное влияние на транформационный процесс квазиполитические криминальные силы*.

* Сходную, но не совпадающую с нашей "горизонтальную" структуру российского общества описывает В.Э. Шляпентох. Он выделяет четыре "среза", "слоя" или "уклада" России, имеющих собственную политическую и экономическую базу и могущих более-менее эффективно применять принуждение для реализации выгодных им решений. Эти слои или уклады он называет олигархическим, авторитарным, либеральным и криминогенным. Концепция социально-трансформационной структуры России, излагаемая в этой книге, представляет дальнейшее развитие этой мысли. См.: Шляпентох В.Э. Многослойное общество: "Антисистемный" взгляд на современную Россию// Социологический журнал. 1997. № 4. С. 5—21.

---

Рекомендуемая литература

1. Богомолов О. Т. Моя летопись переходного времени. М.: Экономика, 2000.

2. Водолазов Г.Г. Дано иное: От номенклатурного социализма к номенклатурной демократии. М.: Эпицентр — Харьков: Фолио. 1996.

3. Гайдар Е.Т. Дни поражений и побед. М.: Вагриус, 1996.

4. Десять лет системной трансформации в странах ЦВЕ и в России: Итоги и уроки. М.: ИМЭПИ РАН, 1999.

5. Заславская Т.И. Стратегия социального управления перестройкой // Заславская Т.Н. Социетальная трансформация российского общества. Деятельностно-структурная концепция. М.: Дело, 2002. С. 401-444.

6. Левада Ю.А. 1989—1998: Десятилетие вынужденных поворотов // Куда идет Россия?.. Кризис институциональных систем: Век, десятилетие, год. М.: МВШСЭН, 1999. С. 113-127.

7. Перестройка — наше прошлое или будущее? Труды конференции. М.: Горбачев-фонд, 2001.

8. Черемисина Т.П. Формирование рыночных институтов в советской легальной экономике // Экономические субъекты постсоветской России (институциональный анализ) / Под ред. P.M. Нуреева. М.: МОНФ, 2001. С. 313—341.

9. Шабанова М.А. Индивидуальная и социетальная свободы в реформируемой России // Куда идет Россия?.. Власть, общество, личность. М.: МВШСЭН, 2000. С. 399-410.

10. Шляпентох В.Э. Многослойное общество: "Антисистемный" взгляд на современную Россию //Социологический журнал. 1997. № 4. С. 5-21.

11. Reddaway P., Glinski D. Market Bolshevism: A Historical Interpretation // Reddway Peter, Glinski Dmitri. The Tragedy of Russia 's Reforms: Market Bolshevism against Democracy. Washigton , D.C. : United States Institute of Peace Press, 2001. P. 623—643.

далее
Глава 16. КУЛЬТУРНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ СИЛЫ СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ